Октябрь 1993-го: первая кровь
Автор: Павел Лыткин.
Фото: Таболин В.И. (1993.sovnarkom.ru).
Первый материал цикла: Октябрь 1993-го: как все начиналось.
Второй материал цикла: Дом Советов – день первый.
С вечера 21 сентября на площади перед Домом Советов продолжался митинг, строились баррикады. Стихийно складывались отряды ополчения, естественно, невооружённые, но постепенно приобретавшие черты организованности. Митинг то разрастался до тридцати тысяч человек, то затухал, но совсем не прекращался. Всевозможные ораторы говорили, говорили, говорили… Но нам, втянувшимся в процесс глубоко, очень скоро стало понятно, что разговорами и выступлениями дела не решить. Надо было делать что-то помимо разговоров, крестных ходов вокруг здания и прочих ритуальных телодвижений. Увы, наши тогдашние вожди, вождики и вождята оказались «не по этой части», и настроение тех людей, что составляли ядро протестующих, покатилось вниз.
Фактически, в первые дни противостояние свелось к постоянному митингу на площади Свободной России, заседаниям в Доме Советов и в Краснопресненском райсовете, который был рядом. Обычная жизнь мегаполиса продолжалась. Никто из людей, назначенных членами правительства, даже не пытался исполнять свои обязанности по-настоящему. А в первые двое суток это можно было делать. Ельциноиды сверху до низу пребывали в глубочайшем ауте. В том числе и силовые структуры. Оцепление появилось только 24 числа, причём пока ещё немногочисленное. Даже пунктирно они долго ещё не могли замкнуть кольцо вокруг Дома Советов – их было слишком мало.
Большое число протестующих стало для Ельцина и его подельников неожиданностью, к которой они были совершенно не готовы. По большому счёту Борис Николаевич и его прихлебатели в августе 1991 года сами ничего не организовывали – за них работали государственные структуры, руководители, которых переметнулись на сторону Ельцина. Никому не известные рабочие привезли несколько сот тонн арматуры, из которой были сделаны баррикады. Такие же неизвестные широкой публике водители привели на основные пути подъезда к Дому Советов самосвалы и троллейбусы и поставили их там, сняв колёса, обычные работники выполняли приказы начальства привозить в Белый Дом продукты, дизель-генераторы, море водки. А Ельцин и Ко только делали ручкой публике. Появление реальных противников поставило их перед необходимостью самим, без посторонней помощи, практически приводить в исполнение Указ № 1400. А они сами в своей жизни мало что делали... Растерялись и сотрудники МВД, ФСК и военнослужащие Армии. Военный человек остро чувствует слабину начальника. Глаза бегают, не знает что приказать, растерян – значит боится.
Никакой он уже не командир. Около полутора суток ельцинский режим не знал, что делать и пребывал в растерянности. Если бы Верховный Совет быстро воспользовался такой ситуацией... Если бы в течении 22-23 сентября в воинские части, отделения милиции, РОВД были отправлены уполномоченные комиссары Верховного Совета в сопровождении небольших отрядов организованных ополченцев… В тот момент в большинстве подразделений командование было готово «отдаться» первому подвернувшемуся начальству, какое придёт. Первыми пришли от Ельцина. А Хасбулатов с Руцким ораторствовали на митинге перед Домом Советов.
Еще примерно двое суток силовики решали, чью сторону принимать. За это время ельциноиды оправились от первого стресса и начали активно, хотя и бестолково, действовать, нажимая на все кнопки и педали бюрократической машины. Никак не удавалось набрать потребное количество карателей. Фактически формирования МВД в Москве распались. Одни сотрудники манкировали приказы начальства действовать против сторонников Верховного Совета, другие соглашались, как потом оказалось не бесплатно. Однако ни одной части МВД в полном составе в подавлении протестов не участвовало. Избивали и убивали протестующих на улицах центра Москвы, и не только их, собранные за деньги группы из сотрудников МВД и уголовников, в том числе отбывавших сроки заключения. Нас подавляли банды вурдалаков — так тогда на своём сленге называли милиционеры предателей из своего ведомства, работавших на бандитов.
А «вожди» Верховного Совета продолжали болтовню и думали, что за них кто-то всё сделает. Они не желали даже заморачиваться проблемами ополченцев, которые прикрыли их от Ельцина и его банды. Всё дни противостояния, кроме 3-4 октября стояла холодная промозглая погода, почти беспрерывно шёл дождь. Для того чтобы присесть и дать немного отдохнуть ногам нужно было найти сухую дощечку и подложить её под себя, чтобы не садиться на мокрый холодный булыжник или траву. Но найти что-либо деревянное было невозможно уже на вторую ночь. Всё что, нашлось, последовало в костры, возле которых пытались греться измученные, голодные, промокшие люди.
Надо было по очереди направлять ополченцев спать и греться в само здание Верховного Совета. Там было немного теплей и главное сухо. Но до тех пор, пока кольцо окружения не замкнулось окончательно, ни одному из «главных командиров» такая мысль в голову не пришла. Так же, как и необходимость кормить людей из организованных отрядов. Многие пришли к Дому, бросив работу, с которой тогда беспощадно выкидывали. Не только вопросы организации и структуризации отрядов ополчения, но такие естественные вещи, как обеспечение продовольствием и водой, отхожими местами тогдашних вождей от Хасбулатова с Руцким до «командира» 1-го мотострелкового полка по защите Верховного Совета не волновали. А ведь даже самые наивные ополченцы на вторые сутки поняли – пикником дело не обойдётся.
Вот на таком удручающем фоне мы мёрзли и мокли на баррикадах и уныло смотрели на бесконечный митинг у двадцатого подъезда. Почему мы не разбрелись? Мы пришли спасать Родину и Советскую власть, а не Руцкого и Хасбулатова. Один из ополченцев, по профессии инженер-строитель построил на Горбатом мосту дот из булыжника. Пулемётов в нём, понятно не было, но бойницы для них имелись. Дот на наше начальство и на противников впечатление произвёл. Несмотря на трудности, росли баррикады. Хотя нам тогда стройматериалов централизованно никто не подвозил. Были пусть и не идеальная, но дисциплина. Без них ополчение двенадцать суток под силовым давлением не просуществовало бы.
А вот у нашего противника что-то начало получаться. Во второй половине дня 24 сентября вокруг Дома Советов появилось оцепление из людей в милицейской форме. Они ещё не решались бить протестующих, но проход на баррикады затрудняли. Появились 10 бронетранспортёров и «жёлтый Геббельс» - звуковая машина ЗС-88 на базе БТР-80, покрашенная в жёлтый цвет. В тот день стычек почти не было, но уже на следующий, узурпаторы попытались перекрыть подступы к Верховному Совету полностью. В дело были пущены внутренние войска и ОМОН. Выйдя из метро «Баррикадная», я увидел, что прохода к Дому нет. Он перекрыт войсками. Сторонников парламента, скопившихся на улице 1905 года, ОМОН смог рассечь и выдавить с проезжей части. Однако разогнать десятки тысяч людей только дубинками было невозможно.
Командование МВД ввело в дело подразделения дивизии имени Дзержинского, но тут ельцинских генералов ждал ещё один неприятный сюрприз. Напротив «Баррикадной» у высотки стала колонна грузовиков с батальоном внутренних войск. Он должен был подпереть ОМОН и помочь ему рассеять толпу. Реакция у тысяч протестующих была очень бурная. Люди поняли, что конфликт без крови не разрешится, и они присутствуют при начале гражданской войны. Поднялся многотысячный стон. Люди были в отчаянии. Несколько тысяч женщин с горестным плачем бросились через дорогу к машинам и в одно мгновенье окружили их. В кузовах сидели солдаты-срочники. Женщины с рыданиями причитали – «Мальчики, не надо! Не убивайте их! Не надо!!!» Никогда такого не видел… Впечатление это зрелище отчаяния производило куда большее, чем агрессивная озлобленная толпа, как, например, на Болотной площади. Тем более на молодых парней. Они психологически «потекли». Ещё немного и они бы начали брататься с демонстрантами и оказались не вместе с ОМОНом против демонстрантов, а наоборот. Первыми это поняли офицеры. Именно так армия переходит и на сторону протестующего народа. Они в ужасе метались между грузовиками, перепугано кричали солдатам – «Сидеть! Сидеть!!!» и одновременно женщинам – «Всё! Всё!!! Щас уедем!!! Сейчас же!!!»
Окажись на «Баррикадной» хоть один из известных тогда оппозиционеров, он бы мог призвать протестующих не выпускать машины, ложиться под колёса, призывать солдат брататься… Тогда большой крови можно было бы избежать. Таких острых моментов за эти двенадцать дней было не так мало, как кажется.
В тот день первых массовых столкновений маятник раскачивался в разные стороны очень быстро. Только что – полчаса назад оппозицию избили и вытеснили, но потом карателям без схватки пришлось даже не отступать — бежать. Гражданское противостояние сильно отличается от обычной войны.
Сил у карателей нас заломать оказалось недостаточно, но подходы к баррикадам они перекрывали. Я пробирался на Горбатый мост, к своим, тёмными дворами, через дыры в заборах. По дороге прихватил толстую доску длиной метра два – такой на всю ночь могло хватить, но через сто метров темнота преподнесла другой, уже неприятный сюрприз. Какой-то тип в форме старшего лейтенанта милиции злорадно сказал:
– Стой! Ты куда идёшь?
- Домой.
- А доску куда?
- Да ерунда! Дома доем…
- Бросай.
Спорить с ним не стал. Бросил. Хорошая была доска… К баррикадам всё же вышел кружным путём. Через дыры в заборах и промокшие кусты пришлось пробираться чуть ли не до набережной Москвы-реки, но щели в этом оцеплении всё же ещё были. На баррикаду пришёл налегке. Скучать больше не пришлось. Против нас стояло милицейское оцепление, за ним в темноте виднелись бронетранспортёры. Теперь было не скучно, а страшно и ещё более тоскливо. К тому времени спонтанно образовавшиеся отряды кое-как сформировали в «полк по охране Верховного Совета». И, для полноты картины и большей фантасмагории, присовокупили к нему определение – мотострелковый. Хотя из моторизованных средств у нас были только ноги…
Из стрелкового вооружения были в основном резинки от трусов и камни. До сих пор ельциноиды и геббельсята со всех телеканалов, газет и информпорталов твердят про «две тысячи автоматов у боевиков» Верховного Совета. Там, в самом Доме было несколько вооружённых групп. У них на руках было по официальным данным 74 автомата. Когда кто-то из руководителей, кажется Дунаев, обходил позиции ополченцев для поднятия падавшего духа, с ним было три человека с оружием. Один нёс за плечом ручной пулемёт Калашникова РПК-74. Таким способом руководство пыталось создать у ополченцев на баррикадах иллюзию, что в бескрайних подземельях Дома Советов есть запасы оружия, которые нам раздадут в последний момент. Большинство поверило. В отчаянной ситуации человек хватается за соломинку. Из ополченцев 2-го батальона, оборонявшего Горбатый Мост, пистолет был только у нашего командира Сан Саныча Проказова. Он был казак родом из Казахстана. Потому, став на третью ночь командиром (прежние, почувствовав к чему катится дело, отошли в сторону), он, не тратя времени на излишние формальности, объявил 2-й батальон казачьим. Спорить никто не стал. К нашему батальону пристало и ещё одно неофициальное наименование – батальон «Серёжа» - очень много оказалось Сергеев.
Под конец той, первой по настоящему тревожной ночи произошёл ещё один эпизод, про который надо рассказать. Мы не знали что будет. Сан Саныч настраивал нас, что когда враги пойдут в атаку со щитами и дубинками, мы должны героически сдерживать их на вверенной нам баррикаде (которую мы же и воздвигли), и держаться до последнего. Каждому страшно. Каждый надеется, что выживет. Мы не знали планов ельциноидов, ждали атаки с минуты на минуту. Уже наверно часа в три ночи со стороны бывшего здания СЭВ послышался гул тяжёлых машин. Они резали мокрую тьму фарами и приближались. Все вокруг Дома Советов решили, что штурм начинается. Батальон «Серёжа» построился на Горбатом Мосту и ждал. Страх сделал своё дело и меня начало трясти. Попытался унять мелкую тряску в ногах, но дрожь перешла в руки, и стала предательски крупной. Судорожно ухватился за руки Гали Зайцевой и Сергея Золоторьяна. Сцена точно как из «Кавказской пленницы» Моргунов и Никулин держат Вицина промеж себя, и он повисает у них на руках. Только вот «Вицин» получился крупноватый. В оправдание могу сказать, что на колени я не упал – крепко за товарищей держался. Заметили ли они, не знаю – во всяком случае, моё самолюбие они пощадили.
Однако тёмные громадины превратились в КрАЗы-самосвалы. Они бесцеремонно оттеснили нашего противника, не спеша развернулись и вывалили перед баррикадой справа от Горбатого Моста бетонные блоки. В возникшей суматохе кто-то из ополченцев, думая, что это атака, вскочил на подножку одного из самосвалов и принялся выяснять у водителя, кто его послал. Оказалось, что кто-то из строительных начальников подписал наряд на доставку бетонных блоков по адресу парламента. Оказывается, нас поддерживали и в этот тяжёлый момент. Хлипкую баррикаду справа от моста тут же укрепили блоками. Оцепление к утру тоже устало, и многие ополченцы опять отпросились на работу.
В течение дня по городу начались акции протеста, переходящие в столкновения. Уже на следующий вечер я видел первые стычки, пока ещё без мордобоя, на платформе «Баррикадная». Пробираться к баррикадам было всё труднее. Оцепление укреплялось. Столкновения за этим оцеплением становились всё более ожесточёнными и уже превращались в побоища. Подходы к Дому перекрыли поливальными машинами и спиралями колючей проволоки. Людей били безо всякой пощады. Отряды, окружившие Дом, избивавшие сторонников Верховного Совета на улицах Москвы всё больше походили на разношёрстную банду. В оцеплениях и колоннах появились люди в касках, бронежилетах, надетых поверх гражданской одежды.Они били уже не просто, чтобы разогнать, а с упоением калечили и издевались, как это принято у уголовников. Появились какие-то отряды из далёких городов – Екатеринбурга и других, ещё дальше. Немногочисленные, но жестокие.
Столкновения вокруг Дома Советов уже были кровавыми побоищами, с сотнями раненых, с покалеченными и даже убитыми. Их было пока немного, власти прятали трупы, а кое-кто из пострадавших скончался несколько дней спустя в больницах. Протестующих атаковали прямо у выходов из «Баррикадной» и «Краснопресненской», загоняя дубинками обратно внутрь. Вечером 27 сентября пройти к баррикадам вокруг Дома Советов мне не удалось. Сергей Золоторьян дорогу нашёл. Залез на крышу здания кассы стадиона «Красная Пресня» прошёл через поле и перелез через сетчатый забор, отделявший стадион от площади Свободной России. Уже внутри кольца окружения. Забор высокий – метров шесть-семь. Те, кто прорвался на баррикады в тот день, обратного билета назад не имели.
Четыре дня я вместе с многими другими пытался прорваться к своим товарищам. Не получилось. Накал противостояния всё больше возрастал. В центре Москвы кипели митинги. Банды карателей их беспощадно разгоняли. Людей избивали и калечили. Но окраины огромного города жили обычной жизнью, как будто политический кризис происходил не в Москве.
А нас в это время били. Жестоко и беспощадно. Везде, где только собирались протестующие. Теперь даже и в метро. Тридцатого сентября не удалось даже выйти из «Баррикадной». Но и на станции «Улице 1905 года» вурдалаки тоже не выпускали протестующих из метро. Вместе с протестующими не выпускали и тех, кто просто там жил или оказался по делам. На «Баррикадной» пришлось спасаться от озверевших карателей. Они не просто загнали людей в вестибюль, но и гнались за ними вниз по эскалаторам и избивали всех, кто подвернётся под руку – Господь разберётся, где свои, где чужие. Вурдалаки гнали и избивали людей вниз по эскалаторам ещё и на «Пушкинской». И всё это время беспрерывно лил дождь.
Первый материал цикла: Октябрь 1993-го: как все начиналось.
Второй материал цикла: Дом Советов – день первый.
Версия для печати
