Зюганов Г.А. Сталин и современность

СОДЕРЖАНИЕ

Против истории

Соратник Ленина

Сталин и актуальные вопросы ленинизма

Строитель державы

Организатор Победы

За сильную Россию

В. И. Ленин

ПРОТИВ ИСТОРИИ

Уже почти два десятилетия прошло с тех пор, как начался демонтаж советской системы, проведенный с невиданным цинизмом и коварством. Для большин­ства народа — это время обманутых надежд, разоча­рований, разбитых судеб. Время упущенных возмож­ностей.

Старшие поколения прозябают на задворках со­временной жизни, многие из тех, кто ковал могуще­ство великой державы, обеспечивал ее процветание и безопасность, влачат откровенно нищенское сущест­вование. Этих людей, живших при социализме, труд­но убедить в преимуществах того общества, которое, подобно долгострою, безуспешно пытаются возвести на обломках Советского Союза. Идет деградация об­щественного сознания, которая ускоряется возведен­ной в ранг официальной пошлой культурой, культом денег, идеей обогащения всеми возможными, в том числе и нечистоплотными, средствами.  

Повернув время вспять, власть имущие пытаются создать иллюзию закономерности такого развития событий. Эту цель преследует непрекращающаяся кампания по переписыванию истории — политичес­кая акция, нацеленная против жизненных интересов России. Она осуществляется в полном соответствии с антикоммунистическими и антироссийскими кон­цепциями США и западноевропейских стран, и цель ее — представить великий опыт социалистического строительства как непрерывную цепь ужасов и ката­строф. Чего стоят, к примеру, одни только попытки Парламентской ассамблеи Совета Европы поставить коммунистов в один ряд с фашистами!

Суть антикоммунизма на протяжении многих де­сятилетий остается неизменной. Ее в свое время фи­лософ Александр Зиновьев хорошо выразил крылатой фразой: «Целились в коммунизм, попали в Россию».

Знаковые события последнего времени свиде­тельствуют о том, что в этом же направлении пред­принимаются новые атаки либеральных сил: анти­коммунистические по форме, они бьют по остаткам российской государственности. Откуда-то из поли­тического небытия вернулись «прорабы перестрой­ки» горбачевских времен с требованиями разоблачать «палачей» тридцатых годов и продолжать возведение мемориалов жертвам репрессий. Снова активизиро­валась недостойная возня вокруг расстрела царской семьи как одного из «злодеяний большевизма». Опять пошли нападки на Мавзолей В. И. Ленина, на панте­он деятелей Советского государства, прославленных полководцев и других выдающихся людей, захоро­ненных на Красной площади.  

Казалось бы, ничего нового, содержание анти­коммунизма уже давно исчерпано. Однако новое на­ступление на святыни советских людей, вспышка гробокопательства и глумления над страницами про­шлого свидетельствуют о том, что все действия, на­правленные на то, чтобы замести следы подлинной истории, носят хорошо осознанный, долговремен­ный характер. При этом они выполняют и провока­ционную роль, периодически зондируют обществен­ное мнение, реакцию населения, его способность к сопротивлению политике разложения.

Странно теперь отмечается самый большой празд­ник для миллионов жителей России — День Побе­ды. Что может быть более циничным и кощунствен­ным, чем попытки скрыть за драпировкой Мавзолей В. И. Ленина, к подножию которого на Параде Побе­ды в июне 1945 года были брошены знамена повер­женного врага? На вопрос в прямом эфире, для чего это было сделано, не питающий симпатий к комму­нистам А. Венедиктов, ведущий радиостанции «Эхо Москвы», дал простое объяснение: «Потому что Пу­тин и его команда борются с коммунистами и не хотят напоминать, что здесь лежит основатель и лидер Ком­партии». Очень доходчивые слова для тех, кто еще, может быть, сомневается в том, кто культивирует в стране антикоммунизм.  

На официальных празднествах в честь Дня Побе­ды, естественно, не только нельзя увидеть портретов Верховного главнокомандующего, но и услышать в его адрес хоть одно теплое слово. Странно представ­ляют себе Победу нынешние власти — без Сталина.

Все это происходит на фоне грубого искажения исторической информации, которую распространя­ют марионеточные СМИ, той отвратительной грязи, которая обильно льется с телеэкранов. Откровенной лживости большого числа художественных и доку­ментальных фильмов, нескончаемых сериалов, по­священных Великой Отечественной войне и другим значимым событиям, особенно памятным для на­рода.  

О нашем прошлом очень часто судят некомпе­тентные и недобросовестные люди, у которых даже обычные явления нередко вызывают очень странную реакцию. Например, авторов одного из документаль­ных фильмов о первом отряде советских космонавтов очень сильно изумило и возмутило, что космонавтов, оказывается, заставляли... беспрекословно повино­ваться приказу. С таким вот странным пониманием даже вполне естественных вещей модные ныне кино­режиссеры и телеведущие берутся «переделывать» нашу историю, оказывают влияние на миллионы жи­телей страны, пытаясь своими низкопробными по­делками унизить героическое время, когда наши от­цы бескорыстно создавали и творили великое.

Антикоммунизм, слегка затушеванный в самом начале нового столетия, снова набрал силу, все более проявляет свою открытую агрессивность, особенно во время выборных кампаний. Власть порочит про­шлое, чтобы молодежь не могла сравнить с ним сего­дняшнюю жизнь. Чтобы эта жизнь воспринималась как данность, не подлежащая обсуждению, стоящая вне всяких сомнений.  

Не случайно лозунги «Хватит клеветать на ком­мунистов!», «Нет лжи об СССР и Великой Отечест­венной войне!» постоянно звучат во время многоты­сячных «Маршей на Останкино», организованных Компартией Российской Федерации. Они отражают и преобладающие настроения, и основные требова­ния коммунистов и широких народных масс. Подоб­ные акции свидетельствуют о том, что люди уже дав­но во всем разобрались и прекрасно понимают, на ко­го и как работает лживая пропагандистская машина, чьи интересы она отстаивает.

Прошедшие восемь лет шло упорное законода­тельное закрепление капиталистических принципов жизни, того, что в девяностые годы КПРФ, широкий фронт патриотических сил не позволили осуществить сторонникам Ельцина в экономической и социаль­ной сферах. Захватив с помощью обмана и политиче­ских манипуляций большинство мест в Государствен­ной думе, партия «Единая Россия» по указке сверху протащила антинародные Трудовой, Земельный, Вод­ный и Жилищный кодексы, пресловутый 122-й закон об отмене льгот. Ликвидированы последние остатки социалистических завоеваний. Уже не первый раз в истории России либеральные демократы обнажают свое подлинное лицо, откровенно демонстрируя го­товность пожертвовать благополучием подавляющего большинства людей ради обогащения незначитель­ной части других.  

Правда, подобные деяния все чаще стали прикры­ваться патриотической риторикой. Патриотизм сей­час в моде — утверждают «законодатели политических мод», известные телемонстры и заказные политологи, еще вчера любившие повторять, что «патриотизм — последнее прибежище негодяев». Заметим только, что пропагандируется сейчас мелкобуржуазный пат­риотизм, который не имеет ничего общего с деятель­ной любовью к Родине, вдохновлявшей советских людей на труд и на подвиг. Такой патриотизм, как правило, заканчивается с получением первой повест­ки из военкомата, напоминающей о том, что ее, Ро­дину, оказывается, еще и защищать надо. И укреп­лять, о чем как-то не очень любят вспоминать ново­испеченные «патриоты».

Под пустопорожние разговоры о «Великой Рос­сии» не прекращается выкорчевывание наших этни­ческих корней, идет тотальное разрушение духовной сферы. Взять, к примеру, литературу, отношение к ко­торой в России было особым во все времена, ибо она позволяла передать потомкам культурные коды наше­го народа, сохранить его идентичность. Не пропустив через себя великие события советского времени или страдания людей дореволюционной России, отра­женные во многих классических произведениях, на­ши внуки и правнуки рано или поздно перестанут быть русскими людьми. Однако новая система госу­дарственных экзаменов в школе делает уже необяза­тельным изучение Пушкина, Толстого, Тургенева, Че­хова, Шолохова. По сути дела, это означает сигнал всей системе образования о необязательности рус­ской культуры вообще. И это — последовательная го­сударственная политика.  

Облеченные высокой властью люди едва ли не с гордостью говорят о том, что советская школа разру­шена. Действительно, лучшая в мире школа в резуль­тате «реформирования» оказалась практически унич­тоженной. По существу, развалена не советская — великая русская образовательная школа.

Все это поощряется и поддерживается Западом, блюстителями «демократических» ценностей. Неда­ром Джордж Буш поторопился выдать аванс новому российскому президенту вскоре после его избрания, похлопав по плечу и назвав «толковым» парнем. Мы уже видели эти снисходительные жесты в девяностые годы. Тогда западные покровители на каждом шагу демонстративно поощряли своих российских при­спешников, разрушителей России — лидеров «демо­кратических» блоков, скороспелых министров и, ко­нечно, президента.  

Не повторится ли эта история, унижающая досто­инство российского народа, в ближайшее время?

Хочется надеяться, что нет.  

Военные действия в Южной Осетии по защите российских граждан от бандитского нападения гру­зинских войск, признание независимости Южной Осетии и Абхазии показали, что Россия может про­явить самостоятельность и решительность...

Все больше жителей России задумываются по поводу того, куда так бодро она шагает. Для подавля­ющего большинства ее населения — это дорога в ту­пик. Да и как может быть иначе в стране, в которой без малого за два десятилетия, со времени установле­ния антинародного режима Ельцина, не построено ни одного крупного наукоемкого предприятия. В стране, которая, подвергнувшись в результате разру­шительной деятельности полной деиндустриализа­ции, уже не в силах самостоятельно прокормить се­бя. В которой потребность в продуктах питания удовлетворяется собственными силами лишь напо­ловину.  

Важной составляющей политики власти по дис­кредитации отечественной истории, в которой ис­пользуются как верноподданнические старания многих российских историков, так и тенденциозные труды западных исследователей, является очернение выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства. В первую очередь их вели­ких основателей и организаторов — В. И. Ленина и

И. В. Сталина. Вспышки антиленинской и антиста­линской истерии, как и разгул в стране пещерного антикоммунизма, бьют, как выразился известный публицист Юрий Белов, по стволу дерева под на­званием «русский патриотизм». Это удары по нацио­нальному самосознанию народов России, вырази­телями которого всегда выступали и выступают коммунисты.

Причина, почему для этого не жалеют сил и средств, одна: чувство страха. Почему же прозапад­ные круги России смертельно боятся Сталина, даже усопшего?  

Как мы знаем, с именем Сталина — продолжателя дела Ленина — связаны самые значимые и трагичес­кие страницы нашей истории. Индустриализация и коллективизация, культурный взлет страны, превра­тившие ее в одну из ведущих мировых держав, доказа-ли справедливость сталинского утверждения о воз­можности победы социализма в одной, отдельно взятой стране. Они ознаменовали победу Сталина над временем и пространством, ставшую прологом Великой Победы над фашизмом.

По образному выражению Черчилля, Сталин «принял страну с сохой, а оставил ее с атомной бом­бой». В этих словах заключается емкая характеристи­ка огромных свершений сталинского времени, в срав­нении с которыми выглядят нелепыми и жалкими попытки отрицать или не замечать невиданные до­стижения этого периода, настоящий прорыв Совет­ской страны в лидирующую группу мировых держав.  

Воздействие Сталина на ход исторического про­цесса столь значительно, что его не по силам осмыс­лить конъюнктурщикам и демагогам, пачкающим ис­торию. Тем не менее сплошь и рядом мы сталкива­емся с порожденными ими примитивными оценка­ми, стремлением демонизировать великого человека, наделить его всевозможными недостатками и по­роками.

Надо заметить, что наряду с «модой» на патрио­тизм вошло в «моду» нападать на прошлое «просто так», от скуки или ради денег. Такая работа сейчас, как правило, хорошо оплачивается. Людей, которые этим занимаются, часто приводят в шок события по той причине, что они тщетно пытаются соотнести их с современностью. Исследовательская работа, кото­рая, как и всякая научная деятельность, по плечу только высокопрофессиональным историкам и фило­софам, подменяется эмоциональными, поверхност­ными суждениями.  

Взялись судить о великой истории XX века и ее выдающихся деятелях, да не по Сеньке шапка. Спра­ведливое замечание делает известный российский ис­следователь Ю. В. Емельянов, автор профессиональ­ных книг о Сталине, Бухарине, Троцком и других видных партийных деятелях: «Вторжение в историче­скую тему лиц, которые никогда не имели с ней об­щения даже в качестве читателей, приводит к почти преступному обращению с фактами прошлого».

Созданные ими мифы о Сталине по своей нелепо­сти могут быть сравнимы разве что с бытовавшим когда-то представлением, что Земля стоит на трех ки­тах. Разве можно, например, серьезно воспринимать утверждение, что Сталин смог «узурпировать» власть в партии, несмотря на «желание» Ленина отстранить его от руководства? Или, вопреки здравому рассудку и фактам, поверить в то, что коварный Сталин орга­низовал убийство Кирова, чтобы развязать в стране жестокий террор? В ходу версия, что в силу своей по­дозрительности Сталин принимал за чистую монету сфабрикованные обвинения против военных руково­дителей страны и поэтому уничтожил многих из них, а это привело к поражениям Красной армии в 1941— 1942 годах. Или то, будто бы Сталин настолько пола­гался на пакт Молотова — Риббентропа, что целиком доверился Гитлеру и поэтому напрочь отметал все предупреждения о дате нападения Германии на СССР..  

Сейчас, когда социальное расслоение, неравенст­во и несправедливость уже считаются вполне терпи­мыми и обыденными, когда в обществе, лишенном нравственных ориентиров, торжествуют ложь, наси­лие, стяжательство, безответственность и конечно же цинизм, мало кого волнует, что квалификация подав­ляющего большинства современных историков и по­литологов не соответствует степени сложности об­щественных явлений прошлого и настоящего. А ведь такие профессии ввиду новых вызовов эпохи требуют особенно серьезной подготовки и высоких мораль­ных качеств.

Есть одна закономерность: наибольшее рвение в «разоблачении» низвергнутых исполинов Советского государства проявляют те, кто еще вчера их превозно­сил. Яркий образчик — А. Н. Яковлев, который в конце восьмидесятых годов инициировал и возглавил антисталинскую кампанию. Идеолог с многолетним стажем партийной работы, бывший заведующий иде­ологическим отделом ЦК, секретарь ЦК КПСС, на­конец, член Политбюро. А на поверку — перерожде­нец и предатель партии.  

В свое время Троцкий, уже находясь за границей, призывал «перейти в международное наступление против сталинизма». Не получилось. Слишком вну­шительными оказались успехи, достигнутые Совет­ской страной под руководством Сталина к концу 1937 года — ко времени, когда главный лидер антисталин­ской оппозиции намеревался начать «крестовый по­ход». Тогда желающих записаться в «крестоносцы» не нашлось, зато спустя пять десятилетий, когда подул «свежий ветер перемен», таких людей оказалось боль­ше чем достаточно.

Их разрушительные намерения с головой выдает то, что они кроме ГУЛАГа и уничтожения православ­ных храмов руками воинствующих безбожников ни­чего не хотят видеть. К этому «джентльменскому» набору начиная с девяностых годов прошлого века иногда добавляются совершенно необоснованные, с точки зрения серьезных историков, трактовки собы­тий в Катыни. Оставленное нацистами свидетельст­во о найденных останках польских офицеров, якобы расстрелянных органами НКВД, — грубая пропа­гандистская ложь, вокруг которой нагромождено ог­ромное количество фальшивок и подлогов. Делается все, чтобы посеять вражду между польским и рос­сийским народами. Похожую цель преследует всяче­ская пропаганда так называемого «голодомора» на Украине, только здесь хотят поссорить украинцев с русскими.  

Этот скудный перечень исторических явлений, отчасти реальных, но в большинстве случаев иска­женных в своей основе, застит им глаза. Мешает ви­деть то, что для миллионов советских людей Сталин олицетворял священное понятие «Родина». Его авто­ритет в народе был так велик, что в годы Великой Отечественной войны шли на смерть, громили врага со словами «За Родину, за Сталина!». Их не интересу­ет, как произошло то, что имя Сталина вдохновляло людей на подвиги, вплоть до самопожертвования. Что за всю тысячелетнюю историю народ впервые признал власть своей, народной, и почему после смерти Сталина произошло отчуждение народа от власти.

Они будто не замечают того, что при всей своей трагической противоречивости «тридцать седьмой» смел с политической сцены в первую очередь тех, кто, по словам Ленина, «примазался» к великой народной революции. Тех, кто готов был принести Россию в жертву своим псевдореволюционным иллюзиям и от­водил ей роль «охапки хвороста для разжигания мирового пожара». От репрессий в первую очередь пострадали те, кто разрушал храмы, раскулачивал крестьян и проводил «расказачивание», утверждал «пролетарскую культуру», пытался сбросить Пушки­на с «корабля современности».  

Но не только жажда политического реванша вы­зывает столько нападок на Сталина, хотя желание свести счеты с ним и с советской властью уже давно и полностью обнажило свою ядовитую сущность. Вме­сте с грубыми извращениями деятельности Сталина пытаются окончательно похоронить его диалектичес­кий подход к учению Маркса — Энгельса и к теоретиче­скому наследию Ленина как марксизму качественно но­вой эпохи. Его понимание, что такое ленинизм на практике.

В этом преуспевают не только открытые антиком­мунисты. Есть люди, считающие себя сторонниками коммунистического движения, но не утруждающие себя анализом современной ситуации, проповедую­щие безнадежно устаревшие догмы. А это в конечном счете еще больше дискредитирует учение основопо­ложников революционной теории.  

Хотя, казалось бы, все прекрасно знают: и Ленин, и Сталин особенно подчеркивали, что марксизм яв­ляется живым учением, методическим базисом для анализа общественной ситуации и социально-поли­тического действия. Они предупреждали, что пытать­ся оценивать современное положение дел, опираясь только на постулаты вековой или полувековой давно­сти, — дело бессмысленное и опасное. Опыт XX века, в том числе и деятельность КПСС, это очень нагляд­но подтвердил.

Как в практической, так и в теоретической деятель­ности Сталина мы находим ответ на главный во­прос — вопрос о жизнеспособности социализма, о том, насколько оптимистична его историческая перспектива. Именно этот ответ так не любят сегодняшние времен­щики, захватившие власть, всеми силами демонстри­рующие свою приверженность либерально-демокра­тическим ценностям и не желающие выбраться из вороватой ельцинской колеи. Они упорно и последо­вательно свертывают все демократические завоевания, ради которых в свое время и затевалась перестройка. Таких масштабов фальсификаций на последних вы­борах в Государственную думу и во время избрания президента страны еще не знала история. Только до­казанные незаконные приписки голосов партии влас­ти насчитывают сотни тысяч, а материалы тотальных нарушений в 29 регионах страны объединены в 15 то­мов. Все они были представлены в Верховный суд РФ.  

Попытки выстроить в нашей стране так называе­мую «вертикаль власти» обернулись созданием ог­ромного бюрократического аппарата, который безза­стенчиво искажает итоги голосований, издевается над правом народа высказывать свою позицию на выбо­рах. Он, по сути дела, лишил народ этого права, а про­тащив в Думе поправки к закону о референдумах, — и права высказывать свое мнение по важнейшим во­просам жизни государства.

Все это сопровождается усилением нападок на КПРФ, что прямо связано с принципиальной пози­цией партии по целому ряду узловых вопросов. Прежде всего с голосованием фракции коммунистов в Госдуме против выдвижения кандидатуры Путина на должность премьер-министра и с подачей иска по фактам фальсификаций итогов выборов Госдумы в Верховный суд. Особое раздражение властных струк­тур вызывают конструктивные предложения Ком­партии по национализации природных ресурсов и стратегических отраслей, а также мощная волна про-тестных действий, которые организует КПРФ для за­щиты интересов трудящихся.  

В России слово «демократия» давно уже во многих изданиях пишется в кавычках — настолько далека нынешняя система власти от подлинной демократии. По мнению американской газеты «International Herald Tribune*, в ней сложилась треугольная власт­ная конструкция, состоящая из чиновников, сырье­вых баронов и силовиков. Это ведет к упадку роли из­бирательного процесса и усилению контроля за оппозицией. В рейтинге свободных стран, который готовит исследовательский центр «Freedom Ноше», Россия оказалась на 170-м месте из 195, рядом с Ка­захстаном, Суданом и Йеменом.  

Почти все телевизионные программы в духе худ­ших традиций прошлого подсовывают доверчивому обывателю на завтрак и на ужин бойкие репортажи о «достижениях» страны с неизменным присутствием первых лиц государства. А тем временем у большей части населения России возникает вполне резонный вопрос: начнет ли когда-нибудь власть серьезно зани­маться тем, что действительно волнует людей, отра­жается на их жизни, дает им, наконец, шансы на вы­живание?  

Люди, за долгие годы уставшие надеяться на по­зитивные перемены в стране, невольно сравнивают все происходящее сейчас с тем, как менялась жизнь к лучшему в прежние времена. И далеко не случайно, что и Сталин, и Ленин уверенно лидировали в интер­нет-опросе россиян в рамках проекта «Имя России. Исторический выбор — 2008», который проводили государственный телеканал «Россия», Институт рос­сийской истории РАН и фонд «Общественное мне­ние». Сейчас среди нас уже почти нет людей, живших в сталинскую эпоху и все годы после смерти Стали­на считавших его своим вождем. Но на смену им пришли молодые поколения. А подавляющее боль­шинство пользователей Интернета, как известно, — молодежь, для которой имя Сталина становится сим­волом величайших дел в истории России, знаме­нем побед, образцом преданного служения своему народу.

Память о нем пробуждает все более в широких слоях населения надежды на избавление великой страны от гнета жирующих чиновников, разграбив­ших народное достояние олигархов, воров и банди­тов. От тех, кто попрал в России саму идею справед­ливости под видом борьбы «за свободу и демокра­тию».  

Итоги опроса — резкая, неожиданная для властей реакция на нынешнее униженное положение России и большинства ее населения.

Не мечты о наведении в России порядка твердой рукой движут людьми, а неистребимая в народе идея — идея восстановления государства, способного постоять за себя и за тех, кто в нем не желает больше строить свою жизнь по законам воровского мира.  

Сталин бессмертен, и его имя невозможно ничем вытравить из народной памяти. Пока отдельные уче­ные робко ставят вопрос о «политической и полито­логической реабилитации Сталина», в массовом со­знании это давно уже произошло.

Извращая деятельность Сталина, а заодно и всю советскую историю, власти наступают на те же граб­ли, на которые однажды уже наступали «ура-револю­ционеры» с левого фланга большевистской партии, возвестив о том, что со старым покончено навсегда. И тем самым прервали историческую традицию. Труд­ным путем пришлось идти к ее восстановлению, но Сталину удалось это сделать. Нынешней власти, за­интересованной в выращивании Иванов, не помня­щих родства, это ни к чему.  

Не случайно в свое время Сталин настоял на бо­лее глубоком преподавании истории в школе, которая стала включать описание реальных событий и дейст­вительных героев прошлого времени. При этом он подверг резкой критике так называемую «истори­ческую школу Покровского», ее абстрактные схемы.

Интересно, что оппоненты Сталина пытались предста­вить это как «неонационалистическую реабилитацию царизма» (Бухарин) или «национал-консерватизм» (Троцкий). Считалось проявлением «великодержав­ного шовинизма», например, воспитание школьни­ков в духе уважения к армии Суворова, которая среди некоторых лидеров партии считалась «армией фео­дальных рабов». Рассматривались как ненужные про­водимые Сталиным меры по укреплению семьи — «архаического, затхлого, прогнившего института».  

Обвинения Сталина в «националистическом ук­лоне» усилились после того, как он выдвинул лозунг о возможности построения социализма в одной стране. Такие ярлыки использовались против всех, кто пы­тался сдерживать господствующие в то время тен­денции, отметающие на корню любую постановку вопроса о необходимости учета национальных осо­бенностей народов СССР в строительстве нового го­сударства.

Впрочем, всевозможные ярлыки всегда, и особен­но в двадцатые годы, широко использовались во вну­трипартийной борьбе. Поэтому в том, что «традиция» наклеивать их на неугодных была продолжена в пери­од репрессий, нет ничего удивительного.

Сталин сознавал губительность разрыва истори­ческой и культурной традиций. В дни работы I Всесо­юзного съезда советских писателей, состоявшегося в 1934 году, он пригласил к себе М. Г. Торошелидзе, ру­ководителя грузинских писателей, которому пред­стояло на съезде сделать доклад. После съезда То­рошелидзе собрал писательский актив Грузии и подробно рассказал о содержании беседы со Стали­ным:  

— Как? Вы скажете съезду, что грузинский народ только после Октябрьской революции обрел возмож­ности творчества, а до той поры ничего не создал в об­ласти культуры? — удивился Сталин. — Передайте грузинским писателям от моего имени, что, если они не могут [создать] нечто подобное тому, что создали наши предшественники в области культуры и литера­туры, пусть хоть окажутся в состоянии показать это наследие.

Пожалуй, этот пример, как и многие другие, слу­жит убедительной иллюстрацией отношения Сталина к сохранению всего того, что создавалось и копилось веками, что составляет богатство любого народа. Он высоко ценил традиции народной культуры и пре­красно понимал, что гордость за свою историю и свершения предков является мощным источником формирования здорового мировоззрения и духовной силы людей, что так ярко проявилось в их массовом энтузиазме в годы довоенных пятилеток, придавало им стойкость и мужество в смертельной схватке с фа­шизмом. При Сталине возникла новая культура — «национальная по форме, социалистическая по со­держанию», как он сам формулировал ее две главные черты.  

Будучи признанным специалистом в области на­циональных отношений, Сталин понимал роль и зна­чение национального фактора и осуждал нигилисти­ческое отношение к национальной культуре и патриотизму. Он решительно отвергал пренебрежи­тельное отношение к русскому историческому и куль­турному наследию, видя в этом унижение и оскорбле­ние русского пролетариата.

Сталин впервые вводит в марксизм понятие «рус­ский вопрос», определяет его интернациональный и общенациональный смысл в России. В 1917 году, на VI съезде РСДРП (б), он говорит о Советах как наиболее целесообразной форме организации борь­бы рабочего класса за власть и подчеркивает: «Это форма чисто русская». Задолго до Октября Сталин мыслит категориями всемирной и национальной, русской, истории. Он осознавал такую важную нацио­нально-историческую особенность России, как ве­дущая роль русского народа в ее образовании и раз­витии.  

Сталин родился в Грузии, где природа и культур­но-национальные особенности жизни людей сущест­венно отличаются от российских. Тем не менее он называл себя «русским человеком грузинской нацио­нальности». И в этом нет даже малейших элементов позирования, а сказываются глубинные пласты, от­ложившиеся в психологии человека, прожившего большую часть жизни в Центральной России. В этой «формуле» — глубочайшее уважение к людям, его окружавшим, понимание значения русских в едине­нии народов всех национальностей.

К сожалению, в советское время, особенно после XX съезда КПСС, имя Сталина, по сути, было преда­но забвению. Достаточно сказать, что в течение трех десятилетий в нашей стране о нем не вышло ни одной книги. Этот вакуум поспешили заполнить на Западе, где сразу же и появилась масса фальшивых поделок. Известный в западных кругах советолог Дэвид Дал-лин писал: «В отношении Сталина все сгодится, и чем грязнее подозрение, тем больше оснований, что оно окажется правдивым» (читай — «правдоподобным»).  

Так что в конце восьмидесятых годов рвавшиеся к власти «перестройщики» под лозунгом демократиза­ции получили в руки уже готовые лекала и заготовки, испытанные в деле. В поднятой шумной антисталин­ской кампании подавляющее число статей и книг де­лалось в спешке, фактический материал никем не проверялся и никем под сомнение не ставился. Авто­ры, как правило, руководствовались одним принци­пом: чем больше грязи и мусора принесем на могилу великого человека, тем выше шансы быть опублико­ванным. Несмотря на всю абсурдность многих новых утверждений, почти ни у кого уже не вызывала удив­ления трактовка событий двадцатых — тридцатых годов. Так, Дмитрий Волкогонов сначала клеймил Сталина как предателя дела Ленина. А когда того по­требовали изменение конъюнктуры и новые запросы «перестройщиков», начал клеймить и самого Ленина. Такая «эволюция» взглядов Волкогонова отражает ос­новные этапы и характер изменений в идеологичес­кой позиции горбачевско-яковлевской пропаган­дистской машины: от социализма «с человеческим лицом» — к полному отрицанию социалистических ценностей.

Формирующаяся пресса новой эпохи — эпохи ре­ставрации буржуазии — валила на головы людей ог­ромный поток ошарашивающих сведений. В унисон с западными советологами утверждалось, например, что в результате репрессий, коллективизации и голо­да в СССР погибло 50—60 миллионов человек. При этом не будем говорить о цифрах, которые слишком далеко зашли за пределы здравого смысла. И ведь ма­ло кто утруждал себя тем, чтобы сопоставить эти на­думанные цифры с документально подтвержденными фактами, которые никто не рискнул опровергнуть впрямую.  

А реальная картина никак не вяжется с фантазия­ми «перестройщиков» и их последователей. Напри­мер, в 1917 году население России в ее нынешних гра­ницах составляло 91 миллион человек. К 1926 году, когда была проведена первая советская перепись на­селения, его численность в РСФСР (то есть опять же на территории нынешней России) выросла до 92,7 миллиона человек. И это притом что лишь пятью го­дами раньше закончилась разрушительная и крово­пролитная Гражданская война.

К 1939 году, когда проводилась вторая в истории СССР перепись, население Российской Федерации достигает уже 108,4 миллиона. То есть за 13 лет оно увеличилось на 15,7 миллиона человек, или на 17 процентов. А средний ежегодный прирост насе­ления в этот период составил 1 миллион 210 тысяч человек.  

Впрочем, в подобных аргументах либерал-демо­краты не особенно нуждаются. Тем более что среди них есть и специалисты, имеющее вполне реальное представление о настоящей истории. Однако перед ними стоит совсем иная задача — отвлечь массовое внимание от масштабов человеческих потерь при «де­мократических» порядках, которые уже давно превзо­шли даже завышенные оценки жертв репрессий. И продолжают расти.

К слову сказать, появившееся у нас вдруг большое число людей с «новым мышлением» только позаимст­вовало на Западе старый миф о неотъемлемой черте русской истории — особой жестокости и варварстве. Как пишет в вышедшей недавно книге «Кровь и поч­ва русской истории» ее автор, известный историк и политолог В. Соловей, подобные представления вдребезги разбиваются при ее сравнении с историей западных стран. Так, вызывающий у некоторых наших современников трепет Иван Грозный за годы своего правления казнил четыре тысячи человек, а англий­ская королева его времени Елизавета 1 — 89 тысяч. При этом российский монарх для многих является символом жестокости, а британский — великим госу­дарственным деятелем.

Можно привести и множество других фактов бес­человечности, которыми отмечена история Западной Европы. Например, кровавый след в ней оставили крестоносцы, которые только в Южной Франции вы­резали более половины населения. Тридцатилетняя война Германии уменьшила численность жителей страны примерно наполовину. Франция в эпоху Ве­ликой революции по отношению к общей численно­сти населения понесла большие потери, чем Россия за Октябрьскую революцию и Гражданскую войну. А издержки коллективизации в СССР вполне сравнимы с огораживаниями, то есть незаконным захватом кре­стьянских земель, в Англии.  

Чтобы сформировать у людей свой взгляд на про­шлое, действующая власть ангажировала большинст­во как профессиональных ученых-исследователей, так и историков-«любителей». Это заставляет нас ду­мать, что все-таки М. Н. Покровский был, наверное, не так уж далек от истины, говоря о том, что исто­рия — это политика, опрокинутая в прошлое.

Казалось бы, у большинства специалистов в кон­це восьмидесятых — начале девяностых годов, как и у многих граждан России, утрата совести носила все же временный характер. Однако с годами раз­вращающее воздействие властей сделало свое дело, и изготовителей дешевых поделок о Сталине ничем уже не урезонишь. Во всяком случае, патриотам при­дется в дальнейшем защищать его имя, надеясь толь­ко на собственные интеллектуальные силы. Опыт идеологической и теоретической деятельности КПРФ в последние годы показывает, что они смогут это сделать.  

Позиция коммунистов общеизвестна, она была высказана в решениях XX съезда КПСС по докладу Н. С. Хрущева «О культе личности и его последстви­ях». Надо при этом заметить, что наряду с резким, вполне справедливым осуждением некоторых мето­дов работы Сталина в то время мало кто подвергал сомнению его роль в подготовке и проведении соци­алистической революции, в Гражданской войне, в борьбе за построение социализма в нашей стране, в организации разгрома фашизма. Постаравшись за­быть об этом, кое-кто пытается заставить руководи­телей и членов КПРФ посыпать свои головы пеплом за беззакония тридцатых годов. Впрочем, на совре­менных коммунистов хотят возложить вину и за дру­гие перекосы и издержки социалистического строи­тельства, игнорируя тот факт, что подавляющее их большинство никак не может нести ответственность за дела давно минувших лет хотя бы по той причине, что родилось значительно позже. И не намерено ее нести.

Потому что КПРФ — это люди, осудившие допу­щенные в партии перекосы и неоправданное насилие, подмену государственной власти партийной, массовое использование членства в партии ради карьерных це­лей, косность и инертность ее вождей в послесталин-ский период, застывшие в своем развитии формы и ме­тоды партийной работы. КПРФ — это люди, давно очистившие свою партию от этих изъянов и преобразо­вавшие ее.  

Причем сделали они это, не дожидаясь, пока им что-то «подскажут» политические авантюристы. Лю­ди, которые несут прямую ответственность за милли­оны жертв либеральных реформ последних двух десяти­летий, за продолжающееся вымирание России.

К сожалению, секретный доклад Хрущева был за­слушан делегатами съезда на закрытом заседании и на съезде не обсуждался. Это впоследствии и явилось од­ной из главных причин невразумительных, половин­чатых суждений о Сталине, недомолвок внутри стра­ны, а также опубликования многочисленных лживых материалов на Западе.  

Но дело заключается не только в этом — многие важные вопросы, несмотря на огромный поток отече­ственных публикаций, хлынувший со второй полови­ны восьмидесятых годов, остаются в стороне, не до конца изученными и осмысленными. Да, мы помним, например, что состоявшийся в январе — феврале 1934 года XVII съезд ВКП(б) вошел в историю не только как «съезд победителей», но и как «съезд рас­стрелянных». Но только ли Сталин несет ответствен­ность за массовые репрессии последующего времени? Например, ставший их жертвой Бухарин был, пожа­луй, главным идеологом и пропагандистом насильст­венных методов, считал их едва ли не единственным способом управления страной по мере продвижения социализма вперед. В своем хорошо известном труде «Экономика переходного периода» он писал, что ре­волюционное насилие должно активно помочь фор­мированию нового государства, а «пролетарское при­нуждение во всех своих формах, начиная от рас­стрелов и кончая трудовой повинностью... является методом выработки коммунистического человечест­ва из человеческого материала капиталистической эпохи».

«У нас могут быть только две партии: одна у влас­ти, другая в тюрьме» — это высказывание также от­ражает понимание Бухариным революционного про­цесса. А если учесть, что раскол партии «на две» произошел еще в 1903 году — на большевиков и меньшевиков, а с первых дней после Октябрьской революции в ней долгие годы существовали два не­примиримых течения — ленинцев и троцкистов, то не трудно было предвидеть и финал существования «двух партий».  

  Идеологию насилия исповедовал и Троцкий, по­стоянно используя в своей лексике унизительное для народа понятие «человеческий материал». Так, делая доклад на V съезде Советов (июль 1918 года), доклад о создании Красной армии, он предлагал «взять на учет весь наличный человеческий материал и плано­мерно привлекать его... к несению повинности по ох­ране советского рабочего и крестьянского режима и отечества».Ему же принадлежит мысль о том, что принужде­ние будет основным способом руководства крестьян­скими массами в обозримом будущем. «Мы не можем дожидаться, — говорил он на XI съезде партии, — пока каждый крестьянин и каждая крестьянка пой­мет! Мы должны сегодня заставить каждого стать на то место, на котором он должен быть». Не отсюда ли берет начало мечта современных российских демо­кратов «ввести Россию в цивилизованное стойло», которую в девяностые годы так образно сформулиро­вал А. Н. Яковлев?

Троцкий осуществлял идеи милитаризации Со­ветского государства на практике, по его инициативе создавались «трудовые армии». Очень показательна история с профсоюзом транспортных рабочих — Цек-траном, который был превращен, по сути дела, в вое­низированную организацию. Например, для его ра­бочих и служащих были установлены наказания в ви­де арестов и принудительных работ.    

Как видим, мысли о строительстве государства, основанного на насилии и принуждении, не были лишь «теоретическими» упражнениями и досужими размышлениями, а проводились в жизнь. При этом в создании идеологии насилия, которая в двадца­тые — тридцатые годы пронизывала всю партийную верхушку, первенство принадлежит отнюдь не Ста­лину. «Инструкции» по раскручиванию маховика ре­прессий готовили в партии ее «теоретики». Остано­вить его оказалось очень трудно. В насилии некоторые руководители видели наиболее простой и быстрый способ осуществления большинства задач, хотя некоторые из них, как выяснилось позднее, во­все не имели решения.

Многие исследователи обращают внимание еще на одну сторону наболевшего вопроса: «дело» каждо­го репрессированного обрастало, словно снежный ком, новыми именами людей, которые также стано­вились подозреваемыми и обвиняемыми. Их число множилось в геометрической прогрессии, начало ко­торой дает расследование убийства Кирова. Люди оговаривали друг друга не только из-за страха — час­то ими руководили зависть, корысть и другие темные инстинкты. Сами репрессии сопровождались чередой интриг и интрижек, носивших характер борьбы за те или иные должности на различных этажах власти. И конечно же немалую роль сыграло искреннее жела­ние людей быть бдительными. В этом они мало чем отличались от жителей других стран. Например, в США уже через двое суток после нападения Японии на Пёрл-Харбор было арестовано около четырех ты­сяч человек, якобы являвшихся тайными агентами враждебных государств. Но еще довольно долго впол­не добропорядочные жители Штатов продолжали до­нимать полицию и ФБР сообщениями о подозритель­ных лицах. На поверку оказалось, что подавляющее большинство доносов оказалось ложными и оши­бочными.  

Еще не до конца разгаданными остаются действия многих высокопоставленных лиц партии, которые, раскаиваясь на XVII съезде ВКП(б), безоговорочно поддерживали сталинскую линию. Можно с уверен­ностью сказать одно: руководила ими отнюдь не угро­за физического воздействия, так как к тому времени еще никто из руководителей партии репрессиям не подвергался. Во всяком случае, позднее, когда эти люди публично говорили о своей вине перед партией и государством, уже никто им не верил. Широкие массы населения считали, что Сталину грозит опас­ность, так как вокруг него собралось слишком много предателей и лжецов, а потому были полностью на стороне обвинения.

Отчасти на эту проблему проливают свет слова Бухарина, произнесенные незадолго до гибели, в мар­те 1938 года: «Мне кажется, что когда по поводу про­цессов, проходящих в СССР, среди части западноев­ропейской и американской интеллигенции начинают­ся различные сомнения и шатания, то они в первую очередь происходят из-за того, что эта публика не по­нимает того коренного отличия, что в нашей стране противник, враг, в то же самое время имеет это раз­двоенное, двойственное сознание».  

На то обстоятельство, что даже в разгар ожесто­ченной идейной борьбы против троцкистов, зиновь-евцев, бухаринцев к ним не применялись крайние репрессивные меры, обратил внимание еще Хрущев в докладе о культе личности на XX съезде партии, от­метивший, что борьба длительное время велась на идейной основе. Но были ли противники партии, как считал Хрущев, политически разгромлены к то­му времени, когда начались репрессии? Думается, положительно ответить на этот вопрос нельзя. Труд­но согласиться и с другим утверждением, прозвучав­шим на XX съезде, — о том, что социализм в нашей стране тогда был уже в основном построен и в ней были в основном ликвидированы эксплуататорские классы.

Вполне обоснованно суждение, высказываемое не­которыми исследователями, что покаяния и безудерж­ное славословие в адрес Сталина создавали ту ат­мосферу, в которой стали возможны массовые репрессии. Что и происходило, например, на так на­зываемых московских процессах, состоявшихся в 1936-1938 годах.  

Немаловажную роль в формировании обществен­ного мнения сыграло то обстоятельство, что крупней­шие зарубежные писатели — Лион Фейхтвангер, Ро­мен Роллан, Теодор Драйзер и другие — не сомнева­лись в правоте действий Сталина и в справедливости выносимых приговоров. О собственных впечатлениях Фейхтвангер рассказывает в книге «Москва 1937»: «До тех пор, пока я находился в Европе, обвинения, предъявленные на процессе Зиновьева, казались не заслуживающими доверия. Мне казалось, что истери­ческие признания обвиняемых добываются какими-то таинственными путями. Весь процесс представ­лялся мне какой-то театральной инсценировкой, поставленной с необычайно жутким, предельным ис­кусством.

...Но когда я присутствовал в Москве на втором процессе, когда я увидел и услышал Пятакова, Радека и их друзей, я почувствовал, что мои сомнения рас­творились, как соль в воде, под влиянием непосредст­венных впечатлений от того, что говорили подсуди­мые и как они это говорили. Если все это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда».  

Похожим образом рассуждал и посол США Джо­зеф Э. Дэвис: «Предположить, что этот процесс изоб­ретен и поставлен как политическая театральная пье­са — значит предположить наличие творческого гения, равного Шекспиру». Его слова невольно при­ходят на ум, когда читаешь материалы расследований и судебных процессов. Или, например, когда знако­мишься с материалами январского пленума ЦК ВКП(б) 1938 года, внесшего «известное оздоровление в партийные организации» (из доклада Хрущева на XX съезде КПСС). В принятом пленумом постановле­нии «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии...» решительно осуждаются факты допущенного рядом парторганизаций беззако­ния и произвола, необоснованного, без всякой про­верки, исключения коммунистов из ВКП(б), лишения их работы и объявления без каких-либо оснований «врагами народа».

Плохо верится, что такой документ, как поста­новление Совета народных комиссаров СССР и Цен­трального комитета ВКП(б) от 17 ноября 1938 года, признавший, что работа органов НКВД и Прокура­туры в 1937—1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда имела серьезнейшие недостатки и извращения, — всего лишь фарс и прикрытие небла­говидных действий центральной власти. Отмахивать­ся от таких документов могут только люди, далекие от намерения вскрыть подлинные механизмы ре­прессий тридцатых годов. А в этом документе рас­крывается одна из причин массового террора. По мнению СНК и ЦК партии, она заключалась в том, что люди, пробравшиеся в органы НКВД и Прокура­туры, как в центре, так и на местах, «сознательно из­вращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, при­влекая к уголовной ответственности и подвергая аре­сту по пустяковым основаниям и даже вовсе без вся­ких оснований, создавали с провокационной целью "дела" против невинных людей, а в то же время при­нимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисо­ветской деятельности».  

А ведь мы имеем дело с документами сталинской эпохи. И не надо пытаться их авторов и руководите­лей партии скопом обвинять в ханжестве и изощрен­ном коварстве, в котором так преуспели «архитекто­ры» и «прорабы» горбачевской перестройки.

Пожалуй, имеет под собой определенные осно­вания хронологическая классификация репрессий некоторыми исследователями, которые различают первый, «троцкистский», период репрессий — до се­редины тридцатых годов и второй, «сталинский», ко­торый начался после убийства Кирова. Однако по­добная «периодизация» выглядит весьма условной: в осуществлении этих дел трудно разделить роль Ста­лина и его соратников, с одной стороны, различных оппозиционеров и недовольных властью — с другой. Хотя сам Троцкий и пытается оправдать первые годы террора и осудить его проведение в последующем. «Те меры террора, которые применялись в первый, так сказать, "якобинский" период революции, — пишет он в 1935 году, — вызывались железной необходимос­тью ее самообороны. Об этих мерах мы могли дать от­крытый отчет всему мировому рабочему классу. Тер­рор нынешнего, термидорианского периода служит обороне бюрократии не столько от классового врага, сколько от передовых элементов самого пролетариа­та». Для тех, кто знаком с реальной историей того вре­мени, звучит неубедительно.  

Как бы то ни было на самом деле, безнравственно отрицать, что произвол в нижних эшелонах власти порождался прежде всего произволом, который уста­новился на вершине властной пирамиды. Но при этом нелепо объяснять репрессии личными мотива­ми Сталина, его якобы амбициозными устремления­ми, намерениями поставить себя на одну ступень с Лениным и уж, во всяком случае, войти в историю главным строителем социалистического государства.

Даже поверхностное знакомство с биографией Ста­лина и большинством его работ обнажает всю бес­почвенность таких утверждений. До конца своей жизни Сталин считал себя лишь учеником Ленина, высоко ценил его заслуги перед партией и страной, подчеркивая их огромное международное значение. Не мыслил подняться до тех вершин, с высоты ко­торых Владимир Ильич в запутанной до предела ис­торической ситуации сумел рассмотреть для Рос­сии единственно верный выход из существовавшего тупика.  

Сравнивая события, связанные с Октябрьской ре­волюцией, с явлениями всемирной истории, можно заметить, что они прошли в своем развитии фазы, ко­торые подчиняются определенным закономерностям и уже случались в прошлом. Так же, например, как и Великая французская революция, открывшая начало новому этапу в развитии человечества, социалистиче­ская революция в России повлекла большое число жертв и раскол общества. На вопрос, почему во время таких потрясений люди разделяются на два неприми­римых лагеря, а те, кто пытаются занять нейтральную позицию и отсидеться в стороне, все равно оказыва­ются вовлеченными в водоворот событий, можно найти ответ, используя марксистско-ленинский ме­тод исследования. Но человеческий разум порой бес­силен объяснить, откуда иногда берется в людях такая жестокость друг к другу, ненависть, доходящая до бра­тоубийства.

Профессор Н. Н. Молчанов в своей книге «Мон­таньяры», посвященной Великой французской рево­люции, приводит рассказ художника Эдгара Дега, ко­торый стал свидетелем спора двух людей о том, кем были Робеспьер, Кутон, Сен-Жюст — «чудовищами или святыми». Этот спор так и не разрешен до сих пор. Но тем не менее 14 июля, День взятия Бастилии, стало во Франции крупнейшим национальным празд­ником, который отмечают и сторонники монтанья­ров, и их противники. Французы, как и другие циви­лизованные нации, чтят свою историю.

СОРАТНИК ЛЕНИНА

XX век, пожалуй, самый динамичный и бурный в истории человечества и в то же время — самый слож­ный и противоречивый, породил целый ряд полити­ков и государственных деятелей, снискавших себе особое место, на самой вершине политического Олимпа. Но, к сожалению, исторические портреты многих героев давно минувших лет часто изготовля­ются по сложившимся стереотипам, грешат против действительности.  

Не случайно еще Маркс указывал на необходи­мость правдивого изображения политических вождей. «Было бы весьма желательно, — писал он, — чтобы люди, стоявшие во главе партии движения... были, наконец, изображены суровыми рембрандтовскими красками во всей своей жизненной правде». Остается надеяться, что все же когда-нибудь придут талантли­вые исследователи и литераторы с незамутненным взглядом, которые смогут найти краски, подобрать нужную палитру для воссоздания объективного обра­за Сталина, и как политика, и как человека. И канут в прошлое «исторические» опусы, построенные на рос­сказнях всякого рода Дурмашкиных, которые исполь­зуются как серьезные доказательства при создании антисталинских «теорий»*.

Говоря о Сталине, нельзя игнорировать тот факт, что его становление происходило в эпоху жесткой, бескомпромиссной классовой борьбы, которая в пол­ной мере отразилась на его характере. И поиск про­стых и прямолинейных решений при анализе его по­ступков и действий обречен на неудачу. Ответить на вопросы, связанные со Сталиным, поможет только диалектический метод исследования.  

Сталин — сын своего времени. И это время оказало решающее значение на выбор жизненного пути чело­века, имя которого навеки вошло в историю.

Он родился 21 декабря 1879 года. Если бы станов­ление Иосифа Джугашвили происходило в другое вре­мя, в другую эпоху, его наверняка бы затянуло нето­ропливое течение патриархальной жизни и его удел вряд ли бы серьезно отличался от участи большинства его сверстников, получивших духовное образование. Вполне возможным был и такой сценарий: с малых лет — ученичество, а затем работа сапожником. Имен­но на этом настаивал его отец, который твердил: «Я — сапожник, и мой сын тоже должен стать сапожни­ком». Такой взгляд отца на воспитание сына порож­дал в семье Джугашвили конфликты, которые отдель­ные биографы Сталина совершенно необоснованно связывают с возникновением у него мстительности и других отрицательных черт характера.  

* Дурмашкин, по некоторым сведениям, был приятелем вто­рого секретаря Ленинградского обкома партии Чудова и на этом основании любил рассуждать о причинах убийства Кирова. — Прим. ред.

Оставим это на совести сочинителей. Для нас важно, что Сталин с юных лет связал свою судьбу с профессиональной революционной деятельностью. Что на это повлияло? Стоит отметить, что с детства у Сталина формировалось обостренное чувство спра­ведливости. Он мечтал стать писарем и помогать обиженным людям в составлении прошений и жа­лоб. Эта наивная мечта детства отражает свойства ха­рактера, которые в более позднем возрасте получили свое развитие в духовном училище и семинарии: в за­щите бедных и униженных он видит главный смысл сво­ей жизни. Позднее во всей своей деятельности во гла­ву угла он всегда будет ставить интересы народа, простых людей.  

Но главное, что подвигло Сталина стать на путь революционной борьбы, — это объективные условия, которые в конце XIX — начале XX века коренным об­разом меняли судьбы людей.

Первое — это развитие капитализма, а вместе с мим — выход на арену политической борьбы рабоче­го класса. Второе — это распространение марксизма в России. И, наконец, — соединение рабочего движе­ния с марксизмом.

Капитализм разрушал патриархальную замкну­тость той среды, в которой формировался Сталин, резко менял образ жизни народов Кавказа. В своей работе «Развитие капитализма в России», написан­ной в 1899 году, Ленин отметил те процессы, которые происходили в этом крае: «Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшая в стороне от мирового хозяйст­ва и даже в стороне от истории, превращалась в стра­ну нефтепромышленников, торговцев вином, фаб­рикантов... Рядом с процессом усиленной колони­зации Кавказа и усиленного роста его земледельче­ского населения шел также (прикрываемый этим ростом) процесс отвлечения населения от земледе­лия и промышленности. Городское население Кав­каза выросло с 350 тыс. в 1863 г. до ок. 900 тыс. в 1897 г. (все население Кавказа возросло с 1851 г. по 1897 г. на 95%)».  

При этом, как отмечает Ленин, число рабочих, за­нятых в горной промышленности, с 1877 по 1890 год здесь увеличилось впятеро.

Россия в конце XIX века уверенно выходит в ми­ровые лидеры по добыче нефти. Наряду с городами, в которых преобладало мелкобуржуазное население, в Закавказье вырастает крупный промышленный центр — Баку, город, сыгравший большую роль в формировании Сталина как революционера. На этот район в 1901 году приходилось 50 процентов мировой и 95 процентов российской добычи нефти.  

Зная эти цифры, нетрудно понять главную при­чину оккупации Баку английскими интервентами в 1918 году, оставившую страшную зарубину — звер­ский расстрел двадцати шести бакинских комиссаров после падения там советской власти. Через несколько лет подобная ситуация возникнет вновь, только к Ба­ку уже будут рваться фашистские орды.

В целом по России в 1860 году численность рабо­чего класса составляла около 365 тысяч человек, а в 1897 году пролетариат насчитывал в своих рядах уже 1,5 миллиона человек. С ростом его численности вы­явилась важная российская особенность — полное бесправие промышленных рабочих. Их труд долго не регламентировался законом. Рабочий день в 1900 го­ду официально составлял в среднем 11,2 часа, однако фактически он длился 14 или 15 часов. Заработная плата была в два-три раза ниже, чем в большинстве стран Западной Европы, и в четыре раза меньше, чем В США.  

Все это было в полной мере, даже еще в более рель­ефном проявлении капиталистической эксплуатации и бесчеловечности, свойственно и Закавказью, где распространение марксизма осуществлялось русски­ми революционерами, находившимися там в ссылке.

Была в революционном движении Грузии и своя особенность: местная буржуазия формировалась в ос­новном из людей негрузинской национальности. По­этому революционная работа рассматривалась ее участниками как неотъемлемая часть борьбы грузин­ского народа за свою свободу. Это способствовало быстрому распространению марксизма, который оказывал большое влияние не только на рабочий класс, но и на патриотически настроенную грузин­скую интеллигенцию.  

Много лет спустя в своей речи на XIX съезде КПСС, ставшей, по сути дела, его политическим за­вещанием, Сталин провозгласит принцип органичес­кого слияния классовой борьбы за социализм с борь­бой за национальную независимость и суверенитет, за демократические права и свободы трудящихся.

...Несомненная одаренность Сталина — важная особенность, имевшая в формировании его личности куда более серьезное значение, чем принято считать. Если быть точнее, эта сторона его натуры в последнее время, по уже упомянутым причинам, как правило, замалчивается. Но как можно не обратить внимание на то, например, что в юности Сталин писал прекрас­ные стихи. Стихи, которые публиковались, и первые из них — в газете «Иверия», выходившей под редак­цией известного грузинского писателя Ильи Чавча-вадзе. Получившее особое признание стихотворение «Рафаилу Эристави» было включено в юбилейный сборник, посвященный этому выдающемуся поэту Грузии. Еще в 1907 году стихотворение вошло в книгу «Грузинская хрестоматия, или Сборник лучших об­разцов грузинской словесности».  

Как и всякий образованный грузин, Сталин пре­клонялся перед Шота Руставели, его «Витязем в тиг­ровой шкуре». По воспоминаниям современников, он сам рисовал портреты Руставели, других грузин­ских писателей.

В детстве Сталин зачитывался приключенчески­ми книгами Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара, позднее познакомился с произведениями Шекспира, Шиллера, Гейне, Бальзака, Гюго, Гиде Мопассана. Но больше всего он любил русскую литературу, особенно произведения Пушкина, очень ценил Чехова, хорошо знал Толстого, Гоголя, Салтыкова-Щедрина.

Сталин почти не расставался с книгой, в молодо­сти друзья его даже порой обижались, что из-за чте­ния он уделял им недостаточно внимания.  

В 1925 году у него, как у генерального секретаря, появилась личная библиотека, которая ежегодно по­полнялась сотнями книг. Но для нас интересен не сам факт ее возникновения, а важнее другое — пер­вые книги в ней подбирались и классифицирова­лись по указанию самого Сталина, который собст-венноручно составил перечень разделов библиоте­ки. Вот лишь часть из них: философия, психология, социология, политэкономия, финансы, промыш­ленность, сельское хозяйство, кооперация, русская история, история других стран... Многочисленные пометки в книгах свидетельствуют о том, что Ста­лин с ними серьезно работал. По его собственным словам, ежедневная норма чтения, составляла 400— 500 страниц.

Широта интересов Сталина в литературе поража­ет. И нет ничего удивительного в том, что Сталин изумлял окружающих своей осведомленностью в ее различных областях, в том числе и художественной. Его начитанность и высочайшую эрудицию отмечали практически все знавшие его люди.  

Любовь к чтению книг, в том числе высокохудо­жественных, формировала ясный и образный язык, который был характерен в последующем для боль­шинства его работ и выступлений. Заметим, что тру­дился он над своими очерками и докладами самосто-ятельно, не прибегая к услугам «спичрайтеров». В его стиле хорошо просматривается и уважение к людям — всё, о чем он пишет или что говорит, предельно до­ходчиво.

Это — с одной стороны. С другой, уже по первой его крупной самостоятельной статье, написанной в 1904 году — «Как понимает социал-демократия нацио­нальный вопрос?», он сумел подняться до глубоких теоретических обобщений, позволяющих судить о не­заурядных способностях автора.

Через всю жизнь Сталин пронес уважение к высо­кой культуре, прекрасно разбирался в ее проблемах, что позволяло ему на равных обсуждать сложные и специфические вопросы со многими деятелями лите­ратуры и искусства.  

Во времена приобщения Сталина к революцией­ному движению очагами распространения марксизма в Грузии были многие духовные учебные заведения. Этот странный на первый взгляд факт вполне объяс­ним: основные заповеди христианской церкви отра,-жают извечное стремление людей к социальной спра-ведливости, а принципы коммунизма в своей основе соответствуют сущности христианской морали, со­держащейся в Новом Завете, главным образом в На­горной проповеди.

То, что христианство и марксистская теория име-ют много общего, замечено не нами. В прошлом веке делалось немало усилий со стороны представителей христианской церкви соединить религию с теорией марксизма. Предпринял такую попытку и один из представителей этого движения настоятель Кентербе-рийского собора — главного англиканского храма Великобритании — Хьюлетт Джонсон. За свою по­движническую деятельность он в 1945 году был на­гражден орденом Трудового Красного Знамени, а за­тем удостоен Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами».  

Конечно, об общности христианства и марксизма можно говорить лишь до определенных пределов. Мы же отметим только, что формирование материалисти­ческого мировоззрения Сталина не повлекло у него негативного отношения к религии — сказались кор­ни, заложенные духовным образованием.

Касаясь раннего периода жизни Сталина, нельзя не упомянуть об одном эпизоде, происшедшем уже в 1938 году. Узнав о подготовке к печати книги расска­зов писательницы Веры Смирновой о своем детстве, Сталин направил в Детиздат записку: «Книга изоби­лует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, восхвалений. Автора ввели в заблуж­дение охотники до сказок, брехуны (может быть, "до­бросовестные" брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом. Но не это главное. Главное состоит в том, что книжица имеет тенденцию вкоре­нить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам боль­шевики. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему боль­шевистскому делу».  

Показательно и отношение Сталина к пьесе Ми­хаила Булгакова «Батум», написанной в 1939 году и посвященной раннему, батумскому периоду рево­люционной деятельности Сталина, его боевому кре­щению.. Домыслов, которые не имеют под собой никаких оснований, вокруг этой пьесы много. До­ходит дело вплоть до того, что писатель якобы пытал­ся добиться своей пьесой благосклонности вождя. Но мы оставим их на совести сочинителей, кото­рые всеми силами пытаются подорвать доверие чи­тателей к правдивому и талантливому произведе­нию.

Пьеса «Батум» отражает лишь короткий период в жизни Сталина, но она помогает понять, какими ли­шениями и опасностями была чревата избранная им дорога, задуматься, во имя чего люди выбирают судь­бу, которая не сулит им ничего взамен утраченного спокойствия и других обычных человеческих радос­тей. Сталину (а он понимал толк в большой литерату­ре) пьеса понравилась. Однако, как хорошо известно, он посчитал ее постановку преждевременной.  

Написание этой пьесы, как и все творчество Бул­гакова, лишний раз доказывает нелепость утвержде­ния, что советские писатели создавали свои произве­дения по принуждению. Ладно, некоторые критики не воспринимают Горького, Шолохова, Фадеева и других крупных художников слова, полагая, что они состояли у партии на службе. Но ведь Булгаков еще с двадцатых годов считался оппозиционным писате­лем, использовал, как говорилось тогда в одной из статей Большой советской энциклопедии, «теневые стороны советской действительности в целях ее дис­кредитирования и осмеяния». Стоял на крайнем пра­вом фланге современной русской литературы, явля­ясь «художественным выразителем буржуазных слоев нашего общества».

Писал стихи о Сталине и Борис Пастернак. Два его стихотворения были опубликованы 1 января 1936 года в газете «Известия». Нетрудно догадаться, поче­му более поздняя критика расценила стихи Пастерна­ка как «самый крайний для Пастернака компромисс с властью». Сам же автор считал, что это была «искрен­няя, одна из сильнейших... попытка жить думами вре­мени и ему в тон». Но кому важно его собственное мнение, если представляется повод лишний раз «изобличить» нравы эпохи?  

...С юных лет Сталина всегда отличали целеуст­ремленность, способность добиваться необходимых результатов в любом деле. «Коба» («Неукротимый») — так звали его товарищи по подпольной работе. По Марксу, классовая борьба — это «внутренняя граж­данская война». А на войне как на войне. Сейчас да­же трудно представить себе, что почти весь отрезок жизни Сталина с начала его революционной деятель­ности по 1917 год представлял собой сплошную цепь арестов, тюрем и ссылок. Впрочем, многих это просто не интересует — цели иные.

Пять побегов из ссылки! Ничто не могло сломить волю человека, убежденного в правоте своего дела. В то же время постоянная жизнь вне закона, огромные лишения, безусловно, наложили свой отпечаток и в какой-то мере ожесточили его.  

Дооктябрьский период своей жизни Сталин на­зывал «школой революционного ученичества». Взы­скательная оценка, если учесть, что на такую «учебу» понадобилось около двадцати лет. Хочется подчерк­нуть, что он очень скромно оценивал свое место в революционном движении того времени: «Как прак­тический работник, я был тогда, безусловно, начи­нающим».

Характерно отношение Сталина к окружающим его соратникам по борьбе, обладавшим более значи­тельным стажем революционной работы: «В сравне­нии с этими товарищами я был тогда молокососом...» Называл он себя и «подмастерьем революции», и в этом не было позерства, а заключалось огромное ува­жение к людям, которые вели его по жизни.  

Однако в целом Сталин конечно же умалял свою роль в дореволюционной борьбе. Ведь уже с девят­надцати лет он входит в состав социал-демокра­тической организации «Месаме-Даси», а затем, под влиянием ленинской «Искры», принимает активное участие в издании пролетарской газеты «Брдзола» («Борьба»).

Изменилась среда, а вместе с ней и характер его революционной деятельности с тех пор, как он воз­главил пропагандистскую работу среди рабочих Главных железнодорожных мастерских Тифлиса. Важными вехами биографии Сталина явились орга­низация в 1900 году на этом предприятии забастов­ки, к которой присоединились рабочие других фаб­рик, и первомайской демонстрации в грузинской столице. Уже в следующем году маевка проходит под лозунгами, призывающими к свержению царского режима, что означает переход от просветительской деятельности марксистских кружков, которые вел Сталин, от организации стачек с экономическими требованиями к политической борьбе с существую­щим государственным строем. В этом же году Ста­лин избирается членом Тифлисского комитета РСДРП.  

И это далеко не полный «послужной список» на­чала его революционной деятельности.

В чем невозможно переоценить роль Сталина, так это в соединении стихийного рабочего движения с марк­сизмом. Только таким путем можно было добиться превращения растущих выступлений трудящихся в сознательную борьбу против угнетения. В одной из ранних своих работ «О партийных разногласиях», на­писанной в мае 1905 года, Сталин рассуждает следую­щим образом:  

«Что такое научный социализм без рабочего дви­жения?'Компас, который, будучи оставлен без приме­нения, может лишь ржаветь, и тогда его пришлось бы выбросить за борт.

Что такое рабочее движение без социализма? — Корабль без компаса, который и так пристанет к другому берегу, но, будь у него компас, он достиг бы берега гораздо скорее и встретил бы меньше опас­ностей.  

Соедините то и другое вместе, и вы получите пре­красный корабль, который прямо понесется к друго­му берегу и невредимым достигнет пристани».

Какой вывод из этого мы можем сделать для себя сегодня? Каким бы правильным ни представлялся для многочисленных современных движений и орга­низаций — и в России, и за рубежом, — именующих себя коммунистическими, тот «марксизм», который они проповедуют, он навсегда останется «продук­том» для внутреннего пользования и будет «ржа­веть», если оторван от жизни и не находит себе при­менения.  

С другой стороны, если в стране еще не созре­ли условия для подлинно массового политического движения трудящихся против своих угнетателей, то никакая, даже самая «умная», теория не сможет сти­мулировать этот процесс. Не говоря уже о тех изыс­каниях многих нынешних «теоретиков», которые ос­новывают свои взгляды на современное движение грудящихся по принципу «Чем хуже — тем лучше». Увы, полный развал экономики страны и катастро­фическое обнищание масс, как свидетельствует прак­тика минувших лет, заметного влияния на радикали­зацию настроений общества не оказали.

В то же время коммунистам чужд исторический фатализм, они не приемлют тактику пассивного ожидания, пока «вызреет» революционная ситуация. Материалистический взгляд на исторический про­цесс невозможен без понимания, что историю дела­ют люди. И без их волевых усилий и практической деятельности ничто не происходит само по себе. Но если научная мысль плетется в хвосте событий, то не­избежно возникают провалы на практике. Развал СССР и КПСС наглядно подтверждает это, ибо фа­тальных причин поражения социализма не было, а возникшие проблемы при наличии глубокого науч­ного анализа развития событий и политической воли партийного руководства могли быть решены иным путем.  

Приходится еще сталкиваться со взглядом на со­циалистическую революцию как на одноразовый акт, как на переворот, единственное сражение, призван­ное коренным образом изменить положение трудя­щихся. Однако — в этом убеждает и опыт Октябрь­ской революции, и особенности общественных процессов современности — это всегда целая эпоха обостренных классовых конфликтов, длинный ряд битв по всем фронтам, по всем вопросам экономики и политики.

Революции не делаются по заказу. Сталин уловил этот важный момент и предупреждал о необходимос­ти соблюдения ленинского принципа — «не обгонять развитие масс, не декретировать движение масс, не отрываться от масс, а двигаться вместе с массами и двигать их вперед, подводя их к нашим лозунгам и об­легчая им убеждаться на собственном опыте в пра­вильности наших лозунгов».  

Когда на II съезде РСДРП произошло размежева­ние партии, Сталин сразу же полностью поддержал позицию Ленина и его сторонников. Он безогово­рочно признал в Ленине вождя революционного дви­жения в России и ни при каких обстоятельствах не позволял кому-либо усомниться в этом. Главной за­слугой Ленина он считал создание им политической партии, которая оказалась в состоянии взять власть в России.

Только пролетарская партия может указать дорогу к социалистическому обществу. Эту принципиальную ленинскую мысль Сталин всецело поддерживал и раз­вивал. Многие рабочие организации, говорил он, «не могут выйти за рамки капитализма, ибо целью их яв­ляется улучшение положения рабочих в рамках капи­тализма. Но рабочие хотят полного освобождения от капиталистического рабства, они хотят разбить эти самые рамки, а не только вращаться в рамках капи­тализма».  

В этом кроется коренное отличие людей, считаю­щих себя коммунистами, от тех, кто называет себя со­циал-демократами. В нашем обществе кремлевские политтехнологи смогли вывести и новый, третий сорт партии — «Справедливую Россию», ставшую левой подпоркой действующей власти. «Эсэры» настойчиво пытаются примазаться к коммунистическому движе­нию и подорвать КПРФ изнутри, рассуждают едва ли не о единстве своих целей с задачами Компартии. По­стоянно пускают в нашем обществе провокационные слухи то об объединении с Компартией, то о выступ­лении с ней «единым фронтом». Удивляют многочис­ленные заявления «Справедливой России» о своем намерении строить социализм, не выходя за рамки капитализма. В народе такой социализм окрестили «небритым»...

Выходец из народа, Сталин высоко ценил в Лени­не скромность и считал это качество одной из самых сильных сторон его как вождя «простых и обыкновен­ных масс, глубочайших "низов" человечества». По­этому он и сам опору на народные, в первую очередь пролетарские, массы считал важнейшим условием достижения поставленных целей. Он не только объ­являл себя последовательным выразителем позиции, наиболее отвечающей интересам трудящихся России, но и доказывал верность этому принципу во всех сво­их практических делах. Именно это помогло ему пре­одолеть сопротивление многочисленных противни­ков внутри партии, когда стоял вопрос о выборе путей социалистического строительства. Добиться неви­данного подъема страны в годы первых пятилеток, мобилизовать людей на отпор врагу в Великой Отече­ственной войне.  

Люди верили ему, потому что чувствовали ис­креннее уважение к себе со стороны Сталина, виде­ли, что его слова никогда не расходятся с делом. В этом, на наш взгляд, заключается основная причина безоговорочной поддержки его линии большевиками «Ленинского призыва» в трудный период внутрипар­тийной борьбы или тех горячих отзывов, которые не­изменно находили в народе все его прямые обраще­ния к людям.

В то же время шаткость большей части старой ин­теллигенции, воспитанной в традициях дореволюци­онного времени, особенно часто проявлявшаяся в ее отношении к советской власти, вызывала у Сталина недоверчивое отношение к ней, что порой необосно­ванно сужало социальную базу революционного про­цесса.

Еще в своей статье «Коротко о партийных разно­гласиях» Сталин, например, так трактует главную причину партийных разногласий между большевика­ми и меньшевиками: «В нашей партии выявились две тенденции, тенденция пролетарской стойкости и тен­денция интеллигентской шаткости». Излишне гово­рить, что Сталину больше были по душе стойкие и сильные люди, но не «хлюпики» из интеллигентской среды. Более того, он считал, что слабовольные люди являются наиболее опасными в жизни.  

Сталин назвал свою революционную работу в Ба­ку, которая пришлась на 1909—1910 годы, «вторым боевым крещением». Это было тяжелейшее для пар­тии время, когда она еще не оправилась после тяже­лого поражения в первой русской революции и ей не хватало сил для преодоления того давления, которое на нее оказывалось царским правительством. Под его ударами шло резкое снижение численности партии. По существу, стоял вопрос о том, быть пролетарской партии или не быть.

В это трудное для партии время в статье «Партий­ный кризис и наши задачи», опубликованной в газете «Бакинский рабочий», Сталин писал, что из партии в первую очередь побежали неустойчивые, большинство которых составляла (опять-таки!) интеллигенция, или, как он назвал ее представителей, «гости партии». Именно поэтому он считал важным укреплять рабо­чую прослойку в руководстве партии. «Необходимо, — говорил он, — чтобы опытнейшие и влиятельнейшие из передовых рабочих находились во всех местных организациях, чтобы дела организации сосредоточи­вались в их крепких руках, чтобы они, и именно они, занимали важнейшие посты в организации, от прак­тических и организационных вплоть до литератур­ных».  

Характерно, что много лет спустя на параде, кото­рый состоялся на Красной площади 7 ноября 1941 го­да, он произнес следующие слова: «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интел-лигентики».

Естественно, что такое предубеждение передава­лось народным массам, которые также относились к интеллигенции с недоверием, тем более что у значи­тельной ее части корни уходили в дореволюционное время и она не была связана должным образом с рабо­чими и крестьянством.  

И все же, вместе с успехами в социалистическом строительстве, позиция Сталина претерпевала серь­езные изменения. В докладе на XVIII съезде партии интеллигенции был посвящен целый раздел. В нем отмечалось, что «интеллигенция за период советско­го развития успела измениться в корне как по своему составу, так и по своему положению, сближаясь с на­родом и честно сотрудничая с ним, чем она принци­пиально отличается от старой, буржуазной интелли­генции... Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса, крестьянства, трудовой ин­теллигенции пошли в вузы и техникумы... Они влили в интеллигенцию новую кровь и оживили ее по-но­вому, по-советски. Они в корне изменили весь облик интеллигенции по образу своему и подобию. Остатки старой интеллигенции оказались растворенными в недрах новой, советской, народной интеллигенции. Создалась, таким образом, новая, советская интел­лигенция, тесно связанная с народом и готовая в сво­ей массе служить ему верой и правдой».

Наверное, в самое тяжелое время — в периоды подготовки революции, строительства социалистиче­ской экономики, смертельной схватки с фашиз­мом — у Сталина были основания сомневаться в пре­данности наиболее шаткой части интеллигенции социалистическим идеалам. Поэтому у определенной группы интеллигентов несомненно были основания платить ему «взаимностью», что и привело в конеч­ном счете к антисталинской вакханалии, поднятой в конце восьмидесятых годов прошлого века.  

Следует отметить, что, безоговорочно признавая высочайший авторитет Ленина, Сталин никогда пе­ред ним не заискивал и слепо за ним не шел. Это про­явилось позднее и в его теоретической деятельности, о чем еще будет говориться. А в период работы в Ба­ку он довольно резко критикует ЦК, который воз­главлял в то время Ленин, настойчиво добивается со­здания общерусской политической газеты, которая, по его замыслу, должна была стать центром всей пар­тийной работы, могла связать местные партийные организации.

Замечания Сталина были учтены VI Пражской конференцией РСДРП, которая избрала в состав ЦК и созданного Русского бюро ЦК большое количество партийцев пролетарского происхождения. Достаточ­но вспомнить имена Калинина, Петровского, Бадае­ва и ряда других деятелей партии. То, что руководство РСДРП укрепили люди, отражающие интересы рабо­чего класса России, позволило Сталину впоследствии утверждать, что «Пражская конференция положила начало партии нового типа, партии ленинизма, боль­шевистской партии». Соответствовало ли это на са­мом деле действительности?  

Как бы то ни было, в преддверии нового подъема рабочего движения это был перелом традиций, сло­жившихся к тому времени в РСДРП, который, вне всякого сомнения, оказал позитивное воздействие на деятельность всей партии. Некоторые исследова­тели делают чересчур громкие заявления, считая, что Сталин со своими сторонниками совершил в партии «настоящую пролетарскую революцию». Однако в том, что противостояние «"эмигранты-теоретики" — "практики"» до Пражской конференции существова­ло, они, конечно, правы. Во всяком случае, на кон­ференции от руководства партией было отстранено много эмигрантов, привыкших находиться за грани­цей в безопасности. Проявляя склонность к теорети­зированию и абстрактным умозаключениям, на са­мом деле многие из них очень туманно представляли себе реальную политическую обстановку в России, настроения людей.

Огромным событием в истории партии явился выход 5 мая 1912 года первого номера газеты «Прав­да» — той самой «общерусской газеты», создания ко­торой добивался Сталин и которая стала издаваться по решению Пражской конференции. С тех пор вот уже почти 100 лет газета «Правда» находится на пе­реднем крае, в авангарде политической борьбы трудя­щихся за социальную справедливость.  

В том же году на Сталина было возложено руко­водство деятельностью фракции большевиков в Госу­дарственной думе. Как и предшествующие внутри­партийные назначения, о которых мы говорили, это стало важной ступенью укрепления его авторитета в партии и означало выдвижение на руководящие роли в РСДРП.

Пройденный Сталиным путь с начала его рево­люционной деятельности позволяет нам сказать, что это был не «карьерный» путь к власти, а закономер­ное и объективное восхождение к ведущим позициям в партии.  

В 1917 году, возвратившись после Февральской революции в Петроград из туруханской ссылки, Ста­лин руководит редакцией «Правды», избирается в со­став президиума бюро ЦК партии, делегируется в ис­полком Петроградского Совета. В отсутствие Ленина он фактически возглавляет партию. А соратники по партии называют его между собой «Мастер револю­ции», чем он очень гордился и тогда, и в более позд­нее время.

«Апрельские тезисы» В. И. Ленина, возвестив­шие о возможности прорыва к социализму, взорва­ли политическую жизнь России, в том числе вызва­ли смятение и в руководстве партии. Тезисы рушили известный догмат, согласно которому социалисти­ческая революция возможна только в развитой ка­питалистической стране, где сконцентрирован про­мышленный пролетариат. Призыв к пролетарской революции в крестьянской России многим казался немыслимой авантюрой. Плеханов, в частности, оценил ленинские тезисы как «бред сумасшедшего». Решительно выступили против них Рыков и другие деятели партии.

Сталин же встал на сторону Ленина безоговороч­но и пошел за ним без колебаний, потому что смог по достоинству оценить ленинский метод выработ­ки стратегии политической борьбы. Союз рабочего класса и крестьянства, опора на революционный по­тенциал крестьянства — русского в первую очередь, при ведущей роли пролетариата — это был русский путь в социалистической революции. Ленин предла­гал не «русификацию» марксизма, в чем его обвиня­ли, а диалектическое его использование в соответст­вии с национально-историческими особенностями России.  

Сталину был чужд закоснелый подход к делу, при котором руководствуются устоявшимися партийны­ми догмами без учета реальной обстановки. Не толь­ко присущую ему твердость, но и невиданную ранее гибкость он проявил в июльских событиях 1917 года. Речь тогда шла о том, пойти ли вслед за большой группой нетерпеливых большевиков и поддержать попытку захвата власти Советами или удержать пар­тию от преждевременного выступления и спасти ее от неминуемого разгрома, который был бы неизбе­жен в случае первого варианта развития событий. Обстановку до предела накалили члены партии, тре­бовавшие немедленного установления советской власти.

Сталину пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы охладить горячие головы, а также, вопре­ки мнению многих членов ЦК, убедить Ленина скрыться от сыщиков Временного правительства за границей, так как был отдан приказ о его аресте. Ста­лин был убежден, что, если бы Ленин был арестован, расправа вслед за этим последовала бы незамедли­тельно. Ведь поводом для ареста послужило очеред­ное, уже не новое, обвинение Ленина в том, что он является германским агентом (впервые оно было сфа­бриковано после возвращения Ленина в Россию через Германию), а июльское восстание было поднято яко­бы по указанию немецкого правительства. Дискреди­тация большевиков в глазах народных масс таким провокационным способом пришлась по душе не только Временному правительству, но и всем анти­большевистским силам тех дней. Через 70 с лишним лет этот «сильный ход», подготовленный в свое время контрразведкой Петроградского военного округа, бу­дет активно использован в целях дискредитации КПСС преемниками циничных «традиций» антиком­мунизма.  

В самый разгар июльских событий Сталин так сформулировал главные задачи: «Первая заповедь — не поддаваться провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, беречь силы для грядущей борьбы, не допускать никаких преждевременных выступлений». Он убеждал тех, кто надеялся на скорую победу: «Наш пароль: стойкость, выдержка, спокойствие». В ночь на 5 июля ЦК боль­шевистской партии принял решение призвать рабо­чих и солдат прекратить уличные демонстрации. На экстренной конференции петроградских большеви­ков, состоявшейся во второй половине июля, когда накал ситуации в стране несколько ослаб, Сталин за­явил, что главный вопрос состоит не в том, могли взять власть большевики или нет, а в том, могли ли они удержать власть.

Находясь в Разливе, Ленин дал высокую оценку такой тактике, позволившей партии сохранить свои ряды во время политического кризиса. «Передовые отряды пролетариата, — писал он, — сумели выйти из наших июньских и июльских дней без массового обескровления. Партия пролетариата имеет полную возможность выбрать такую тактику и такую форму или такие формы организации, чтобы внезапные (будто бы внезапные) преследования... не могли ни в коем случае прекратить ее существование и ее систематическое обращение со своим словом к на­роду».  

С учетом политической обстановки в стране боль­шевики после июльских событий отказались от ло­зунга «Вся власть Советам!». Они вернулись к нему только после Корниловского мятежа, когда перед уг­розой установления в стране военной диктатуры и в результате решительных действий левых сил по ее предотвращению распался единый антибольшевист­ский фронт. Корниловское восстание, писал Ста­лин в сентябре 1917 года, «только развязало свя­занную было революцию, подстегнув ее и толкнув вперед».

Но еще раньше состоялся VI съезд партии, на котором в отсутствие Ленина Сталин делает основ­ной доклад о политическом положении и обосновы­вает новый курс партии — курс на вооруженное вос­стание.  

Временный отказ от лозунга «Вся власть Сове­там!», как мы видим, ни в коем случае не означал от­каза от борьбы большевиков за власть.

Очень похожая ситуация сложилась в России на­кануне и во время октябрьских событий 1993 года. До сих пор руководству КПРФ предъявляют обвине­ния в нерешительности, в соглашательстве, а также в том, что партия после расстрела защитников Дома Советов пошла на выборы, получившие название «Выборы на крови». Среди «обвинителей» немало тех, кто, используя в то время напряженность вокруг Верховного Совета, пытался реализовать свои лич­ные цели и амбиции. Нужно было быть совершенно оторванными от жизни, чтобы не увидеть тогда, что основная масса людей, обманутая обещаниями слад­кой жизни, отравленная психологией мелких лавоч­ников, была пассивна и не только не готова к реши­тельным действиям против наступающей ельцин­ской диктатуры, но и поддерживала позицию Ельци­на. Нетрудно понять, чем было чревато в условиях произошедшего раскола общества вооруженное про­тивостояние.  

Напрасно нам говорят, что Компартия тогда упус­тила свой шанс в борьбе за власть — таких шансов просто не было, а нагнетание обстановки, расшире­ние масштабов стихийных выступлений только бы спровоцировали более тяжкие последствия, более страшную кровавую бойню, чем та, которая была раз­вязана ельцинистами.

Время только подтвердило правильность пози­ции, занятой в те дни руководством КПРФ. Бла­годаря выдержке ее руководителей удалось спасти партию, не дать спровоцировать ее на открытое вы­ступление против одурманенных опричников Ель­цина, расшибить о стену непонимания со стороны широких масс. Это позволило буквально прорваться в Государственную думу и использовать ее трибуну для защиты интересов народа, для того чтобы от­крыть глаза людям на преступления Ельцина и его пособников, для усиления легальной работы на мес­тах. А что касается главной исторической перспек­тивы, то КПРФ боролась и борется не за свою долю во власти, а за установление подлинного народовла­стия и справедливости, за то, чтобы вместе с сорат­никами взять власть в свои руки.  

Не проводя прямых параллелей между временем, предшествовавшим Октябрю, и сегодняшним днем, можно в качестве примеров привести и другие схожие ситуации. Так, характеризуя тяжелый период в жизни партии, который пришелся на годы реакции после первой русской революции, Сталин признавал, что партия была тогда вынуждена «перейти на тактику отступления», ибо наступил отлив революции и упа­док революционного движения. «Соответственно с этим, — писал он, — изменились и формы борьбы, так же как и формы организации. Вместо бойкота Ду­мы — участие в Думе, вместо открытых внедумских революционных выступлений — думские выступле­ния и думская работа, вместо общих политических за­бастовок — частичные экономические забастовки или просто затишье».

В преддверии Октября Сталин обосновывает воз­можность победы социалистической революции в России независимо от того, свершатся или нет рево­люции в европейских странах, от обстановки, скла­дывающейся в них. На VI съезде РСДРП(б), который проходил в условиях подполья 26 июля — 3 августа 1917 года, он фактически открыто выступил против тех, кто не верил в возможность подобного развития событий в России и рассматривал будущую револю­цию только в контексте раздувания «мирового пожа­ра», — в неизбежность мировой революции верили большинство членов партии, она считалась само со­бой разумеющимся делом.

Резко выступая на съезде против позиции Преоб­раженского, которую активно поддерживат и Буха­рин, Сталин прямо заявил о возможности такого раз­вития событий, при котором «именно Россия явится страной, прокладывающей путь к социализму». Он предлагал своим соратникам «откинуть отжившее представление о том, что только Европа может ука­зать нам путь». «Существует марксизм догматический и марксизм творческий, — говорил в связи с этим Сталин. — Я стою на почве последнего». Обосновы­вая предпосылки социалистической революции в России, он обратил внимание делегатов VI съезда на ее базу, которая была шире, чем в Европе, и на под­держку рабочего движения беднейшими слоями кре­стьянства.

Заметим, что позднее устремленные на Запад меч­ты подогрели события в Германии, где социалисты, составлявшие большинство депутатов рейхстага, под­няли всеобщую стачку и заставили Вильгельма II от­речься от престола. В Баварии провозгласили Совет­скую республику, а Карл Либкнехт даже объявил Советской республикой всю Германию. Но не зря го­ворил Сталин в июле 1917 года, что главный вопрос состоит не в том, чтобы взять власть, а в том, чтобы ее удержать. Вот этого-то сделать немецкие революцио­неры как раз и не смогли. По иронии судьбы, броже­ние масс и ожидание нового революционного подъе­ма немецких рабочих обернулись «пивным путчем» Гитлера в Мюнхене...  

Надо сказать, что и сам Сталин некоторое время находился под воздействием надуманных лозунгов о неизбежности всемирной революции, той общей пси­хологической атмосферы, в которой многие вещи ка­жутся уже потому правильными, что так считает боль­шинство. Но победил рассудок, жизненные реалии взяли верх. Идя наперекор сложившемуся мнению, он отстаивал свою позицию, основанную на вере в возможности России: «Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабо развит, то утопич­но ставить вопрос о социалистической революции.

Они были бы правы, если бы не было войны, если бы не было разрухи, не были бы расшатаны основы ка­питалистической организации народного хозяйства... Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия "подождала" с социалистическими преобра­зованиями, пока Европа не "начнет". "Начинает" та страна, у которой больше возможностей».  

Эти слова были сказаны еще за три месяца до Ок­тября, до того, как власть, по утверждению некото­рых историков, якобы сама «свалилась» прямо в руки большевиков. Кстати, с таким утверждением молча­ливо соглашаются сейчас и некоторые коммунисты, не способные понять, что такой взгляд на социалис­тическую революцию — большая историческая ложь. Она напрочь игнорирует тяжелые годы огром­ной подготовительной работы, замалчивает много­численные жертвы, которые были принесены боль­шевистской партией во имя победы в нашей стране социализма.

В октябре 1917 года, накануне революционных событий, Сталин избирается в состав Военно-рево­люционного комитета, руководившего вооруженным восстанием, а сразу после его победы входит в Сов­нарком как народный комиссар по делам националь­ностей. Он также избирается в состав бюро ЦК (так называемой «четверки»: Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов) и, таким образом, становится одним из ру­ководителей страны.  

«Русский прорыв» — так оценивал Сталин Ок­тябрьскую революцию и ее победоносное шествие. Этими словами он подчеркивал не только выдвиже­ние России на ведущие позиции среди крупнейших и более развитых капиталистических стран, но и ха­рактер, национальные особенности Октября, аван­гардную роль в революционном процессе русского рабочего класса. Это положение, значительно раз­витое и обогащенное применительно к новым усло­виям, помогает современным коммунистам найти верный ответ на вопрос, что такое «русский социа­лизм» и что составляет суть борьбы КПРФ за его победу.

А этот вопрос, как правило, с претензией на иро­нию, ставят в основном те, кто хочет выхолостить на­циональное содержание из социальных отношений, как в паспортах они вытравили пункт о националь­ной принадлежности людей. Его ставят те, кто сомне­вается в способности русского народа возглавить борьбу всех народов России за социализм и нацио­нальное освобождение.  

Нетрудно заметить, где эти люди черпают свое вдохновение. Когда Сталин, будучи, заметим, гру­зином, с гордостью говорил о «русском прорыве», ярый русофоб Троцкий утверждал, что Россия самой природой приговорена на долгую отсталость, что ее культура является «лишь поверхностной имитацией высших западных моделей и ничего не внесла в со­кровищницу человечества». Низкого мнения о рус­ских был и Бухарин, который инициировал нападки на творчество Есенина, относился к истории России как к «рабскому» прошлому. Перепевы всех этих и подобных им суждений мы слышим едва ли не каждый день на протяжении и двух последних де­сятилетий.

Стоит сопоставить подобные мнения с позицией Сталина, которая хорошо видна в его письме поэту Демьяну Бедному от 12 декабря 1930 года. «Весь мир признает теперь, — писал Сталин, — что центр рево­люционного движения переместился из Западной Ев­ропы в Россию... Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу, и прежде всего русскому рабочему классу... А Вы? Вме­сто того чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс... стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что "лень" и стремление "сидеть на печ­ке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит — и русских рабочих, которые, про­делав Октябрьскую революцию, конечно, не переста­ли быть русскими».  

Очерняя Ленина и Сталина, подельщики ны­нешней власти из идеологического цеха любят пред­ставить людей, противостоящих большевикам, нахо­дящимся от них по другую сторону баррикад, в первую очередь белых генералов, как идеальных ге­роев, наделенных всевозможными талантами и не­превзойденными качествами, борцами за спасение России. Действительно, знакомясь со страницами Гражданской войны, мы видим среди руководителей Белого движения и интересных людей, талантливых военачальников. Но это не меняет сути дела: боль­шинство «спасителей» России — это те, кто поддер­жал интервенцию западных держав, кто развязал в стране Гражданскую войну, кто отличался невидан­ной жестокостью по отношению к мирному населе­нию, не брезговал самыми грязными методами террора и насилия.

Именуя себя «патриотами», они с энтузиазмом восприняли оккупацию странами Антанты Мурман­ска и Дальнего Востока, связывали свои надежды с восстанием чехословацкого корпуса. Конечно, ос­новная причина восстания чехословацкого корпуса заключалась не в приказе о его разоружении после массовой драки в Челябинске, а в том, что поднятый мятеж отвечал интересам французского правительст­ва. Кстати, этот корпус, насчитывающий около 45 ты­сяч человек, сумел взять под контроль почти все горо­да Транссибирской магистрали и делал попытки продвижения в центральную часть России. А сформи­рованная на юге страны Белая гвардия имела тесные связи и с чехословаками, и с савинковцами, подняв­шими в июле 1918 года мятеж в Ярославской губер­нии.  

Четырнадцать государств во главе с Англией, Францией, Японией, США ополчились против моло­дой Советской республики. Англия, например, в под­держку белогвардейской армии решила выстроить блокаду, которая должна была сжать удушающее Рос­сию кольцо. Осуществлять ее предполагалось по схе­ме: Балтийское море, Финляндия, Карелия, Русский Север — Транссибирская магистраль — Владивос­ток — Туркестан, Кавказ, Кубань, Дон, Черное море — Румыния, Польша.

Характерно, что Уильям Донован, крупнейший американский разведчик, который считается «духов­ным отцом» ЦРУ, свою карьеру в разведке сделал по­сле Первой мировой войны, когда Госдепартамент на­значил его офицером по связи с антибольшевистской «белой» Россией (см.: Daninos F. CIA. Une histoire Politique 1947-2007. Paris, 2007).  

He будь помощи Антанты — внутренняя контрре­волюция никогда бы не решилась развязать в стране Гражданскую войну.

По поводу «благородных патриотов» России Ста­лин писал в конце 1919 года: «Деникин и Колчак не­сут с собой не только ярмо помещика и капиталиста, но и ярмо англо-французского капитала. Победа Де­никина — Колчака есть потеря самостоятельности России, превращение России в дойную корову анг­ло-французских денежных мешков. В этом смысле правительство Деникина — Колчака есть самое ан­тинародное, самое антинациональное правительст­во...»  

Все Белое движение было накрепко связано с ин­тервенцией, полностью зависело от решений, при­нимаемых в Париже, Лондоне и Вашингтоне. Идею верности западным союзникам Деникин и Колчак не подвергали никакому сомнению. Хотя они прекрас­но знали, что ценой возможной победы, если таковая произойдет, станет колонизация России. Украина попадала бы под протекторат Франции, Азербайд­жан, Кавказ и Закавказье — Англии. Даже такой известный деятель российского либерализма, как П. Милюков, признал в 1920 году, что на Западе «те­перь выдвигается в более грубой и откровенной фор­ме идея эксплуатации России как колонии ради ее богатств и необходимости для Европы сырых мате­риалов».

Париж и Лондон удовлетворяли все запросы Кол­чака и Деникина, но делалось это под залог в виде трети золотого запаса России, в обмен на отказ от на­циональных интересов. Одним из условий оказания Западом помощи белой армии был лозунг «К Учреди­тельному собранию!». Это означало утверждение в России либерально-буржуазного парламента по евро­пейским лекалам.  

Русский патриотизм вождей Белого движения с их девизом «За единую Россию!» был всего лишь рито­рикой, ширмой прикрытия их прозападных интере­сов. На территориях, занятых интервентами и белы­ми, восстанавливался дореволюционный порядок, земля отдавалась в руки помещиков, скинутых рево­люцией, ликвидировались все революционные завое­вания, провозглашенные в первых декретах совет­ской власти. Особое неприятие крестьян белые вызывали тем, что Колчак и Деникин отменили дек­рет о национализации земли.

Ответной мерой руководства РСДРП(б) и Сов­наркома на бесчинства белогвардейцев и солдат Ан-танты стал «красный террор». Входила ли эта мера в планы правительства молодой Советской республики или была вынужденной?  

Ленин по этому поводу писал: «Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могу­щественные державы обрушились на нас своими пол­чищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не мог­ли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили бес­пощадным образом, и это означало террор, но это бы­ло навязано нам террористическими приемами Ан­танты.

И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Рос­това, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали. Мы говорим, что применение насилия вызывается задачей подавить эксплуататоров, подавить помещиков и капиталис­тов; когда это будет разрешено, мы от всяких ис­ключительных мер отказываемся. Мы доказали это на деле».

Конечно, создавая Красную армию фактически заново, с «чистого листа», нельзя было рассчитывать на то, что она сможет самостоятельно защитить ог­ромную территорию от западных границ до Дальнего Востока. Так, к началу Гражданской войны в ее рядах насчитывалось всего лишь 116 тысяч пехотинцев и около восьми тысяч кавалеристов. Советская власть смогла выстоять, только опираясь на широкие народ­ные массы, воспринявшие главные лозунги Октября. В большинстве своем крестьянство приняло сторону Красной армии и оказывало ей помощь. Это — с од­ной стороны. А с другой — во многих регионах стра­ны решающее значение на ход боевых действий ока­зывали отнюдь не регулярные части, а партизанские отряды, созданные из крестьян, простых русских му­жиков, не пожелавших терпеть насилия белых и надеявшихся на большевиков. В первую очередь именно на сопротивление народа натолкнулись, на­пример, армии Колчака, которые оказались бессиль­ны против восставших крестьян и не смогли ничего поделать с повсеместно создаваемыми крестьянски­ми республиками.  

Гражданская война подтвердила способность Сталина браться за решение самых тяжелых и небла­годарных вопросов, стоявших перед партией, — не­взирая на опасности, совершенно не заботясь о том, как скажется выполняемая работа на личной репута­ции. Высказывая свое отношение к наделению Ста­лина в мае 1918 года чрезвычайными полномочиями в борьбе с голодом (сначала в центральной части Рос­сии, а затем на юге республики), профессор истории и права Гарвардского университета Адам Улам об­ращает внимание на то, что выполнить подобную за­дачу способен далеко не каждый человек — «влас­толюбец предпочел бы сидеть в сравнительной безопасности в Москве, а не принимать на себя от­ветственность, чреватую многими опасностями, в зо­не боевых действий».

И это — далеко не единственный факт реальной, а не вымышленной истории, опровергающий мифы о «прорыве» Сталина к власти, его диктаторских за­машках. Хочется напомнить, что этот «диктатор» по­сле завершения работы XV съезда ВКП(б), на кото­ром была разгромлена троцкистско-зиновьевская оппозиция, а ее руководители исключены из партии, в очередной, третий раз инициировал вопрос об осво­бождении его с поста генсека. Он заметил, что уже три года просит решить этот вопрос, а с разгромом оппо­зиции отпала-де необходимость удерживать его на этом посту. Однако пленум почти единогласно, при одном воздержавшемся, отклонил эту просьбу. Ста­лин даже пошел на хитрость и предложил ликвидиро­вать пост генерального секретаря. Однако и здесь у пего ничего не получилось — все выступили против его предложения.  

Этот «диктатор», как свидетельствуют современ­ники, находясь во главе государства, принимал ре­шения только после всестороннего обсуждения их со своими коллегами и специалистами. Судя по це­лому ряду опубликованных воспоминаний, он с большим уважением относился к людям независи­мым, любил, когда ему открыто и честно возражали и отстаивали свое мнение. Он мог часами выслуши­вать человека и поменять точку зрения, если его со­беседник мог доказать свою правоту, обосновать свои взгляды. Многочисленные свидетельства лю­дей, близких к Сталину, полностью опровергают миф о том, что «властолюбивый, подозрительный и жестокий» Сталин плохо переносил возле себя лю­дей ярких и самостоятельных. Наоборот, многие из тех, кто общался со Сталиным, отмечают его мяг­кость, обходительность, обстоятельность в спорах, которые никогда не выходили за рамки внутрипар­тийной этики.

Верность методу коллективного творчества при решении сложных задач Сталин сохранил на всю жизнь. Например, участвуя в послевоенные годы в создании учебника по политэкономии, он спра­ведливо считал, что такая работа по силам лишь кол­лективу авторов, и высмеивал тех, кто был готов взяться за нее в одиночку. Проект учебника стал предметом широкой дискуссии, состоявшейся в но­ябре 1951 года.  

Люди видели в Сталине живой пример народного руководителя, он наиболее полно отвечал их пред­ставлениям и вековым мечтам о своем вожде, спо­собном поставить государство на службу народу, его коренным интересам. Они пошли за ним, потому что поняли и поверили: партия большевиков — это партия народа и для народа. Не случайно Лион Фейхтвангер, говоря о Сталине, заметил: «Он боль­ше, чем любой из известных мне государственных де­ятелей, говорит языком народа...» Всенародная лю­бовь к Сталину, как точно заметил знаменитый писатель, была чувством глубоко органическим, ко­торое выросло «вместе с успехами экономического строительства. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это новое благополучие».

Ощущая свое духовное родство с простыми людьми, Сталин был убежден, что в первую очередь именно благодаря им и состоялся прорыв России в число индустриально развитых стран мира. Он всегда подчеркивал свое уважение к партийцам «Ленинско­го призыва», проведенного в 1924 году, которые в большинстве своем были представителями рабочего класса и при нем составили костяк партии. К сожале­нию, подавляющее большинство этих людей не вер­нулось с полей сражений Великой Отечественной войны.  

По любому принципиальному поводу Сталин всегда находил нужные, доходчивые слова, обращен­ные к народу, к широким партийным массам рядовых партийцев. Он получал от них неизменную поддерж­ку, потому что политика, которую он проводил, дей­ствительно отвечала нуждам подавляющего боль­шинства советского народа и его ядра — русского народа, на которого Сталин постоянно опирался и в повседневной работе, и в решении наиболее слож­ных проблем.

В беседе с Эмилем Людвигом, состоявшейся еще в декабре 1931 года, Сталин имел полные основания сказать: «...Если взять трудящееся население СССР, рабочих и трудящихся крестьян, представляющих не менее 90% населения, то они стоят за Советскую власть и подавляющее большинство их активно под­держивает советский режим. А поддерживают они Советский строй потому, что этот строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян. В этом осно­ва прочности Советской власти, а не в политике так называемого устрашения».  

Сталина поддерживали не только партия и про­летариат, но и патриотически настроенные пред­ставители крестьянства, научной и творческой ин­теллигенции, военные специалисты, гражданские служащие, видевшие в нем последовательного и ре­шительного защитника национальных интересов страны. Народ платил ему взаимностью, понимая и чувствуя, что Сталин верит в его силы, талант, спо­собность к созидательной работе, а не рассматривает его как «человеческий материал» для сомнительных экспериментов.

Отсюда — готовность людей к подвигу, к само­пожертвованию во имя Родины. Без этого невоз­можно было в годы Великой Отечественной войны обеспечить защиту своего Отечества от фашистских агрессоров и добить страшного врага в собственном логове.  

Эту внутреннюю, прочную взаимосвязь вождя и народа, пожалуй, лучше других уловил патриарх Алексий, который в день похорон Сталина произнес незабываемые слова: «Упразднилась сила великая, нравственная, общественная: сила, в которой народ наш ощущал собственную силу».

По многочисленным свидетельствам современ­ников, Сталин очень любил детей, без труда находил с ними общий язык. А это уж совсем не вяжется с бы­тующим в некоторых кругах мнением о Сталине как о бесстрастном, холодном человеке, лишенном про­стых человеческих чувств. Став во главе страны, он не раз возвращался к своим детским мечтам о счас­тье, представлениям о мире и переносил их на почву великой советской державы, где они дали обильные всходы. Несмотря на свою занятость, он находил время для того, чтобы заниматься проблемами пио­нерской организации. Например, на вопросах ее ра­боты он подробно остановился в своем докладе на XIII съезде партии в мае 1924 года. Именно в сталин­ское время сложились практически все традиции пи­онерии, которые хорошо знакомы нам по более позд­нему периоду.  

И, наконец, всех подкупали его высокая требова­тельность к себе в работе и в личной жизни, исклю­чительная скромность в быту, аскетический образ существования. Человек «кристаллический» — так одним словом охарактеризовал его личные качества маршал Голованов. Никаких двойных стандартов. На примере жизни Сталина все убеждались в явном социальном и бытовом равенстве представителей власти и народа, что, по большому счету, является началом реальной социалистической демократии, заменяемой ныне пустой болтовней о демократичес­ких ценностях.

...Первый крупный опыт Сталина по самостоя­тельному проведению военных операций был связан с обороной Царицына — будущего Сталинграда. Ца­рицын обеспечивал сообщение с югом России, а бо­гатства этого региона страны — хлеб, нефть, уголь, скот, рыба, — как писал тогда Сталин, — сами по се­бе распаляли «алчные аппетиты хищников империа­лизма... Взятие Царицына и перерыв сообщения с югом обеспечило бы достижение всех задач против­ников: оно соединило бы донских контрреволюцио­неров с казачьими верхами астраханского и уральско-ю войск, создав единый фронт контрреволюции от  

Дона до чехословаков; оно закрепило бы за контрре­волюционерами, внутренними и внешними, юг и Ка­спий; оно оставило бы в беспомощном состоянии войска Северного Кавказа».

Как видим, в анализе стратегической роли Ца­рицына Сталин проявляет зрелое геополитическое мышление, которое позволит ему в дальнейшем най­ти верный путь к превращению страны в мировую державу.  

В те тяжелые дни произошло событие, которое значительно подорвало доверие Сталина к военспе­цам старой армии. Начальник штаба округа бывший полковник царской армии Носович, являвшийся одним из организаторов обороны Царицына, тайно возглавил крупный заговор, призванный помочь белым взять город. Этот случай еще раз подтвер­дил мнение Сталина о необходимости сосредото­чить усилия на создании нового командного состава из офицеров, вышедших из солдат и приобретших опыт в империалистической войне. Только таким образом можно было обеспечить взаимное доверие между командным составом и солдатами Красной армии.

А ведь история с Носовичем — далеко не единст­венный случай предательства. Массовым переходом военспецов на сторону белых была ознаменована так называемая «Пермская катастрофа», которую Ленин поручил расследовать Сталину как заместителю пред­седателя Совета рабочей и крестьянской обороны. 5 января 1919 года партийно-следственная комиссия поставила в известность Ленина, что от 3-й армии «осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника». Как показало расследование, в котором участвовал Дзер­жинский, среди причин падения Перми в конце 1918 года были, помимо прочего, массовая измена и дезер­тирство красноармейцев. В связи с этим Сталин вме­сте с Дзержинским пришел к выводу, что необходимо «строго делить мобилизованных на имущих (нена­дежные) и малоимущих (единственно пригодные для красноармейской службы)».  

На VII съезде партии в марте 1919 года Сталин вы­сказался более определенно и жестко: «Я должен ска­зать, что те элементы, нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии — крестьяне, не будут добровольно драться за социализм... Ряд бунтов в тылу, на фронтах, ряд эксцессов на фронтах показывают, что непролетарские элементы, составля­ющие большинство нашей армии, драться доброволь­но за коммунизм не хотят. Отсюда наша задача — эти элементы перевоспитать в духе железной дисципли­ны, повести их за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать за наше общее соци­алистическое дело и в ходе войны завершить строи­тельство настоящей регулярной армии, единственно способной защищать страну».

Но главное, что по итогам расследования собы­тий в Перми Сталин и Дзержинский рекомендовали осуществить серьезные меры, касающиеся в целом социальной политики большевиков. Именно там они пришли к выводу, что декрет о чрезвычайном налоге превратился в опаснейшее оружие в руках кулаков для сплочения деревни против советской власти и стал одной из главных причин усиления контрреволюционных настроений в сельской мест­ности.  

Курс на союз с середняком, который включал в себя смягчение чрезвычайного налога, сыграл реша­ющую роль в Гражданской войне, укрепил авторитет советской власти среди широких масс населения России.

По ряду высказываний Сталина можно судить, насколько глубоко запало ему в душу все то, что бы­ло пережито в Гражданскую войну, и особенно в 1918 году. Даже обращаясь к советским людям в тя­желейшие дни 1941 года, когда враг стоял у стен Москвы, он счел необходимым напомнить, что были дни, когда страна находилась в еще более тяжелом положении, что в 1918 году, когда на страну наседа­ли четырнадцать государств, три четверти страны находились в руках иностранных интервентов: Укра­ина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток. У большевиков не было союзников, не бы­ло, по сути, Красной армии — она еще только созда­валась — не хватало хлеба, вооружения, обмунди­рования. Но тогда удалось организовать армию, превратить страну в военный лагерь и разбить ин­тервентов.

Во время Гражданской войны Сталин выдержи­вает колоссальные нагрузки. К его обязанностям добавляются новые — он назначается народным ко­миссаром государственного контроля. «Дело гигант­ское, — указывал Ленин, когда создавался Раб-крин. — Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с ав­торитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах».  

Ленин полагался на Сталина в больших и малых делах, ценил его работоспособность, часто ставил его в пример другим партийным деятелям. Он считал, что Сталину можно доверить выполнение любого поруче-ния партии, видя, как тот всегда берется за самую тя­желую работу «не жалуясь и не капризничая». Имен­но по предложению Ленина в 1922 году Сталин стал генеральным секретарем ЦК партии.

Высочайшая ленинская оценка Сталина — это исторический факт, который не ставит под сомнение никто из профессиональных историков. И его невоз­можно опровергнуть, размахивая, например, «Пись­мом к съезду» и не утруждая себя попытками разо­браться в том, а что же говорится в этом документе по сути, при каких обстоятельствах оно готовилось и об­народовано.  

Сейчас лишь заметим, что Сталин не был нович­ком в руководстве партии. Он был членом ее ЦК с 1912 года, еще до того, как в его состав вошли Троцкий, Каменев, Бухарин. Именно Сталин (Ле­нин тогда находился в подполье) выступил с полити­ческим отчетом ЦК на нелегальном VI съезде РСДРП(б), состоявшемся летом 1917 года. Он вхо­дил в Политбюро с момента его создания в 1919 году, когда в его составе было пять членов: Ленин, Троц­кий, Каменев, Крестинский, Сталин. Не Сталин «втерся» в доверие «ленинской гвардии», в чем без­успешно пытаются нас убедить некоторые «истори­ки», а Сталина старались оттеснить на задний план новые «звезды» партии, вроде Троцкого, Каменева, Бухарина и других.

...И снова — фронт, руководство обороной Петро­града, которому угрожал Юденич. В июле 1919 года Сталин уже на Западном фронте, а затем — на Юж­ном, где сложилось тяжелейшее положение: наступ­ление Деникина ставило под вопрос само существо­вание советской власти.  

Запаниковал председатель Реввоенсовета Троц­кий, который заговорил о неизбежности поражения Красной армии в Гражданской войне. Исходя из это­го, он предложил свой «выход» — представил в Совет обороны план... переноса базы мировой революции из России в Индию. По его замыслу, следовало со­здать кавалерийский корпус численностью несколь­ко десятков тысяч всадников и «сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический штаб азиатской револю­ции». Сейчас такое решение в час смертельной для России опасности вызывает лишь горькую улыбку. Трудно в это поверить, но тогда такие планы обсуж­дались всерьез.

Этот пример должен был заставить сторонников «объективной» оценки Троцкого задуматься, что он из себя представлял на самом деле и чем занимались люди из его окружения. Но, как мы уже говорили, у фальсификаторов истории иные цели.  

В ноябре 1919 года заслуги Сталина при обороне Петрограда и организации наступления Южного фронта были отмечены Президиумом ВЦИК, кото­рый наградил его орденом Красного Знамени. А но­вый год открыл черную страницу в истории молодого Советского государства, которую вписали идеологи мировой революции. В ней оказалось очень много поучительного.

25 апреля 1920 года войска Польши, за спиной ко­торой стояли ведущие страны Запада, вместе с отря­дами Петлюры начали наступление на Украину. Оно было отражено, и части Красной армии, форсировав  

Неман, продолжили наступление на территориях, где проживало коренное польское население. Это и яви­лось одной из главных причин трагедии.

Сталин предупреждал об опасности продвижения Красной армии вглубь Польши. Он писал в «Правде» о том, что «тыл польских войск является однородным и национально спаянным», а преобладающим настрое­нием поляков является «чувство отчизны», которое передается польскому фронту. И далее он делает очень серьезное замечание: классовые конфликты в гылу Польши «еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отноше­нии фронт».  

Как видим, в соотношении глубины классовых противоречий и чувства национального единства по­пиков, по мнению Сталина, явно перевешивало второе. Сталин высказывает трезвую и прямо противополож­ную настроениям значительной части партии мысль, которая, конечно, была совершенно неприемлема для тех, кто грезил мировой революцией и считал Россию лишь ее плацдармом. Ведь ради своих иллюзий они могли пожертвовать многим, в том числе и будущим России. Например, в 1919 году Троцкий перебрасывал свои войска ближе к западу, чтобы оказать помощь ус­тановившим советскую власть рабочим Венгрии и Ба­варии, и тем самым поставил под угрозу судьбу Вос­точного фронта.

Скептицизм Сталина по отношению к перспек­тивам возможных социалистических революций на Западе был вызван тем, что экономика крупнейших европейских государств, вступившая в полосу стаби­лизации, в значительной степени снимала социаль­ную напряженность, а подавляющая часть населе­ния этих стран не была готова жертвовать собой во имя лучшей жизни. Тем более в памяти миллионов людей еще свежи были воспоминания об империа­листической бойне, большинство участников ко­торой, кстати, во время войны были охвачены на­ционалистическим угаром, не испытывая особенно чувства пролетарского интернационализма, не ощу­щая себя, о чем любили рассуждать троцкисты, бой­цами армии «мирового пролетариата». Используя образное выражение Сталина, можно сказать, что в то же самое время «партии II Интернационала обра­стали жиром и не хотели думать серьезно о револю­ции, о диктатуре пролетариата, о революционном воспитании масс».  

Это были реалии, которые упорно не хотели ви­деть радикально настроенные партийцы. Поэтому-то в середине 1920 года в руководящих кругах партии и бытовало странное на первый взгляд мнение, что взя­тие Варшавы будет сигналом для революции в Герма­нии и других странах.

Командующий фронтом, двадцатисемилетний Ту­хачевский, который возглавил «поход за Вислу», из­дал по этому поводу красноречивый приказ: «Бойцы рабочей революции! Устремите свои взоры на Запад. На Западе решаются судьбы мировой революции. Че­рез труп белой Польши лежит путь к мировому пожа­ру. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся че­ловечеству».  

Как говорится в подобных случаях, комментарии излишни.

Сталин осуждал тех, кто призывал к маршу на Варшаву, не довольствуясь достигнутыми успехами на фронте. Однако его предупреждения об опасностях, с которыми придется столкнуться, были проигнориро­ваны. 23 июля был отдан приказ захватить Варшаву. Решение о взятии польской столицы принималось несмотря на то, что членам Политбюро была хорошо известна позиция Сталина. В итоге этот план обер­нулся катастрофой.

По договору, подписанному в Риге в октябре 1920 года, к Польше отходили области Западной Ук­раины и Западной Белоруссии. Но самое главное, десятки тысяч красноармейцев не вернулись домой. По данным исследователей, от 60 до 80 тысяч чело­век погибли в польских концлагерях. В своем боль­шинстве они были казнены без суда и следствия или заморены голодом. Только в одном лагере Тухоль погибло 22 тысячи пленных красноармейцев. После этого противоречия между двумя странами углуби­лись на долгие годы, завязались в тугой, сложный узел.

Жестокое поражение в Польше не поубавило пы­ла у тех, кто пытался разжечь «мировой пожар». Урок, как говорится, не пошел впрок. Как считал, напри­мер, Бухарин, «неудача заключалась только в том, что мы не разожгли мирового пожара и не взяли Варша­ву». Более здравое суждение высказывал Радек: «В ос­нове нашей ошибки лежала переоценка зрелости ре­волюции в Центральной Европе».  

Как показала история КПСС и Советского госу­дарства, никто не сделал вывода из того, что «поход за Вислу» — в чистом виде провалившаяся попытка экспорта революции. Она была одной из первых, однако, как мы знаем, в более позднее время были и другие. К ним можно отнести послевоенное не­созревшее изменение государственного строя в не­которых странах Восточной Европы, насаждение социализма в государствах, избравших путь незави­симости, войну в Афганистане. Одной из причин та­кого явления была догматическая трактовка тезиса о неизбежной смене общественно-экономических формаций. Совершенно очевидно, что допускались большие геополитические просчеты. Затраченные силы и средства не укрепляли положения СССР на международной арене, а оборачивались против него же.

Подобные действия, только под иной идеологи­ческой оболочкой, пытаются осуществить сейчас Со­единенные Штаты Америки, которые насаждают «демократию» по-американски во всем мире. Но у них ничего не получается и не получится, хотя бы по­тому, что истинные цели другие: чаще всего США под надуманными лозунгами свободы и прав челове­ка стремятся обеспечить себе новые доступы к энер­гетическим и иным природным ресурсам. Налицо разрушительный характер грубого вмешательства в дела других стран, взять, к примеру, войну в Ираке или бомбардировки и расчленение Югославии, по­следние события вокруг коренной славянской терри­тории — Косова.  

Меняются времена — суть явления остается прежней.

...Необходимо сказать, что победа в Гражданской войне не была оценена критически, хотя она была достигнута непомерно большой ценой. Усилился рас­кол общества. Жесткое деление страны на «красных» и «белых» стало на долгие годы непреодолимой ли­нией размежевания людей. Обоснованное преобла­дание насильственных методов в управлении стра­ной в годы войны наложило свой отпечаток на со­знание руководителей страны, вырабатывало у них специфическую психологию и особый «стиль» мыш­ления. Временные чрезвычайные меры грозили пре­вратиться в постоянные, порождали беззаконие.  

Это особенно полно проявилось в период кол­лективизации, когда руководители ряда районов уг­розами и расправами принуждали крестьян к сдаче остатков зерна. Подавляющее большинство тех, кто осуществлял эти меры, были выходцами из города, они совершенно не знали деревни и смотрели на сельских жителей как на темных и жадных людей. Но суть в том, что они прошли суровую школу Граж­данской войны и не представляли, что есть еще иные методы, кроме насилия и запугивания. Увы, это яв­ление во многих областях приобрело угрожающие масштабы.

В ожидании мировой революции многие больше­вики рассматривали военное состояние общества, тя­желейшее положение основной массы населения как само собой разумеющееся и были бы не прочь вновь объявить страну военным лагерем, как это было вы­нужденно сделано в декабре 1918 года — тяжелейшая обстановка в стране тогда не оставляла выбора.  

Так что Сталин был неодинок в своей внутренней готовности использовать, если понадобится, жесткие меры наведения порядка в государстве и в управле­нии страной. Однако им руководили принципиально иные мотивы, нежели ретивыми администраторами: Сталин исходил из того, что одной из важнейших задач страны является подготовка к новой, неизбежной войне С империалистическими государствами, которым не удалось задушить Советскую Россию в первые годы ее существования.

В годы Гражданской войны Сталин приобрел не только бесценные навыки непосредственного руко­водства боевыми действиями, которые так приго­дились впоследствии. Опыт участия в военной дея­тельности, безотлагательного решения непрерывно встающих все новых, важнейших хозяйственных и политических вопросов положительно сказался и на его государственном мышлении. Его отличало уме­ние в череде многообразных дел выделить главное, сосредоточить на нем все силы, собрать в единый ку­лак все имеющиеся возможности.  

Основываясь на суровом опыте реалий военного времени, Сталин всесторонне обосновал принципы борьбы и организации революционных масс, считал, что для их правильного использования необходимо соблюдать следующие главные условия:

«Во-первых. Выдвижение на первый план тех именно форм борьбы и организации, которые, более всего соответствуя условиям данного прилива или от­лива движения, способны облегчить и обеспечить подвод масс к революционным позициям...  

Во-вторых. Нахождение в каждый данный момент того особого звена в цепи процессов, ухватившись за которое можно будет удержать всю цепь и подгото­вить условия для стратегического успеха.

Дело идет о том, — указывал Сталин, — чтобы выделить из ряда задач, стоящих перед партией, ту именно очередную задачу, разрешение которой явля­ется центральным пунктом и проведение которой обеспечивает успешное разрешение остальных оче­редных задач».

Многие соратники Сталина отмечали его порази­тельное умение вычленить главное из любых вопро­сов, какие только приходилось обсуждать и решать. В частности, последний сталинский нарком Н. К. Бай­баков писал, что «его сила в том, что он умел сразу схватывать самую суть любого события или явления, судьбоносного для народа, искал истину путем сопо­ставления многих данных и мнений».  

В ходе бесчисленных дискуссий с «теоретиками» партии о судьбах революции Сталин дал им однажды короткий и внушительный ответ: «Вы не вполне по­нимаете характер происходящих перемен. Я воевал на всех фронтах гражданской войны и видел то, что вы не видели. Историческая победа будет за мной».

Сталину удалось объединить людей, сумевших вывести партию из той критической ситуации, кото­рая в ней складывалась в начале двадцатых годов. Во многом возникший тогда кризис был связан с попу­лярностью Троцкого, который окружил себя ореолом героя Гражданской войны. Для многих он со своими идеями выглядел весьма привлекательно, что вполне объяснимо. Но наступала пора кропотливой, черно­вой работы, нужно было вытаскивать Россию из ямы, куда она свалилась еще задолго до Октября. А эта ра­бота была гораздо сложнее, нежели выступления с красивыми заявлениями о грядущей победе социа­лизма в мировом масштабе. Да и проблемы России, как полагали сторонники Троцкого, кроме головной боли ничего не сулили.  

В ноябре 1924 года Сталин также предупреждал членов партии, «что троцкисты усиленно распрост­раняют слухи о том, что вдохновителем и единствен­ным руководителем Октябрьского восстания являл­ся Троцкий. Эти слухи особенно усиленно распрост­раняются так называемым редактором сочинений Троцкого, Лецнером. Сам Троцкий, систематически обходя партию, ЦК партии и Петроградский коми­тет партии, замалчивая руководящую роль этих ор­ганизаций в деле восстания и усиленно выдвигая себя как центральную фигуру Октябрьского вос­стания, вольно или невольно способствует распрост­ранению слухов об особой роли Троцкого в вос­стании».

Английский исследователь Роберт Конквест — заметим, откровенно враждебно настроенный по от­ношению к Сталину, — счел необходимым заметить по поводу его главного политического оппонента: «Когда говорят о том, что Троцкий был привлека­тельной личностью, то имеют в виду главным обра­зом его выступления на крупных митингах, его ост­рые сочинения, его общественный вес. Но при всем том Троцкий отталкивал многих своим тщеславием, с одной стороны, и безответственностью, с другой, и в том смысле, что он был склонен выдвигать "бле­стящие" замыслы и потом требовать их воплоще­ния, невзирая ни на что, во что бы то ни стало... Ес­ли бы Троцкий пришел к власти, то, несомненно, правил бы беспощадно, люди для него были матери­алом для достижения своих амбициозных, тщеслав­ных целей».  

Здесь уместно будет заметить, что Сталину была чужда роль публичного политика, не привлекали лав­ры, которая она сулила. Поэтому его огромная орга­низаторская работа в партии, конкретная и ощути­мая, но проводимая без шума и излишней суеты, никогда не бросалась в глаза.

Сталин сразу увидел конечную цель дискуссии о профсоюзах, в которую Троцкий втянул пар­тию, — замена им, Троцким, Ленина как вождя партии и Советского государства. Как писал один из участни­ков тех событий, в этом была сущность дискуссии, скрытая от непосвященных «под тряпьем теоретичес­кого спора». В качестве «тряпья» использовались предложения Троцкого передать высшую власть в стране профсоюзам и сохранить в ней чрезвычайные методы управления. Это означало милитаризацию всей экономики по образцу упомянутого нами Цект-рана — профсоюза транспортных рабочих. Троцкий без труда нашел взаимопонимание с Бухариным и вместе с ним выдвинул другую «тряпичную» идею — о слиянии хозяйственных и профсоюзных органи­заций.  

В ходе «профсоюзной дискуссии» Сталин твердо защищал ленинскую линию, а впоследствии безого­ворочно поддержал новую экономическую политику партии, рассматривая ее как необходимую передыш­ку, которую нужно было дать стране.

Сталин впервые использовал понятие «новый троцкизм» (или «неотроцкизм», как часто называют это явление в настоящее время) и определил его ха­рактерные черты: приспособление ленинизма к требо­ваниям троцкизма, прежде всего к идее «чистой» пролетарской диктатуры, исключающей союз про­летариата и крестьянства; подрыв единства партии путем противопоставления «старых» кадров партий­ному «молодняку», противопоставление по-своему трактуемого Ленина партийному руководству стра­ны, его курсу. «Новый» троцкизм отличается от «старого» лишь тактическими ухищрениями, его стратегия остается прежней — перманентная рево­люция.  

После смерти Ленина Сталин объявил о своей верности ленинскому курсу — курсу построения в России социалистического общества, который осно­вывается на принципах единства партии и ее высокой требовательности к своим членам, диктатуры проле­тариата, гарантирующей прочный союз рабочего класса и крестьянства, трудящихся всех националь­ностей страны.

Это в значительной мере усилило интриги против него, несмотря на которые все делегации XIII съезда РКП(б), состоявшегося в мае 1924 года, твердо выска­зались за сохранение за ним должности генерального секретаря. Это решение съезда полностью поддержал и прошедший после него пленум ЦК, несмотря на то, что было письменное заявление Сталина с просьбой об освобождении его от этой должности. Аналогич­ную просьбу Сталин, как мы уже говорили, выскажет и позднее, после XV съезда партии.  

Мы еще раз напоминаем об этом, чтобы пока­зать всю несостоятельность всевозможных до­мыслов о том, что Сталин был готов на все ради со­хранения власти. Да, он был готов поступиться многим, но только тогда, когда вставал самый глав­ный вопрос после смерти Ленина — вопрос о един­стве в партии. Мощная поддержка Сталина, снизу — прежде всего, объясняется тем, что для подавляюще­го большинства партии он стал символом борьбы за ее единство. Никто из руководства партии так твердо не стоял на ленинских позициях, позициях больше­виков, которые он раз и навсегда выбрал для себя после II съезда РСДРП. Но, отстаивая свои взгляды, он всегда был готов ради выработки единой плат­формы пойти на компромиссы в тех многочислен­ных дискуссиях с оппозиционерами, которые велись в двадцатых годах почти постоянно, найти общие точки соприкосновения с теми, кто был не согласен с его линией.

Товарищи по партии знали и другое: когда насту­пала пора отодвинуть споры и дискуссии в сторону и заняться конкретным делом, впереди других оказы­вался «товарищ Сталин», которому можно было пору­чить любую, в том числе и самую сложную работу. Все знали о его привычке взваливать на себя ответствен­ность за принимаемые решения и действовать в то время, когда многие из оппозиционеров предпочита­ли отсиживаться в стороне или же отдыхать на курор­тах, где могли позволить себе писать статьи об искус­стве и немного пофилософствовать.  

Наконец, образ Сталина отвечал представлениям коммунистов о пролетарском вожде. Выходец из наро­да, прекрасно знающий этот народ, он без остатка от­давал себя делу служения своему народу.

Властолюбцев из всякого рода оппозиций смуща­ло и раздражало бескорыстное, упорное следование человека своим идеалам, идеалам, которые во многом разнились с теми, какие они проповедовали. Не мо­гут, а точнее — не хотят этого понять и многие из со­временных исследователей.

Сталин в конечном счете вышел победителем из целого ряда внутрипартийных дискуссий и вместе со своими соратниками не дал растащить партию по ча­стям. Однако, участвуя в жарких спорах, он не забы­вал самое главное — деятельное участие в решении актуальных хозяйственных проблем страны, едва ожившей после Гражданской войны. Предстояло сде­лать то, во что мало кто верил: в сжатые сроки до­стигнуть довоенного уровня развития экономики и перейти к индустриализации России. Превратить страну из аграрной в промышленную, развитую дер­жаву — об этом и мечтать не хотели «проектировщи­ки» мирового социализма. А Сталин уже в 1928 году ставил задачу догнать и перегнать передовые капита­листические страны по основным технико-экономи­ческим показателям.  

...В апреле 1925 года XIV партийная конференция поддержала идею Сталина о возможности построения социализма в одной стране, которая лежала отнюдь не только в области теоретических споров. Это озна­чало начало нового качественного этапа в истории России — периода строительства социализма собст­венными силами. Центральной задачей партии в со­ответствии с решениями съезда стал «курс на индуст­риализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономиче­ского маневрирования».

Кризис хлебозаготовок, начавшийся в 1927 году, означал, что коренное переустройство экономики страны не терпит отлагательств.  

* * *  

Процесс становления первого в мире социалисти­ческого государства проходил трудно и жестко. И все же, если мы хотим быть непредвзятыми, то должны признать, что причины этой жесткости нужно искать не в личности Сталина, не в советской власти или «социалистическом тоталитаризме» — во всяком слу­чае, не только в этом. Их прежде всего надо искать в фундаментальных характеристиках великих преобра­зований и невиданной сложности эпохи революцион­ного обновления мира. Главное — суметь извлечь не­обходимые уроки партийного опыта, отделить зерна от плевел, жизнеспособные ростки нового от безжиз­ненного наследия ошибок и просчетов.

СТАЛИН И АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ЛЕНИНИЗМА  

Теоретиками не рождаются, но далеко и не все ими становятся. Не каждому дано увидеть историчес­кую перспективу, вдвойне сложно соединить эту пер­спективу с решением практических задач текущего момента. Не случайно люди, снискавшие себе в пар­тии звание ее «теоретиков» накануне Октября и в пер­вые годы советской власти, с одной стороны, очень гордились им. С другой — они ревниво оберегали свою теоретическую деятельность от «конкуренции», тщательно следили, чтобы в узкий круг «посвящен­ных» не проник кто-нибудь из «посторонних». Чего-чего, а самолюбия и тщеславия у этих людей было в то время хоть отбавляй, в личных амбициях им не от­кажешь.

Даже теоретическую деятельность Ленина его яв­ные и скрытые оппоненты встречали в штыки вплоть до самой смерти пролетарского вождя, порой воспри­нимали ее с насмешкой, считая, что ленинизм — это не теория, а всего лишь практическая разработка марксизма применительно к России. Троцкий в од­ном из своих писем в 1913 году утверждал, что «все здание ленинизма построено на лжи и фальсифика-ции и несет в себе ядовитое начало собственного раз­ложения».  

Время все расставило по местам.

Как в свое время разного рода недруги стремились принизить важность для революции учения Ленина, так и о Сталине они пытались создать представление как о «заскорузлом догматике», годящемся только для практической работы, которая не требует углуб­ленной подготовки по теоретическим вопросам. Не случайно особую ревность записных «теоретиков.» партии вызвало вторжение Сталина в «чужую» сферу выходившую далеко за рамки его сложившейся «спе­циализации» — разработки политики партии по на­циональному вопросу. Они восприняли попытки Ста­лина всесторонне осмыслить ленинское наследие как едва ли не покушение на их «вотчину», где мож­но было спокойно заниматься умственными упраж­нениями, далекими от реальной жизни. Случилось это в апреле 1924 года, когда Сталин приступил к чтению лекций в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова, сразу обнаруживших его широ­кое и целостное мировоззрение, недюжинные твор­ческие способности, логику и убедительность дово­дов и трактовок.  

Цикл лекций «Об основах ленинизма», которыми в последующем открывались все его прижизненные издания сборника «Вопросы ленинизма», посвящал­ся «ленинскому призыву» — людям, к которым Ста­лин в течение всей жизни питал особенно теплые чув­ства. К тому же члены партии получили, по сути, учебное пособие по ленинизму.

Для нас особенно важно в этих лекциях станин­ское определение ленинизма как марксизма эпохи импе­риализма и пролетарской революции. В этом определе­нии кроется диалектический принцип освоения ле­нинского теоретического наследия, многое из которого в процессе общественного развития претер­певает значительные изменения.  

В то же время Сталин, подчеркивая недопусти­мость одностороннего подхода к наследию Ленина и огромное всемирное значение ленинизма, писал: «„.Если бы ленинизм являлся только лишь приме­нением марксизма к своеобразной обстановке Рос­сии, то тогда ленинизм был бы чисто национальным и только национальным, чисто русским и только русским явлением. Между тем мы знаем, что лени-низм есть явление интернациональное, имеющее корни во всем международном развитии, а не только русское».

Можно сравнить эту формулировку с определени­ем Зиновьева, которое Сталин подверг жесткой кри-тике: «Ленинизм есть марксизм эпохи империалисти­ческих войн и мировой революции, непосредственно начавшейся в стране, где преобладает крестьянство». Особенно резко он осуждал Зиновьева и его сторон­ников за подмену понятия «диктатура пролетариата» понятием «диктатура партии». Он, в частности, пи­сал: «Этой формулой, взятой без оговорок, как бы подсказывают: а) беспартийным массам: не смейте противоречить, не смейте рассуждать, ибо партия все может, ибо у нас диктатура партии; б) партийным ка­драм: действуйте посмелее, нажимайте покрепче, можно и не прислушиваться к голосу беспартийных масс, — у нас диктатура партии; в) партийным верхам: можно позволить роскошь некоторого самодовольства, пожалуй, можно даже зазнаться, ибо у нас диктатура партии, а значит, и диктатура вождей».  

Из пункта «в» вытекало самоуспокоение — по сло­вам Сталина, самая страшная угроза для коммунис­тов, пришедших к власти. Такое самоуспокоение в со­вокупности с отсутствием жажды продвижения вперед по пути прогресса, инициативы, любознатель­ности стало, пожалуй, самой главной причиной той катастрофы, которая постигла СССР и КПСС. В тот момент, когда история потребовала от советских ком­мунистов абсолютной мобилизации разума, воли и всех сил, они не смогли этого сделать. Партия, осо­бенно ее верхи, да и вся государственная система к этому времени, можно сказать, зажирели, впали в дремотное состояние, утратили чувство опасности. Это их и погубило.

Подмена диктатуры пролетариата диктатурой пар­тии произошла в то время, когда Компартия стала подчеркивать свою роль в обществе как единственной «руководящей и направляющей» силы, когда эта роль КПСС была даже закреплена в конституции страны. Беззаботное почивание высшего руководства КПСС на вершине властной пирамиды привело к обюрокра­чиванию партии, стагнации хозяйственной и полити­ческой жизни.  

Сталин прекрасно видел ту угрозу, которую несет стремление бюрократии не только взять власть в свои руки, но и встать над народом, отделиться от него, превратиться в новое привилегированное сословие. Его отношение к этому характеризуют не раз повто­рявшиеся слова: «Каста проклятая!»

Ныне эти и другие худшие черты КПСС копирует партия «Единая Россия». Она фактически уже стала «руководящей и направляющей силой», правда, при этом на всякий случай согласует все свои действия с Кремлем. Однако «ЕР» не может предложить общест­ву реального плана поступательного движения. В пе­риод выборных кампаний 2007—2008 годов что-то ту­манно говорилось о якобы имеющемся у «Единой России» так называемом «плане Путина», но теперь и об этом молчат.  

Для всех давно уже очевидно, что разговоры о су­ществовании мистического «плана» были лишь попу­листским приемом, направленным на обман избирате­лей. А решения Путина то возглавить избирательный список «ЕР», то стать ее председателем служили для того, чтобы манипулировать общественным мнением. Это с одной стороны. А с другой — они открыли «до­рогу в жизнь» разных мастей карьеристам. Это то, что случилось в свое время с КПСС после смерти Стали­на, когда членство в ней стало трамплином для тысяч людей, преследовавших исключительно эгоистичес­кие цели.

Огромное теоретическое наследство, которое ос­тавил нам Сталин, не потеряло своего значения и по сей день. Но, обращаясь к нему, важно помнить, по­жалуй, о самом главном предупреждении Сталина, прозвучавшем на XVIII съезде партии: «Нельзя требо­вать от классиков марксизма, отделенных от нашего времени периодом в 45—55 лет, чтобы они предвиде­ли все и всякие случаи зигзагов истории в каждой от­дельной стране в далеком будущем. Было бы смешно требовать, чтобы классики марксизма выработали для нас готовые решения на все и всякие теоретические вопросы, которые могут возникнуть в каждой отдель­ной стране спустя 50—100 лет, с тем, чтобы мы, по­томки классиков марксизма, имели возможность спо­койно лежать на печке и жевать готовые решения. Но мы можем и должны требовать от марксистов-ленин­цев нашего времени, чтобы они не ограничивались заучиванием отдельных общих положений марксиз­ма, чтобы они вникали в существо марксизма...»  

Эта мысль особенно важна для коммунистов, ко­торым приходится сплошь и рядом сталкиваться с людьми, имеющими весьма странное представление о марксистско-ленинской теории. Имеется в виду та группа людей, которые почему-то полагают, что, твердя слова «марксизм», «рабочий класс» или «дик­татура пролетариата», заученные в институтах хресто­матийные формулы из учебных пособий по общест­венным наукам, можно разом решить все стоящие перед современным коммунистическим движением вопросы.

Сталин словно заглянул в нашу эпоху и вскрыл суть ее жгучих проблем. Ведь очень часто те, кто в по­следние годы больше других говорит о своей вернос­ти марксизму, почему-то упорно не хотят замечать со­держащихся и у Ленина, и у Сталина многократных предостережений от его догматического толкования и начетничества.  

Сталин весьма саркастически относился к тем «марксистам», кто свою деятельность основывает не на учете практической работы, а на цитатах из Марк­са, Энгельса, Ленина. В частности, он высмеивал тех, кто, прикрывая свои сомнения в созидательной силе России, цеплялся за устаревшую формулу Энгельса о том, что пролетарская революция должна будет про­изойти одновременно в нескольких ведущих странах, но она невозможна в одной отдельной стране. «...Яс­но, — говорил Сталин в 1926 году, — что то, что счи­тал Энгельс в 40-х годах прошлого столетия, в услови­ях домонополистического капитализма, неосущест­вимым и невозможным для одной страны, стало осуществимым и возможным в нашей стране, в усло­виях империализма».

В своей последней теоретической работе «Эконо­мические проблемы социализма в СССР» Сталин от­бросил и другое ошибочное положение Энгельса — о том, что стирание грани между городом и деревней должно повести к «гибели больших городов». Хотя, как считал Сталин, в СССР, в полном соответствии с марксистской теорией, и уничтожен антагонизм меж­ду городом и деревней, между физическим и умствен­ным трудом, это не означает устранения «существен­ных различий» между ними. Оно сможет произойти только в отдаленном будущем.  

Как известно, и Сталин прекрасно об этом знал, сам Энгельс свои выводы ни в коем случае не считал правилами, которыми надлежит бездумно руководст­воваться, и утверждал, что «миропонимание Марк­са — это не доктрина, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего иссле­дования и метод для этого исследования». На этот счет находим много замечаний и у Маркса. В частно­сти, в 1877 году в письме русским читателям «Отече­ственных записок», подчеркивая, что он ученый, а не пророк, Маркс писал: «Конструирование будущего и провозглашение раз и навсегда готовых решений для грядущих времен не есть наше дело».

А ведь часто люди, считающие себя марксистами, пытаются перенести на современную действитель­ность то, что в свое время преследовало исключи­тельно тактические цели или частные задачи. Что бы­ло применимо только к конкретно-историческим ус­ловиям эпохи, от которой отделяют нас несколько десятилетий. Цитаты, формулировки и тезисы, вы­рванные ими из контекста тех или иных теоретичес­ких работ и предлагаемые в качестве готовых рецеп­тов на сегодняшний день, очень часто бывают на руку убежденным противникам марксизма. Подобный подход к марксистско-ленинской теории стал одной из главных причин разрозненности действий много­численных коммунистических организаций, создан­ных после распада КПСС, и в конечном счете дезори­ентировал широкие массы трудящихся. Мешал им консолидироваться и не мог направить их выступле­ния в единое политическое русло.  

Часто предпринимаются попытки «теоретичес­ких» обобщений, основанных на опыте большевиков в эпоху Октября и первых лет советской власти. Мно­гие конкретные шаги диктовались тогда не только и не столько доктринальными соображениями, сколько касаниями «стенок» весьма узкого «коридора», по ко­торому приходилось идти. Хотя ни Ленин, ни Сталин из применения жестких методов, соответствовавших суровой обстановке, никакого идеала никогда не де­лали. Однако в партии всегда было немало тех, кто впопыхах принимал эти меры за идеал, будь то «воен­ный коммунизм» и продразверстка в годы Граждан­ской войны или ускоренная коллективизация в де­ревне и ликвидация кулачества как класса на рубеже двадцатых — тридцатых годов.

Марксизм — не символ веры, а средство познания и преобразования современности, — считал Сталин, ре­шительно выступая против догматического использо­вания марксистско-ленинской теории. На богатейшем политическом опыте партии он убеждался в том, что теоретические выводы, преобразованные в лозунги для масс, способны мобилизовать людей на поступа­тельное движение, на преодоление многочисленных препятствий на пути к новому обществу.  

Уместно в связи с этим напомнить очень важные ленинские слова о сути марксизма и причинах его кризисов, которые всегда находятся в зависимости от складывающихся обстоятельств. Ленин в статье «О некоторых особенностях исторического развития марксизма» (1910) писал:

«Именно потому, что марксизм не мертвая догма, не какое-либо законченное, готовое, неизменное уче­ние, а живое руководство к действию, именно поэто­му он не мог не отразить на себе поразительно-резкой смены условий общественной жизни. Отражением смены явился глубокий распад, разброд, всякого рода шатания, одним словом, — серьезнейший внутренний кризис марксизма. Решительный отпор этому распа­ду, решительная и упорная борьба за основы марксиз­ма встала опять на очередь дня. Чрезвычайно широ­кие слои тех классов, которые не могут миновать марксизма при формулировке своих задач, усвоили себе марксизм в предыдущую эпоху крайне односто­ронне, уродливо, затвердив те или иные "лозунги", те или иные ответы на тактические вопросы и не поняв марксистских критериев этих ответов. "Переоценка всех ценностей" в различных областях общественной жизни повела к "ревизии" наиболее абстрактных и общих философских основ марксизма. ...Повторение заученных, но непонятых, непродуманных "лозун­гов" повело к широкому распространению пустой фразы, на деле сводившейся к совершенно немарк­систским, мелкобуржуазным течениям...»  

Дело здесь не только в том, что мысль о недопус­тимости догматического подхода к марксизму была полностью воспринята и развита Сталиным. «Пора­зительно-резкая» смена условий общественной жиз­ни, о которой говорил Ленин, — отличительная черта эпохи, которую мы сейчас переживаем. Меняются времена — суть кризисных ситуаций остается одной и той же: быстрое и стремительное изменение тенден­ций развития и поверхностное усвоение марксизма значительной массой тех, кто причисляет себя к марксистам.

Характерно, что Сталин изучал труды Ленина до конца своей жизни, с гордостью повторяя в свои зре­лые годы: «Я только ученик Ленина и цель моей жиз­ни — быть достойным его учеником». И при этом он предупреждал о недопустимости упрощенного про­чтения Ленина:  

«Иные думают, что ленинизм есть примат практи­ки перед теорией в том смысле, что главное в нем — претворение марксистских положений в дело, "ис­полнение" этих положений, что же касается теории, то на этот счет ленинизм довольно будто бы беззабо­тен... Я должен заявить, что это более чем странное мнение о Ленине и ленинизме совершенно непра­вильно и ни в коей мере не соответствует действи­тельности, что стремление практиков отмахнуться от теории противоречит духу ленинизма и чревато боль­шими опасностями для дела...

Ленин больше, чем кто-либо другой, понимал важное значение теории, особенно такой партии, как наша, ввиду той роли передового борца международ­ного пролетариата, которая выпала на ее долю, и вви­ду той сложности внутренней и внешней обстановки, которая окружает ее».  

Отрицание ведущей роли теории в революции Сталину всегда представлялось столь же гибельным для судеб партии, как и ее отрыв от масс. Сталин был убежден, что партия пришла к власти лишь благодаря научно обоснованному объяснению общественных процессов, выдвигая во главу угла марксистский иде­ал общественного устройства, который долгие годы служил знаменем для рабочего класса и всех трудя­щихся России.

Сила идеологии сталинской эпохи заключалась в неразрывной связи теории с экономической практи­кой. Важнейшие выводы марксизма подкреплялись реальными делами и достижениями, зримым улучше-нием жизни большинства граждан Советского Союза.

В своей последней теоретической работе — «Эко­номические проблемы социализма в СССР» — Ста­лин подчеркивал необходимость признания законов науки в экономической политике, так как видел в них «отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей». Он был категорически не согласен с иждивенческим утверждением той части партийных кадров, которые полагали, что советская власть в деле построения социализма играет особую роль, «которая якобы дает ей возможность уничто­жить существующие законы экономического разви­тия и "сформировать" новые». Наоборот, достижения советской власти обусловлены тем, что она «опира­лась на экономический закон обязательного соответ­ствия производственных отношений характеру про­изводительных сил». Социалистический закон планомерного развития народного хозяйства дает воз­можность правильно планировать общественное производство. Но эту возможность нельзя смешивать с действительностью. Это, по Сталину, «две разные вещи».  

Подчеркивая в этой же работе необходимость марксистского воспитания коммунистов страны, Сталин в очередной раз представляет перед нами свое видение марксизма как науки об общественном раз­витии, отражающей объективную реальность, а не со­брание вечных и безупречных формул.

Здесь же Сталин впервые в марксистской теории сформулировал основной экономический закон соци­ализма как обеспечение максимального удовлетворе­ния постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического про­изводства на базе высшей техники. Поставив во главу угла этой формулы человека и его потребности, Ста­лин указывал на необходимость сокращения рабочего дня «по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов», вве­дения общеобразовательного политехнического обу­чения, улучшения коренным образом жилищных ус­ловий и повышения реальной заработной платы рабочих и служащих минимум вдвое, «как путем пря­мого повышения денежной зарплаты, так и, особен­но, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления».  

Для марксистов использование наследия Сталина сегодня означает отнюдь не слепое следование букве его работ и порядку действий. Необходимо понять и ис­пользовать ту методологию, с которой он сам подходил к вопросу об опыте предшественников.

Целый ряд его разработок обладает большей глу­биной, чем мы привыкли думать. Десятилетиями многие полагали, что сталинский тезис, выдвинутый в июле 1928 года на пленуме ЦК ВКП(б), об обостре­нии классовой борьбы с развитием социализма и возрас­танием сопротивления капиталистических элементов, служил лишь для того, чтобы оправдать жесткие ме­тоды руководства страной и чинимые в последующем беззакония. Однако этот тезис приобретает совер­шенно иное звучание, когда анализируешь причины распада СССР и КПСС, чему так и не смогли воспре­пятствовать здоровые силы партии и государства. Никто не ожидал, насколько сплоченными и озлоб­ленными окажутся враги социализма, прятавшиеся до поры до времени за спину Горбачева под видом сторонников перестройки. События, которые про­изошли во второй половине восьмидесятых годов и в последующие годы, показывают нам, что контррево­люция никуда не делась, не отказывалась от захвата власти любыми, в том числе и кровавыми способами. В нашей стране это проявилось в октябрьских собы-тиях 1993 года. Социализм и целостность Югославии были разрушены в результате внешней агрессии им­периализма, вмешательства США, которые взяли на себя обязанности мирового жандарма.  

Полностью оправдал себя и другой сталинский те­зис — о том, что международный капитал не прочь бу­дет «помочь» России в деле перерождения социалисти­ческой страны в буржуазную республику. Все мы помним, какие усилия прилагал Запад, чтобы удер­жать у власти контрреволюцию, реставрировавшую в России капиталистические порядки. В набор этой «помощи» входила даже подготовка проекта ныне действующей Конституции РФ, которая проводилась на Западе. Под непосредственным руководством Международного валютного фонда осуществлялось реформирование экономики в духе ее либерализации и делались попытки ликвидировать социальные заво­евания трудящихся. Что удалось осуществить только после того, как большинство Госдумы стало «карман­ной» фракцией президента. Со временем выясни­лось, что и решение о дефолте, объявленное россий­ским правительством 17 августа 1998 года, также было согласовано с Международным валютным фондом. Вот только куда делись выданные им накануне тран­ши в 4 и 6 миллиардов долларов, остается тайной за семью печатями.

А ведь это только отдельные примеры «всесторон­ней помощи» России со стороны западного капитала.  

Для нас также поучительно, что, будучи беззавет­но преданным делу рабочего класса, Сталин не рас­сматривал пролетариат как некую однородную ре-волюционную силу. Класс наемных рабочих, по Сталину, не был устойчивым и четко оформленным социальным образованием; он выделял в нем три слоя. «Первый слой» — это основная масса пролета­риата, его ядро, это та масса «чистокровных пролета­риев», которая давно уже порвала связи с классом ка­питалистов. «Второй слой» — это выходцы из других классов, недавно только влившиеся в состав пролета­риата и внесшие в рабочий класс свои навыки, свои привычки, свои колебания, свои шатания. Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для вся­ких анархистских, полуанархистских и «ультралевых» группировок. «Третий слой» — это «рабочая аристо­кратия», верхушка рабочего класса, наиболее обеспе­ченная часть пролетариата с ее стремлением к ком­промиссам с буржуазией, с ее преобладающим наст­роением приспособления к сильным мира сего, с ее настроением «выйти в люди». Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для откровенных ре­формистов и оппортунистов.

Сталин обращал внимание на способность проле­тариата к социальной трансформации, что имеет большое значение в наши дни, пока еще общество на­ходится в состоянии социальной неопределенности. Чтобы понять, какие изменения сейчас происходят в структуре российского общества, когда она еще толь­ко выкристаллизовывается, важен сталинский метод классового анализа. Причем это особенно значимо потому, что КПРФ приходится работать в условиях, когда промышленное ядро пролетариата в сравнении с советским периодом уменьшилось, по крайней ме­ре, вдвое.  

В составе рабочего класса так же, как и при Стали­не, можно достаточно четко выделить три слоя. Во-первых, это своего рода «рабочая аристократия», сконцентрированная прежде всего в нефтегазовой и других отраслях, работающих на экспорт. Эти люди во многом являются заложниками своего относительно благополучного положения и более всего страшатся его потерять. Поэтому они, как правило, обществен­но пассивны и политически управляемы.

Во-вторых, это работники тех предприятий, кото­рые смогли уцелеть в хаосе экономической ломки по­следних пятнадцати — двадцати лет и постоянно балан­сируют на грани стабильности. С ними у партии выстраивается гораздо лучшее взаимодействие.  

Третий слой составляют трудящиеся заводов и фа­брик, «лежащих на боку», втянутых в нескончаемый процесс передела собственности, их искусственного разорения либо полного уничтожения. Здесь концен­трируется громадный потенциал протеста. Объектив­но эта «треть» промышленного пролетариата ближе всего коммунистам по настроениям и интересам. Но, к сожалению, партия не всегда находит общий язык с этой возбужденной и радикализованной массой, по­рой, как показывает практика, опаздывает подклю­чаться к ее выступлениям.

В то же время оказался расколотым основной мас­сив людей труда, который по своему характеру значи­тельно отличается от сталинского времени, — служа­щие предприятий, крестьяне, мелкие и средние предприниматели, создающие конкретные ценности, «компьютерный пролетариат».  

Пока не сформировался тот, по выражению Ста­лина, «кипящий слой», на который коммунисты мог­ли бы сполна положиться. В то же время необходимо принять во внимание и активно использовать то об­стоятельство, что власть своей политикой и практиче­скими шагами делает все, чтобы растущую социаль­ную активность, особенно низкооплачиваемых групп населения, довести до точки кипения.

В потоке социального расплава, вызванного ли­беральными реформами, успел сформироваться и организационно сплотиться только слой крупных собственников, представляющих господствующую верхушку нового класса буржуазии. Другим наиболее устоявшимся сегментом общества стал слой чиновни­чества, охватывающий почти шестую часть населения страны. Огромный бюрократический аппарат соста­вил ядро социально-политической базы режима, его «классовую гвардию», которую власть укрепляет и кормит на народные деньги. Полностью в зависи­мость от «партии власти» попала низшая прослойка госслужащих, так называемые «бюджетники» — педа­гоги, воспитатели, научные и медицинские работни­ки, которым периодически что-то перепадает с бар­ского стола.  

Считая, что интересам России более всего отвеча­ет выбор социалистического пути развития, основой которого станут обобществление труда и преодоление эксплуатации человека человеком, коммунисты убеждены, что научно-технический прогресс создает предпосылки для качественного и структурного об­новления рабочего класса, видят свою социальную базу в обновляемом содружестве людей труда. К ним они в первую очередь и обращаются со своими идея­ми, содействуя осознанию и реализации трудящими­ся их интересов в национальном и международном масштабе. В руках этой ведущей общественной си­лы — судьба России.

...В области теоретических разработок Сталина сразу же обращают на себя внимание, что мы уже от­мечали, доступность излагаемого материала, а также последовательность и логичность в отстаивании соб­ственной позиции. И конечно же трезвость мысли, основанная не только на кабинетных бдениях, а на глубоком знании обстановки, истинного положения вещей.  

Реализм — это то качество, которое существенно выделяло его среди плеяды революционеров, опреде­лявших лицо партии и на трудном пути к Октябрю, и, особенно, в послереволюционное время, после кон­чины Ленина. Однако Сталин с презрением относил­ся к «узкому практицизму и беспринципному деляче­ству», осудив их еще в своей работе «Основы лени­низма». Ему была чужда позиция практиков, которые были заняты решением злободневных вопросов хо­зяйства и обороны страны или ее внешней политики, однако воспринимали теоретическое наследие Марк­са, Энгельса и Ленина как набор обязательных, но не относящихся к делу ритуальных формул, а потому не могли увидеть отдаленную перспективу, заглянуть в завтрашний день.

Реальный взгляд на вещи позволял Сталину про­являть гибкость в решении стоящих проблем, от госу­дарственного устройства России до вопросов хозяйст­венного строительства. Например, он был твердым сторонником нэпа, когда на производителя стала да­вить политика военного коммунизма, когда новая экономическая политика стала играть положитель­ную роль в восстановлении хозяйства после интер­венции Антанты и Гражданской войны. Но он при­ступил к решительному свертыванию его тогда, когда нэп стал противоречить объективным потребностям развития страны.  

Или взять его отношение к некоторым формам собственности в экономическом устройстве страны. Казалось бы, чего мы только не знаем об истории ко­оперативного движения. Однако Сталин отвечал на вопрос о роли кооперативов отнюдь не однозначно: «...Полезны или вредны для пролетариата кооперати­вы... все зависит от времени и места... Кооперативы могут принести большую пользу пролетариату, если за их создание и руководство возьмется сама партия, там же, где этих условий нет, кооперативы являются вред­ными для пролетариата, так как они порождают у ра­бочих мелко-торгашеские тенденции и цеховую замк­нутость...»

И опять — словно о нашем времени. Многие из нас были свидетелями начала жуткой вакханалии в экономике страны, когда в мае 1988 года был принят Закон «О кооперации в СССР», причем от контроля за деятельностью кооперативов полностью отказа­лась КПСС. Именно под флагом кооперативного движения развернулось реальное наступление на со­циализм. Характерно, что подавляющее большинство кооперативов было создано в рамках государствен­ных предприятий; на них они и паразитировали, не создавая практически никаких материальных ценно­стей. Началась невиданная по своему цинизму и раз­маху перекачка государственных средств в частный сектор, носивший в большинстве случаев откровенно противозаконный характер. К тому же кооперативы породили «мелко-торгашескую тенденцию» в стране, которую в свое время подметил Сталин.

Поражают прозорливость Сталина по целому ряду принципиальных вопросов, его способность к про­гнозированию развития событий.  

Так, он задолго до 1929 года, до начала Великой депрессии, указывал на неизбежность мирового кри­зиса, к которому ведут процессы в экономике ка­питалистических стран, писал, что он будет «самым серьезным и самым глубоким кризисом из всех су­ществовавших до сих пор мировых экономических кризисов», несравненно более глубоким, чем кризис перед последней империалистической войной. Ста­лин предвидел также, что этот кризис капиталисти­ческой экономики «будет перерастать в ряде стран в кризис политический. Это значит, что буржуазия бу­дет искать выхода из положения в дальнейшей фа­шизации в области внутренней политики». В облас­ти внешней политики он считал, что «буржуазия бу­дет искать выхода в новой империалистической войне».

Ее характер не вызывал у Сталина никаких сомне­ний: «...Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в осо­бенности».  

В то же самое время, когда над страной нависла мрачная тень грядущей войны, Бухарину слышалось, что «земля дрожит уже отдаленными гулами великих революций, которые превзойдут по своему размаху даже то, что мы пережили и перечувствовали...».

Пророческие оценки Сталина вряд ли следует считать каким-то особым даром предвидения мис­тического свойства. Их точность прежде всего сви­детельствует о совершенном владении Сталиным марксистским учением, его умении на практике при­менять ленинский метод анализа международной об­становки.  

Многие предупреждения Сталина актуальны и в наши дни, особенно те, которые касаются выбора пу­ти развития России. И самый опасный и пагубный — это путь, который лишает страну самостоятельности, неизбежно превращает ее в придаток мировой капи­талистической системы.

На всю деятельность Сталина наложил свой отпе­чаток многонациональный характер социал-демокра­тических организаций, в которых он начинал револю­ционную работу. В Закавказье он приобрел опыт разрешения национальных противоречий, который всегда ценил Ленин, указывая на то, что «грузины + армяне + татары + русские работали вместе в единой с.-д. организации больше десяти лет».  

Сталин с самого начала прекрасно понимал всю важность «национального вопроса». Этими пробле­мами он начал интересоваться еще в молодости и, в отличие от многих своих соратников, очень серьезно относился к национальным аспектам политической борьбы, прекрасно понимал, какие силы и энергия та­ятся в национальном самосознании народов.

Сталин сумел вычленить главное, что объединяло людей разных национальностей в набиравшем силу рабочем движении: общность целей у основной массы эксплуатируемых народов. В статье «Как понимает со­циал-демократия национальный вопрос?», написан­ной в 1904 году, сразу же после ознакомления с Про­граммой партии, принятой на II съезде РСДРП, Сталин указывал: «"Национальный вопрос" в разные времена служит различным интересам, принимает различные оттенки в зависимости от того, какой класс и когда выдвигает его».  

Практика показала, что в «новой», современной, России так и не вырос класс буржуазии, которую от­личала бы национальная преданность своей Роди­не, — жизненно важные отрасли ее экономики давно задохнулись и погибли без инвестиций, и никто не горит желанием их реанимировать. В то же время де­ятельность подавляющего большинства крупных биз­несменов и предпринимателей носит компрадорский характер, прямо противоречит интересам страны. Цель, которую они ставят перед собой, проста: лич­ное обогащение всеми возможными способами. Все, что их волнует, — это нефтяная «труба», через кото­рую утекают последние надежды народа, и междуна­родные финансовые спекуляции. А огромная страна, ее обороноспособность приносятся в жертву сиюми­нутным коммерческим интересам. Людям, среди ко­торых главной забавой стало соревнование «у кого яхта круче», «мода» на «патриотизм» Медведева и Пу­тина глубоко безразлична, так же как и судьба Отече­ства. «Патриотизм» кремлевской власти стряпается для средних и мелкобуржуазных слоев населения, его с удовольствием подхватывают различные национа­листические течения. Такое явление не ново, Сталин называл его «выхолощенным "патриотизмом" бур­жуазии».

Такой, с позволения сказать, «патриотизм», от­влекающий народ от его коренных задач, замкнутый на второстепенные, мелкие интересы, обнажает свою ущербность, когда речь заходит о политике по отно­шению к другим республикам бывшего Советского Союза, к дружественным народам других стран. Именно это обусловило колебания российской вер­хушки в решении важнейших вопросов по Южной Осетии и Абхазии. Можно привести и другие приме­ры. Это — и отсутствие заинтересованности в окон­чательной подготовке и подписании Союзного дого­вора с Белоруссией, политика невмешательства при разыгравшейся в 1999 году трагедии Югославии, роб­кие демарши при решении вопроса об отделении Ко­сова от Сербии. Сербы оказались грубо униженными в собственной стране.  

  Эта ситуация во многом сходна с положением рус­ских в России, которые оказались самым крупным разделенным народом в мире — за пределами России их сейчас проживает 25 миллионов. Русский народ составляет подавляющее большинство самых обездо­ленных слоев населения. Русских немного в высших эшелонах власти, они изгоняются из сфер управле­ния, финансов, средств массовой информации.

Коммунисты никогда не ставили вопрос о превос­ходстве русского народа над другими народами Рос­сии и бывшего СССР или каких-либо привилегиях и преимуществах для русских. Но при общности корен­ных национальных интересов именно русскому наро­ду — в силу целого ряда исторических, географичес­ких, демографических и иных факторов — довелось стать государствообразующим этносом, зодчим вели­кой державы.

Это очень хорошо понимал Сталин. Постоянно подчеркивая определяющую роль русских в судьбах России, он особенно высоко оценил исторический вклад русского народа в победу над фашистской Гер­манией, его роль стержневой опоры всех народов СССР в противостоянии агрессору и разгроме врага. Наиболее емкое представление об отношении Стали­на к русским дает его тост на приеме в Кремле по слу­чаю Парада Победы 24 июня 1945 года:  

  «...Я пью прежде всего за здоровье русского наро­да потому, что он является наиболее выдающейся на­цией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

  Я поднимаю тост за здоровье русского народа по­тому, что он заслужил в этой войне всеобщее призна­ние, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

  Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и по­тому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение...»

  Положение русских, которые составляют свыше 80 процентов населения страны, — это индикатор со­циального самочувствия всех российских народов. Вряд ли надо кому-то объяснять, чем для России обернется происходящая в наши дни депопуляция русской нации: за последние 15 лет численность насе­ления Российской Федерации сократилась на 10 мил­лионов человек, при этом русские потеряли 9,5 мил­лиона. Коренные русские области вымирают в два-три раза быстрее, чем другие регионы.

  В течение своей многовековой истории русский народ уже дважды — в период ордынского нашествия и во время фашистского вторжения — оказывался пе­ред угрозой физического истребления. Теперь уже в третий раз над русской нацией нависла зримая угроза ее полного исчезновения. Геноцид нации, свидете­лями которого мы являемся, носит сознательный, спланированный характер. Опасность подобного~раз-в'ития событий возникла давно — глобальная русофо­бия, ненависть к России и русскому народу получили «теоретическое обоснование» еще в начале XX века. Именно тогда появились первые теоретики нового мироустройства, среди которых своими антирусски­ми взглядами выделялся Хэлфорд Макиндер — один из наиболее почитаемых в западных кругах родо­начальников геополитики. Они и заговорили о том, что Запад не может спать спокойно, пока Россия держит в своих руках «географическую ось истории», пока существует «русское господство» над «сердцем мира» — континентальным ядром евразийского ма­терика.

  Все последующие доктрины той же американской геополитики — от «Четырнадцати пунктов президен­та Вильсона» до «Великой шахматной доски» Збигне-ва Бжезинского — буквально пропитаны идеей рас­членения русского «сердца мира» на множество про­текторатов, сокращения исконно русского населения до «безопасной величины», которая уже никогда не позволит вернуть ему контроль над собственной стра­ной. Если же этого достичь не удастся, следует закре­пить западное господство по периметру евразийского континента. И уже оттуда задушить Россию в кольце военных баз и экономических конкурентов, посте­пенно «откусывая» у нее пограничные регионы, ли­шая ее выхода к морям, к выгодным рынкам сбыта и союзным государствам.

  Мы видим, как эта геополитическая концепция, получившая название «Кольцо анаконды», осуще­ствляется на практике. Поэтому-то Запад так актив-но поддержал в свое время российских «демокра-тов», использовавших русофобию в качестве одного из главных инструментов разрушения СССР и Рос­сии. С его помощью в Советском Союзе и был осу­ществлен «демократический» переворот, который вполне соответствовал давно вынашиваемым пла­нам сокращения русского населения до 50 и даже 30 миллионов человек — такова, по мнению ряда «спе­циалистов», оптимальная численность российского населения, необходимого для обслуживания нефтя­ных и газовых труб, рудников и выполнения другой «грязной» работы. В 1982 году Маргарет Тэтчер не постеснялась публично озвучить и другие цифры, заявив, что, с западной точки зрения, «экономичес­ки оправданным является проживание на террито­рии СССР не более пятнадцати миллионов человек». Естественно, что оставшиеся должны быть лишены собственной культуры и исторической памяти. Еще в начале девяностых годов некоторые доморощен­ные «ученые» призывали к уничтожению нацио­нального культурного кода, смене социокультурного ядра — для того, чтобы Россия смогла войти в пре­словутую мировую цивилизацию.

  ...И все же, как показала первая русская револю­ция, значение национального вопроса в социал-де­мократическом движении России перед решающим, октябрьским штурмом явно недооценивалось. Именно поэтому Ленин предложил Сталину напи­сать на эту тему теоретическую статью, которая бы­ла подготовлена в 1913 году и вошла в историю под названием «Марксизм и национальный вопрос». Хорошо известно, что эта первая обстоятельная на­учная работа Сталина получила у Ленина востор­женную оценку. В ней было сформулировано клас­сическое определение нации, которое не утратило своего значения и по сей день: нация есть «истори­чески сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». На­чавшемуся после поражения первой русской рево­люции процессу разбегания ее участников по своим национальным квартирам Сталин противопостав­ляет «принцип интернационального сплочения рабочих, как необходимый пункт в решении национального во­проса».

  Однако этот принцип для Сталина не умалял зна­чения национальных особенностей и самобытности людей, участвующих в пролетарском движении. Он считал, что если большевики не будут бороться за на­циональные требования людей, то те окажутся под влиянием национально настроенной буржуазии. Что и происходит с современной Россией с той лишь раз­ницей, что спекулировать национальными проблема­ми «поручено» «Единой России».

  Силу национальных особенностей, особенно ус­тойчивость национальных языков к попыткам асси­миляции, Сталин подчеркивал позднее в работе «На­циональный вопрос и ленинизм (Ответ товарищам Мешкову, Ковальчуку и другим)». В ней он в очеред­ной раз предстал непримиримым противником раз­рушителей национальной культуры.

  В преддверии создания союзного государства Сталин поддержал ленинский принцип права наций на самоопределение вплоть до отделения и образова­ния самостоятельных государств. Но он понимал и всю опасность абсолютизации лозунга о самоопреде­лении, грозившего в случае его бездумной реализа­ции развалом единого государства. Поэтому он ука­зывал на «необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма».

  Выступая на XII съезде РКП(б) с заключительным словом по докладу «О национальных моментах в пар­тийном и государственном строительстве», он сказал: «Следует помнить, что кроме права народов на само­определение есть еще право рабочего класса на ук­репление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение. Бывают слу­чаи, когда право на самоопределение вступает в про­тиворечие с другим, высшим правом, — правом ра­бочего класса, пришедшего к власти, на укрепление своей власти».

  Эта теоретическая предпосылка и легла вскоре в основание партийной политики. В апреле 1926 года Сталин встретился с наркомом просвещения Украи­ны Шумским, известным сторонником ускоренной «украинизации» республики. По итогам беседы Ста­лин направил членам Политбюро украинского ЦК специальное письмо, в котором писал: «Нельзя заста­вить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский... Это была бы не нацио­нальная свобода, а своеобразная форма национально­го гнета». Бездумная украинизация, предупреждал он, может принять «характер борьбы за отчужден­ность украинской культуры и украинской обществен­ности... характер борьбы против "Москвы" вообще, против русских вообще...».

  Уместно напомнить, что одной из причин разру­шения СССР был охват населения союзных респуб­лик буржуазным национализмом, который был спровоцирован зарождающимся классом капиталис-тов. Националистические настроения до сих пор поддерживаются правящими силами некоторых го­сударств, образованных на постсоветском простран­стве, в том числе в Украине и странах Балтии. Что особенно тревожит, они создают благоприятный фон для реанимации в этих странах бандеровщины и фашизма.

  В статье «Политика Советской власти по нацио­нальному вопросу в России», опубликованной в «Правде» в октябре 1920 года, Сталин осуждал по­пытки национальных меньшинств воспользоваться правом отделения от России: «Требование отделения окраин от России, как форма отношений между цен­тром и окраинами, должно быть исключено не толь­ко потому, что оно противоречит самой постановке вопроса об установлении союза между центром и ок­раинами, но прежде всего потому, что оно в корне противоречит интересам народных масс». Сталин видел лишь две альтернативы для развития нацио­нальных окраин: «Либо вместе с Россией, и тогда — освобождение трудовых масс окраин от империали­стического гнета; либо вместе с Антантой, и тогда — неминуемое империалистическое ярмо. Третьего вы­хода нет».

  Сталинский девиз полностью приемлем и сего­дня, только с одной поправкой: Антанту сейчас заме­щает НАТО, куда мечтают попасть страны, «освобо­дившиеся» от влияния России.

  Надо отметить, что свою конечную задачу — пост­роение мощной державы — Сталин всегда соизмерял с требованиями текущего момента, с конкретной поли­тической обстановкой в партии и в стране. Так, на­пример, он был убежден, что государство не может быть сильным, если оно внутренне нестабильно, если нет прочной взаимосвязи между центром и региона­ми. Поэтому Сталин выступал против принципа феде­рализма в государственном устройстве, был убежден­ным и последовательным централистом. При этом в разное время он готов был согласиться с разными по­литическими формами, различными механизмами и схемами воплощения в жизнь своей идеи.

  Так, еще в ходе революции он выступил как сто­ронник унитарной системы государственного управ­ления и опубликовал в марте 1917 года в «Правде» статью, которая так и называлась — «Против федера­лизма». В условиях распада Российской империи, растущего сепаратизма окраин, неспособности и не­желания Временного правительства противостоять этим губительным тенденциям Сталин считал невоз­можным и даже гибельным любое ослабление цент­ральной власти. Он считал, что в ряде ведущих капи­талистических стран «развитие шло от независимых областей через их федерацию к унитарному государ­ству, что тенденция развития идет не в пользу федера­ции, а против нее... Из этого следует, — писал он, — что неразумно добиваться для России федерации, са­мой жизнью обреченной на исчезновение».

  Однако, чувствуя, что споры на эту тему грозят привести партию к расколу, он смягчает свою пози­цию, признав за федерализмом, которому суждено сыграть свою переходную роль — к будущему социа­листическому унитаризму, право на существование.

  Позднее, в декабре 1924 года, он разъяснил основ­ные причины, по которым он существенно поменял свою позицию. Во-первых, ко времени Октябрьской революции целый ряд национальностей России «ока­зался на деле в состоянии полного отделения и пол­ной оторванности друг от друга, ввиду чего федерация оказалась шагом вперед от разрозненности трудящих­ся масс к их сближению, к их объединению». Кроме того, «формы советской федерации оказались вовсе не противоречащими целям экономического сближе­ния трудящихся масс национальностей России». И, наконец, в-третьих, «удельный вес национального движения оказался гораздо более серьезным, а путь объединения наций — гораздо более сложным, чем это могло казаться раньше».

  И все же, несмотря на глубину проработки вопро­са, национальные отношения в России оказались на­столько сложными, что их трудно было осмыслить до конца к такому историческому событию, каким яви­лось образование СССР.

Как известно, главная задача национальной поли­тики советской власти первых послереволюционных лет, решение которой было положено в основу созда­ния Советского Союза, состояла в ликвидации фак­тического национального неравенства. Причем поиск принципов объединения советских республик в еди­ное государство проходил в трудных дискуссиях. Ле­нин подчеркивал, что необходимо обеспечить реаль­ное равенство наций.

  Бухарин считал, что этого можно добиться сле­дующим образом. «Мы в качестве бывшей великодер­жавной нации, — писал он, — должны поставить себя в неравное положение... Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций».

  Ошибалось или нет то большинство в руководстве партии, которое так считало? Ответить на этот вопрос трудно, не зная атмосферы тех лет: внутри партии был силен дух русофобии, учиненный троцкистами. По­этому в 1923 году на XII съезде партии Сталин выска­зался довольно категорично: «Говорят, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим, — не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить ве­ликорусский пролетариат в положение неравноправ­ного в отношении бывших угнетенных наций, — это значит сказать несообразность».

  Однако переломить общую тенденцию ему тогда не удалось. На практике всесторонняя помощь нацио­нальным окраинам оказывалась, во-первых, за счет человеческого, материального и культурного потен­циала Центральной России. Во-вторых, единое госу­дарство формировалось по федеративному принципу, с признанием полного равноправия с Россией новых республик.

  Соответствовала ли реальному положению вещей позиция большинства коммунистов, считавших, что для разрешения проблемы национальных отношений должна лежать система уступок со стороны русских и преимуществ для нерусских народов, и как эта пози­ция отразилась на исторической перспективе?

Опять-таки, все обусловливалось совершенно конкретными условиями места и времени. Эта поли­тика приносила определенный успех, пока соответст­вовала объективным задачам, пока обстоятельства не изменились. Бездумное ее продолжение и после того, как фактическое неравенство было в основном пре­одолено, губительно сказалось сначала на судьбе Со­ветского Союза, а затем и самой России. Более того, сразу после образования СССР заговорили о мнимой угрозе великорусского шовинизма, что позднее стало сопровождаться оскорбительными выпадами против русских.

Надо сказать, что недобрая традиция пренебрежи­тельного отношения к русским рождена той частью революционеров, которым был чужд русский народ, которые в России не видели ничего, кроме, как мы уже говорили, материала для разжигания «мирового пожара». Например, когда в 1918 году по инициативе Ленина был ратифицирован Брестский мирный дого­вор, Радек, который был тогда заместителем наркома по иностранным делам, произнес знаковую фразу: «Боже! Если бы в этой борьбе за нами стояла другая нация, а не русские, мы бы перевернули мир».  

Подспудно протест русского населения против своего униженного положения начал зреть позднее, в послевоенные годы, а реакцией на него явилось со­здание в 1956 году газеты «Советская Россия». Новое дыхание он приобрел после того, как русские пат­риоты объединились в борьбе против правитель­ственного проекта переброса северных рек, осу­ществление которого неминуемо привело бы к экологической катастрофе на обширных территори­ях России. Важнейшим этапом его стало создание широкого фронта патриотических сил после измены Горбачева — Ельцина. Безусловно, в ходе развития патриотического движения были и крупные ошибки, в том числе поддержка поспешного решения о суве­ренитете России, в значительной степени ускорив­шего распад СССР.

Сдерживая давление со стороны внутрипартий­ных русофобов, Сталин последовательно и основа­тельно проводил курс на восстановление попранной ими национальной справедливости, на постепенную и тщательно сбалансированную кадровую политику. Однако хрущевская и брежневская эпохи затушева­ли этот курс, сделав возможной новую вспышку огол­телой русофобии в пору «горбачевской» перестройки и либеральных «реформ». Всем памятны издеватель­ства над русским «старшим братом» — осмеянным, оболганным, изгнанным. Тем самым «братом», кото­рый, согласно политике сталинского времени, ис­пользовал «свое положение ведущего в семье равных советских республик... чтобы помочь подняться, расправиться, развиться тем народам, которых наи­более угнетало царское правительство, которые больше всего отстали в экономическом и культур­ном развитии».  

Кануло ли в Лету это историческое призвание рус­ских? Хочется надеяться, что нет. Союзное государст­во, выпестованное Сталиным, должно возродиться. И возродится оно, рано или поздно, вокруг русской на­ции. Придет время, и сталинские разработки в облас­ти теории национальных отношений будут востребо­ваны полностью. К созданию нового единого государства неизбежно приведет осознание трудящи­мися массами братских стран общности своих корен­ных интересов.

Сейчас же КПРФ прямо говорит: не будет равно­правен, обеспечен и счастлив русский народ — не бу­дет достатка, равенства и счастья ни у одного другого народа России.  

Ярким проявлением державности сталинского мышления стала его речь на приеме по случаю двадца­тилетия Октябрьской революции. «Русские цари, — говорил Сталин, — сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государст­во как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалис­тического государства, не только не нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоя­тельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. По­этому каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к от­делению от него отдельной части и национальности, враг, заклятый враг государства, народов СССР».

Сталин прекрасно понимал, что уникальная страна собиралась по крупицам веками, а развалить ее можно за очень короткий исторический срок. Что в конечном счете и произошло с СССР. На при­мере ряда государств, созданных на территории быв­шего Советского Союза, мы наблюдаем неумолимый процесс закабаления «частей» социалистического государства, о котором говорил Сталин. Путь к зави­симости от иностранных держав не блещет ориги­нальностью — планы вступления наших соседей в ВТО, НАТО, ЕЭС хорошо известны. По сути, мало чем отличается от этого и путь, избранный Россией, которая все больше становится сырьевым придатком развитых западных держав. Те требования, которые предъявили к нашей стране чиновники ВТО, в том числе на международном симпозиуме «Взгляд в бу­дущее: Россия в XXI веке» (19 июня 2008 года), озна­чают, что РФ может полностью отдать свои рынки под импортное продовольствие, потерять собствен­ную продовольственную базу, свое сельскохозяйст­венное производство.  

В целом — с поправкой на современные усло­вия — нынешняя ситуация в области национально-государственных проблем разительно напоминает ту, с которой пришлось столкнуться большевикам в пер­вые годы советской власти. Налицо и полное отделе­ние прежних союзных республик, и разобщение их братских народов, и резкий всплеск национального движения.

Схожая задача стоит в области экономического сближения новых независимых государств — сейчас это прежде всего Россия, Белоруссия, Украина, Ка­захстан, — без чего невозможно серьезно говорить о каком-либо экономическом прорыве в будущее, авто­ритете на международной арене. Не случайно одна из главных задач США — не допустить, чтобы эти само­стоятельные ныне государства объединили свои по­тенциалы.  

В определенной форме все эти проблемы сущест­вуют и внутри Российской Федерации. А потому, го­воря о необходимости государственной централиза­ции, нельзя игнорировать прежний опыт и закрывать глаза на реальную политическую обстановку в стране и в мире. Сейчас, как и в первые годы существования молодой Советской республики, задача состоит в том, чтобы создать в России устойчивую и эффективную конфигурацию государственной власти, которая со­четала бы в себе элементы и централизма, и федера­лизма. Этого требует и внешнеполитическая обста­новка, пошатнувшаяся геополитическая роль России.

Именно поэтому КПРФ сегодня последовательно доказывает, что нынешняя перевернутая пирамида управления государством, когда исполнительная власть полностью подмяла под себя народное пред­ставительство, находится в вопиющем противоречии с традициями нашего народа и современными по­требностями страны.

Становится все более очевидным, что Россия остро нуждается в восстановлении приоритета представи­тельной власти. С этой целью Компартия предлагает свой путь изменения государственного устройства, главная цель которого — создание на базе российских традиций парламентской республики советского типа, которая бы выражала интересы подлинно националь­ного, выстраданного и проверенного историей движе­ния к народовластию в истинном его понимании.  

Во главе угла неразрешенной проблемы нацио­нальных отношений уже давно стоит русский вопрос, в более широком его смысле — вопрос о русском со­циализме, без разрешения которого немыслим капи­тальный «ремонт» государственности. Все коммуни­сты сейчас прекрасно понимают, что возрождение нашей отечественной государственности и возвраще­ние России на путь социализма — явления нераздели­мые. История вновь поставила народы нашей Ро­дины перед тем же выбором, что и в 1917-м, и в 1941 году: либо великая держава и социализм, либо дальнейшее разрушение страны и превращение ее в сырь­евой придаток.

Спекулируя на патриотизме россиян, кремлев­ские сидельцы все время уводят их от главной про­блемы — проблемы собственности. Закономерен во­прос: каким образом будут решаться обострившиеся социальные противоречия и стратегические вопросы национального развития, если государственный сек­тор экономики составляет на сегодняшний день все­го лишь чуть более 10 процентов? Структуру совре­менной экономики России нельзя назвать даже пародией на то, что мы видим в ведущих европейских странах. Здесь государственная собственность неиз­менно превалирует во всех отраслях, обеспечиваю­щих национальную безопасность и стратегию соци­ально-экономического развития. А ее удельный вес в наиболее развитых странах составляет от 36 до 43 процентов.

Огромную тревогу общества вызывает тот факт, что из-под его контроля полностью выведены Фонд будущих поколений и Резервный фонд. Структура их активов засекречена даже от депутатов Госдумы. Из­вестно, что накопленные в них средства размещаются таким образом, что приносят минимальную финан­совую отдачу и работают на чужую, прежде всего аме­риканскую, экономику. При этом правительство упорно скрывает ответ на вопрос: могут ли эти деньги вообще использоваться Россией?  

...Оценивая с позиций нашего времени прошлый опыт, можно уверенно сказать, что в целом дееспо­собность и эффективность государственной нацио­нальной политики послужили созданию необходимых предпосылок для наиболее выдающихся достижений советской эпохи. В основание такой политики Ста­лин положил два важнейших принципа: беспощад­ную борьбу с любыми формами национал-сепаратиз­ма и опору на русский народ как на главную, державообразующую нацию.

Оба этих принципа оформились не вдруг и не сра­зу. Оба пробивали себе дорогу долго и трудно, в ходе жестокой внутрипартийной борьбы между привер­женцами национально ориентированной, историчес­ки преемственной стратегии развития страны и сто­ронниками русофобской теории «перманентной революции».  

Еще в первом номере газеты «Правда», формули­руя задачи новой большевистской газеты, Сталин публикует статью, которая, можно без преувеличения сказать, отражает его важнейшее мировоззренческое кредо — взгляд на разрешение противоречий внутри рабочего движения и партии и на то, как эти противо­речия могут быть увязаны с принципом необходимо­сти единства в политической борьбе. Он, в частности, писал: «Мы отнюдь не намерены замазывать разно­гласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий... Но это еще не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения... Поэтому "Правда" будет призывать прежде всего и главным образом к единст­ву классовой борьбы пролетариата, к единству во что бы то ни стало... Война врагам рабочего движения, мир и дружная работа внутри движения — вот чем бу­дет руководствоваться "Правда" в своей повседнев­ной работе».

Принципом «единства во что бы то ни стало» Ста­лин руководствовался в разрешении всех спорных во­просов. Один из сподвижников Троцкого как-то за­метил, что многие лидеры оппозиции, говоря о своем неприятии Сталина в качестве руководителя партии, при этом добавляют: «Если бы не он... все бы развали­лось на части. Именно он держит все вместе».  

Чтобы понять, как следует, о чем идет речь, нужно хорошо представлять, что в руководстве партии про­блема единства возникла еще при жизни Ленина, осо­бенно остро она стояла в период его болезни. Конеч­но, одно дело, когда возникали принципиальные, идейные расхождения, совсем другое — когда рас­кольниками преследовались неблаговидные цели. Вспомним хотя бы, для чего Троцкий инициировал в партии дискуссию о профсоюзах. Эта дискуссия по­казала еще раз, насколько велика опасность полного раскола в партии.

Эту опасность сознавал и Сталин, обращая вни­мание на то, что «внутри ЦК... сложились (не могли не сложиться) некоторые навыки и некоторые тради­ции внутрицекистской борьбы, создающие иногда ат­мосферу не совсем хорошую». И делал вывод: «Нам нужны независимые люди в ЦК, свободные от лич­ных влияний, от тех навыков и традиций борьбы вну­три ЦК, которые у нас сложились и которые иногда создают внутри ЦК тревогу».  

Возможность внутрипартийного раскола стала очевидна еще в годы Гражданской войны. Его опас­ность возрастала по мере размежевания руководства партии по оценкам перспектив строительства социа­лизма в России, коренным вопросом которых являл­ся вопрос о возможности (или невозможности) побе­ды социализма в одной, отдельно взятой стране, о том, может или нет устоять социалистическое госу­дарство во враждебном окружении империалисти­ческих держав. Раскол проявился также в период по­становки Сталиным вопросов индустриализации страны, коллективизации ее сельского хозяйства.

Да, действительно, при подходе к тем или иным вопросам возникновение разногласий было неизбеж­но. Но очень часто шум, который поднимался различ­ного рода оппозиционерами, не согласными с гене­ральной линией партии, отражал процесс их борьбы за власть, который шел в партии, подтачивал к ней доверие и отравлял.  

«В конечном итоге все противоречия сходились в борьбе за власть» — так считал Троцкий. «Борьба между троцкистами и Советским правительством не борьба за власть, а борьба двух программ», — мнение Сталина.

Суть постоянно возникающих противоречий за­ключалась в том, что внутри Компартии, едва ли не с момента ее рождения и практически на всех этапах ее развития, существовало два противоборствующих на-правления, фактически, две партии: партия «наша страна» и партия «эта страна». Имена первой хорошо знают широкие массы людей. К ней принадлежали Ле-нин и Сталин, Шолохов и Королев, Жуков и Гагарин Курчатов и Стаханов. В нее входили наиболее активная часть рабочего класса и крестьянства, большое число управленцев и партаппаратчиков, безотказно тянув­ших лямку в тяжелейшие для страны дни, другими сло­вами, — миллионы тружеников-патриотов. В эту же партию вступали тысячи бойцов на фронтах войны.

Вторая численно не шла ни в какое сравнение с первой, но ее политический вес и влияние в высших эшелонах власти были непропорционально огромны­ми, часто решающими. Ее в основном составляли лю­ди с партбилетами, для которых «эта страна» и «этот народ» были лишь ареной, материалом для реализа-ции своих непомерных тщеславных амбиций и влас­толюбивых вожделений, полигоном для авантюрных социальных экспериментов. Это — партия Троцкого и Кагановича, Берии и Мехлиса, Горбачева и Ельци­на, Яковлева и Шеварднадзе.  

Одни по окончании Гражданской войны стреми­лись восстановить разрушенное и парализованное хо­зяйство, наладить продовольственное снабжение, мо­дернизировать экономику, возродить вооруженные силы. Они не щадили себя, терпели лишения, недо­едали вместе со страной.

Другие подписывали зверские приказы о пого­ловном «расказачивании», уничтожали священно­служителей, пропагандировали «расстрелы как метод воспитания», ни в чем себе не отказывали и хладно­кровно морили голодом миллионы людей, взрывали национальные святыни.  

Партийная борьба свидетельствовала о том, что в партии изначально существовали противоположные тенденции — пролетарские и мелкобуржуазные, де­мократические и бюрократические, противостояние которых особенно обострилось после Октябрьской революции, когда надо было определять политику го­сударства в сфере идеологии и экономики, в отноше­ниях с другими странами.

Противостояние в партии, незримо разделенной на два непримиримых лагеря, с начала двадцатых го­лов стало олицетворяться противостоянием двух лю­дей, двух руководителей партии — Сталина как по­следователя дела Ленина и Троцкого как главного выразителя в партии мелкобуржуазной стихии. Столк­новение Троцкого со Сталиным — это прежде всего борьба двух направлений в революции и развитии со­ветского общества. Троцкий если не открыто, то в глубине души противопоставлял себя и Ленину, еще при жизни вождя лелеял надежды оттеснить его на второстепенные роли, чтобы самому возглавить пар­тию и государство.  

Но, пожалуй, главное, что характеризует Троцкого и его последователей, — это поразительное неверие в возможности России, в способности русского народа к созидательной деятельности. Стоит ли удивляться, что наиболее реальной он считал перспективу превра­щения России в административную единицу Соеди­ненных Штатов Европы. Идея эта была особенно по­пулярна среди троцкистов в связи с их ожиданиями мировой революции и революции в Германии как ее важнейшего этапа.

Весь последующий ход революционных преобра­зований в России в годы правления Сталина показал теоретическую несостоятельность троцкистов. В ряде своих работ, в том числе в статье «Октябрьская рево­люция и тактика русских коммунистов» (1924 год), он подверг резкой критике утверждение Троцкого о том, что «до тех пор, пока в остальных европейских го­сударствах стоит буржуазия, мы вынуждены, в борьбе с экономической изолированностью, искать согла­шения с капиталистическим миром... Подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важ­нейших странах Европы».  

Этому утверждению Сталин противопоставлял ленинский закон о неравномерности экономического и политического развития капитализма. Именно это положение служило теоретической основой вывода о возможной победе социализма первоначально в не­многих или даже в одной, отдельно взятой стране.

Высказывания Троцкого говорят о том, что рас­суждения о России как сырьевом придатке развитого в промышленном отношении Запада не новы. В част­ности, Троцкий считал, что «победивший германский пролетариат будет снабжать Советскую Россию в кре­дит в счет будущих поставок сырья и продовольствия не только машинами и готовой продукцией, но также десятками тысяч высококвалифицированных рабо­чих, инженеров и организаторов».  

В нынешней России события развиваются таким образом, что в недалеком будущем мечта Троцкого может исполниться. Если народ не найдет в себе сил отвернуть Россию от ее гибельного курса.

Ничего удивительного нет и в том, что Троцкий считал самой крупной ошибкой Сталина его теорию строительства социализма в одной стране, не дожида­ясь мировой революции и не полагаясь на нее. При ном его раздражала и резкая критика Сталиным по-зиции II Интернационала, считавшего, что пролета­риат не должен брать власть, если он не является большинством в стране и если у него нет в наличии достаточного количества готовых кадров, способных наладить управление страной.

Особые «таланты» Троцкий проявлял, заигрывая с молодежью, называя ее «авангардом авангарда», то есть авангардом партии, противопоставляя «нович­ков», вступивших в партию после Октябрьской рево­люции, «старым кадрам», разделяя таким образом их. «Молодежь, — говорил он, — вернейший барометр партии — резче всего реагирует на партийный бюро­кратизм». Многим молодым членам партии это, ко­нечно, нравилось. Только не все могли понять, что, «заглатывая» разного рода комплименты, они стано­вятся разменной монетой Троцкого в достижении не-бпговидных целей, в борьбе за власть.  

Сталин никогда не устранялся от внутрипартий­ных дискуссий. В частности, он поддержал призывы многих коммунистов демократизировать партийную жизнь, а ведь этими требованиями на всех углах спе­кулировали троцкисты. Лозунги о «демократизации» служили им, как и другие выдвигаемые идеи, при­крытием для захвата власти и установления в стране военной диктатуры. Однако Сталин под демократиза­цией понимал не только свободу слова и дискуссий, а прежде всего привлечение представителей широких народных масс к управлению.

Сталин сравнивал позицию Троцкого, его учение о так называемой «перманентной революции» с принципиальными ленинскими высказываниями. В частности, он приводил следующий пример: «Ленин говорит о союзе пролетариата и трудящихся слоев кре­стьянства как основе диктатуры пролетариата. У Троцкого же получаются "враждебные столкновения" "пролетарского авангарда" с "широкими массами крестьянства".  

Ленин говорит о руководстве трудящимися и эксплуатируемыми массами со стороны пролетариа­та. У Троцкого же получаются "противоречия в по­ложении рабочего правительства в отсталой стране, с подавляющим большинством крестьянского насе­ления".

По Ленину революция черпает свои силы прежде всего среди рабочих и крестьян самой России. У Троцкого же получается, что необходимые силы мож­но черпать лишь "на арене мирового пролетариата"».  

Пытаясь как-то объяснить свое поражение во вну­трипартийной борьбе, Троцкий обвинял Сталина в антисемитизме, в том, что тот якобы намеренно про­воцировал в среде партийных активистов вспышку антисемитских настроений. Однако любому непред­взятому человеку ясно, что борьбу с троцкизмом ни­как нельзя связать с антисемитизмом хотя бы потому, что союзниками Сталина в ней были известные ком­мунисты еврейской национальности. Кроме того, как заметил писатель Вадим Кожинов, в самый разгул послевоенного «антисемитизма», в 1949—1952 годах, лауреатами Сталинской премии по литературе стали писатели-евреи, составлявшие около трети общего числа удостоенных ее авторов, пишущих на русском языке. Похожая картина сложилась в это же время и в кинематографии.

Попытки приклеить к Сталину ярлык антисемита возобновились уже в конце восьмидесятых годов. Од­нако правда состоит в том, что Сталин всегда, исходя ИЗ конкретной политической ситуации, пытался со­блюсти принцип справедливого, сбалансированного представительства различных наций в руководящих органах партии и правительства. И, в частности, сле­дил, чтобы этот принцип наравне со всеми распрост­ранялся на представителей еврейской нации. «Анти­семитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком капитализ­ма», — считал Сталин. И жестко спрашивал с тех чле­нов партии, которые не прочь были опереться на это бытовавшее в определенных кругах явление, добива­ясь той или иной цели...  

Итогом сталинского вывода о троцкистской оп-позиции как явлении, опиравшемся на непролетар­ские силы, способствовавшем росту мелкобуржуаз­ной стихии, стало решение об организации массового приема в партию рабочих от станка, получившего на-звание «Ленинский призыв». Именно по инициативе Сталина после смерти В. И. Ленина ЦК РКП(б) при­нял обращение «К партии, ко всем трудящимся», в котором содержался призыв крепить партию за счет Стойких сторонников пролетарской революции, «луч­ших, передовых, честных и смелых бойцов». Из общей численности партии — 735 тысяч человек — свыше 240 тысяч пополнили ее в период «Ленинского при­зыва». Они составили тот костяк, на который Сталин опирался в дальнейшей борьбе с оппортунистами и ненавистниками России.

Важной вехой в истории внутрипартийных бата­лий двадцатых годов стал доклад Сталина «О социал-демократическом уклоне в нашей партии», который он сделал на XV партконференции 1 ноября 1926 года. Именно в нем содержится вывод о возможности побе­ды социалистической революции в одной, отдельно взя­той стране. А это тогда было главным камнем претк­новения, основным вопросом, ответ на который разделял партию с оппозицией. В конечном счете речь шла об уверенности в собственных силах или неверии в них. Важно отметить, что партия никогда ранее не бы­ла такой сплоченной, какой она стала, вдохновленная сталинскими перспективами социалистического стро­ительства.  

Через год на совместном заседании ЦК и ЦКК было принято решение об исключении из партии Троцкого и Зиновьева. XV съезд партии подтвердил это решение, а также исключил из партии еще 75 ак­тивных членов оппозиции, в том числе Каменева, Пятакова, Радека.

Еще через месяц Бухарин, не скрывая своей глав­ной цели — смещение Сталина с поста генерального секретаря, — заявил: «Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий». Однако поддержка Сталина в ЦК уже была столь огромна, что намеченный Бухариным пе­реворот потерпел крах.  

В апреле 1929 года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин подвел итог борьбы с оппози­цией в целом и Бухариным в частности: «Либо марк­сова теория борьбы классов, либо теория врастания капиталистов в социализм; либо непримиримая про-тивоположность классовых интересов, либо теория гармонии классовых интересов».

Иных альтернатив для него не существовало.  

Осудив на XX съезде культ личности Сталина, Хрущев тем не менее отметил немало значительных моментов в его деятельности, которые, по сути, по­могли партии выжить и выстоять в суровых испыта­ниях. В частности, говорилось, что «партия провела большую борьбу против троцкистов, правых, буржу-азных националистов, идейно разгромила всех врагов ленинизма. Эта идейная борьба была проведена ус­пешно, в ходе ее партия еще более окрепла и зака­лилась. И здесь Сталин сыграл свою положитель­ную роль.

Партия провела большую идейную борьбу против тех людей в своих рядах, которые выступали с анти­леинскими положениями, с враждебной партии и делу социализма политической линией. Это была упорная, тяжелая, но необходимая борьба, потому что политическая линия и троцкистско-зиновьев-ского блока и бухаринцев по существу вела к рестав­рации капитализма, к капитуляции перед мировой буржуазией.  

Представим себе на минуту, что бы получилось, если бы у нас в партии в 1928—1929 годах победила политическая линия правого уклона, ставка на "сит­цевую индустриализацию", ставка на кулака и тому подобное. У нас не было бы тогда мощной тяжелой Индустрии, не было бы колхозов, мы оказались бы обезоруженными и бессильными перед капиталисти­ческим окружением».

Эти слова мы напоминаем тем, кто пытается иска­зить историю нашей партии и доказать возможность ее «бархатного» развития в прошлом.  

* * *

Время подтвердило живучесть идей Троцкого. В чем же причины этого явления? Прежде всего в борь­бе любыми средствами за удовлетворение личных амбиций, страх перед будущим, чувство угрозы не­минуемого поражения, наконец, сознательная дис­кредитация Коммунистической партии.

Для коммунистов неоценима сталинская мысль, разоблачающая новые формы угрозы троцкизма, ко­торая не только время от времени нависает над КПРФ, но и дает о себе знать в ее различных проявле­ниях:  

«...Современные троцкисты боятся показать рабо­чему классу свое действительное лицо, боятся от­крыть ему свои действительные цели и задачи, стара­тельно прячут от рабочего класса свою политическую физиономию, опасаясь, что, если рабочий класс узна­ет об их действительных намерениях, он проклянет их как людей чуждых и прогонит их от себя. Этим, соб­ственно, и объясняется, что основным методом троц­кистской работы является теперь не открытая и чест­ная пропаганда своих взглядов в рабочем классе, а маскировка своих взглядов, подобострастное и подха­лимское восхваление взглядов своих противников, фарисейское и фальшивое втаптывание в грязь собст­венных взглядов».

Это определение как нельзя точно описывает суть и действия группировки Тихонова — Семигина —  Потапова, которая несколько лет назад ударила в спину партии в один из решающих моментов полити­ческой борьбы. «Семигинщиной» отмечен, пожалуй, наиболее сложный период в истории КПРФ, который ознаменовался переходом кремлевских властей от ло­бовых атак на оппозицию к изощренной тактике под­рыва ее руководящих структур изнутри. В 2002—2004 годах и была предпринята попытка расколоть и при­ватизировать КПРФ методом хорошо известного в рыночной экономике рейдерства. Возглавил эту опе­рацию бизнесмен Геннадий Семигин.  

Что было для нее характерно? Наглая политичес­кая мимикрия, вплоть до принятия на себя почти точ­ной аббревиатуры названия нашей партии сталин­ской поры — ВКПБ. Механическое воспроизведение раскольниками марксистских терминов, за которыми тщательно пряталось совсем не марксистское содер­жание. Способность разом и на 180 градусов менять свои позиции по принципиальнейшим вопросам. Лесть взахлеб в адрес тех, кто в данный момент им ну­жен, сменяющаяся грубейшей бранью, если эти люди «не оправдывают надежд», — все это в изобилии про­демонстрировали фальшивые патриоты, пытаясь оседлать» КПРФ. Но стремление сформировать в партии второй руководящий центр и захватить в ней власть провалилось. В ходе общепартийной дискус­сии практически все 18 тысяч первичных организа­ций дали решительный отпор раскольникам в центре И на местах, оказав твердую поддержку руководящему ядру партии. Рядовые коммунисты, в отличие от не­которых своих именитых товарищей, клюнувших на щедрые посулы и заманчивые предложения богатых спонсоров, не обманулись и не дрогнули.

Но попытки Кремля вытеснить партию с патрио­тического поля, сформировать внутри КПРФ «кар­манную элиту», ставящую свои групповые и личные интересы выше общепартийных, превратить КПРФ в послушную власти парламентскую системную оппо­зицию на этом не кончились и следуют одна за дру­гой. При этом кремлевские политтехнологи допуска­ют один и тот же просчет, и заключается он в том, что они игнорируют моральную сторону вопроса и пыта­ются спроецировать на КПРФ собственные нравы и законы воровских чиновничьих структур, где все по­купается и продается. Поэтому они никак не могут понять, что деятельность Компартии строится совсем на других принципах.  

Сила троцкистов, подчеркивал Сталин, «состоит в партийном билете, в обладании партийным биле­том. Их сила состоит в том, что партийный билет да­ет им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации. Их преиму­щество состоит в том, что, имея партийные билеты и прикидываясь друзьями Советской власти, они об­манывали наших друзей политически, злоупотреб­ляли доверием, вредили втихомолку и открывали на­ши государственные секреты врагам Советского Союза».

Партия дала бой троцкистам наших дней. Про­цесс обновления, катализатором которого стала борь­ба с «семигинщиной», очистил и сплотил КПРФ, на­учил коммунистов по достоинству ценить свою партию и завоеванное ею влияние в стране и мире.  

КПРФ будет и впредь делать все для того, чтобы не допустить в свои ряды дух троцкизма, попыток от­дельных деятелей возомнить себя, как говорил Ста­лин, «сверхчеловеком, стоящим над ЦК, над его зако­нами, над его решениями, дав тем самым повод изве­стной части партии повести работу в сторону подры­ва доверия к этому ЦК».

А такая работа, с благословения кремлевских по­литиков, ведется самым активным образом. Власти стараются делать все, чтобы создать, говоря образным сталинским языком, ситуацию, когда «группа членов партии поджидает центральные учреждения партии у переулочка, чтобы сыграть... на ...затруднениях пар­тии для того, чтобы выскочить потом из-за угла, из засады и стукнуть партию по голове».  

Российские коммунисты научились на самых ран­них стадиях распознавать черты подобной «болезни» и принимать вовремя необходимые меры. Борьба с раскольниками излечила коммунистов от благодушия и снисходительности к тем, кто прямо либо косвенно, своей леностью, расхлябанностью, личной корыстью, авантюрными решениями и действиями, наносил ущерб общепартийному делу.

* * *  

Победу социализма Сталин не представлял без постепенного возвращения страны к ее культурно-историческим основам — к сильной централизован­ной власти, коллективистскому образу жизни, верхо­венству духовного начала в системе человеческих ценностей. Особое внимание он уделял сохранению преемственности и развитию идейных принципов но­вой государственности, опирающихся на вековые на­циональные традиции русского и других российских народов.

В своей знаменитой статье «Головокружение от успехов», критикуя тех, кто допустил серьезные пере­гибы в осуществлении коллективизации, он делает одно важное замечание. «Я уже не говорю о тех, с поз­воления сказать, "революционерах", — пишет он, — которые дело организации артели начинают со сня­тия с церквей колоколов. Снять колокола, — подума­ешь какая ррреволюционность!»  

За этой фразой виден человек, которого явно раз­дражал радикальный атеизм людей, не понимавших крестьянскую психологию, не знавших традиций и быта деревенской жизни. Или затевавших антирели­гиозную возню сознательно, чтобы, истребляя духов­ные и культурные корни народа, настроить против советской власти широкие массы населения.

Это, в частности, вызвало возмущение у делегатов XII съезда РКП(б), состоявшегося в апреле 1923 года. Во исполнение решений партийного съезда Сталин готовит и подписывает циркулярное письмо ЦК РКП(б) «Об отношении к религиозным организаци­ям». В нем внимание парторганизаций обращается «на ряд серьезных нарушений, допущенных некото­рыми организациями в области антирелигиозной пропаганды и, вообще, в области отношений к веру­ющим и к их культам» и указывается, что «нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательство над предметами веры и культа взамен серьезного анализа и объяснения — не уско­ряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков».  

Если кампанию «по изъятию церковных ценнос­тей», которую возглавил Троцкий, можно было еще как-то оправдать помощью жертвам засухи 1921 года, то возникновение «движения за разрушение церквей» в начале тридцатых годов, инициатором которого ста­ла зарождавшаяся особая прослойка советской и пар­тийной бюрократии, никакому объяснению не подда­ется. В этих «инициативах» на местах обнажается вся степень чудовищных перегибов, которые пришлось преодолеть Сталину в период коллективизации. Про­является то, что позднее давало ему основание гово­рить о том, что «подхалимствующий дурак приносит больше вреда, чем сотня врагов».

В постановлении ЦК ВКП(б) «О борьбе с ис­кривлениями партлинии в колхозном движении» от партийных организаций потребовали решительно прекратить практику закрытия церквей в админист­ративном порядке, фиктивно прикрываемую общест­венно-добровольным желанием населения. За изде­вательские выходки в отношении религиозных чувств крестьян и крестьянок решено было привлекать ви­новных к строжайшей ответственности.  

Понимание позиции Сталина особенно важно сейчас, когда набившие оскомину антисоветские программы телевидения, телесюжеты о «злодеяниях» большевиков, как правило, сопровождаются показом разрушения храмов в двадцатых — тридцатых годах. У зрителей, по мнению режиссеров таких передач, долж­но сложиться мнение, что все происходившее было в порядке вещей. Однако это было далеко не так, шло вразрез с линией, которую выбрал для себя Сталин.

Как известно, Сталин получил духовное образо­вание. Тенденциозность и лживость многих ком­ментариев по поводу его семинарского обучения в значительной степени объясняются не только враж­дебностью их авторов к Сталину, но и их отчужден­ным отношением к православной церкви. Ведь Ста­лин, что умалчивалось по понятным причинам в со­ветское время, с малых лет воспитывался в право­славной вере, изучал Библию, очень серьезно относился к церковным обрядам и даже пел в цер­ковном хоре.  

Такое воспитание, безусловно, не прошло бес­следно, сказалось на его мировоззрении. Разумеется, после того как Сталин стал членом марксистской партии, влияние религиозного образования на его со­знание и привычки проявлялось опосредованно. Что ни говори, он состоял в партии, проповедовавшей атеизм, и по этой причине долгое время открыто не выступал против мер по ограничению деятельности церкви. Это могло противопоставить его значитель­ной части партии, наверняка настроило бы против него большинство партийного руководства, в кото­ром, к сожалению, господствовали не только анти­христианские взгляды, но и нередко, как мы уже го­ворили, исповедовалась русофобия. Притом что Сталин держал в руках огромную власть, у него было окружение, с которым он не мог не считаться. Так что отношение Сталина к вере и Церкви до поры до вре­мени оставалось скрытым.

Но в отличие от отдельных деятелей партии, Ста­лин никогда не был инициатором преследований Церкви и ее иерархов, не разделял требований о ликвидации Церкви и упразднении религии, которые выдвигались Союзом воинствующих безбожников.  

То, что у Сталина атеистическая пропаганда вызы­вала серьезное недовольство, так как она полностью игнорировала особенности религиозного сознания ве­рующего человека и издевалась над ним, видно из це­лого ряда его высказываний. В одном из своих вы­ступлений 1924 года Сталин говорил: «Иногда некото­рые товарищи рассматривают крестьян как филосо­фов-материалистов, полагая, что стоит прочесть лекцию по естествознанию, чтобы убедить мужика в несуществовании Бога. Они не понимают часто, что мужик смотрит на Бога по-хозяйски, то есть мужик иногда не прочь бы отвернуться от Бога, но его часто раздирают сомнения: "А кто его знает, может, Бог и в самом деле существует; не лучше ли будет ублаготво­рить и коммуниста, и Бога, чтобы надежнее было для хозяйства"». В своем кругу Сталин отзывался об анти­религиозной пропаганде значительно резче, в частно­сти, дал указание секретарю Товстухе не выписывать для его библиотеки «антирелигиозную макулатуру».

Позитивное изменение государственной полити­ки по отношению к религии, разрыв с проводившим­ся ранее курсом на уничтожение веры в Бога прихо­дится на конец тридцатых — начало сороковых годов. К этому времени Сталин очистил государственный аппарат от профессиональной гвардии русофобов и христоборцев, выпустил Церковь из плена, вернул священников из тюрем и лагерей и прекратил гоне­ния на них, помог восстановить систему духовного образования и материального обеспечения приход­ской жизни.  

В 1936 году, при принятии Конституции Союза ССР, он выступил против предложения лишать «изби­рательных прав служителей культа, бывших белогвар­дейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом». «Во-первых, — объяснял он свою позицию, — не все бывшие кулаки, белогвар­дейцы или попы враждебны Советской власти. Во­вторых, если народ кой-где и изберет враждебных лю­дей, то это будет означать, что наша агитационная ра­бота поставлена из рук вон плохо, и мы вполне заслу­жили тот позор, если же наша агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы».

Эта сталинская позиция означала начало важного этапа в политической жизни страны — периода пере­хода к снятию социальных ограничений с отдельных категорий населения, в том числе со священнослу­жителей.  

В постановлении Политбюро ЦК от 11 ноября 1939 года, подписанном Сталиным и направленном исполнителям под грифом «Особый контроль», НКВД поручалось «произвести ревизию всех осуж­денных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительной деятельностью», а также предла­галось освободить из-под стражи осужденных граж­дан по указанным мотивам, если их деятельность не нанесла вреда советской власти.

Уже 22 декабря 1939 года нарком внутренних дел Л. Берия докладывает в ЦК:  

«Во исполнение решения ПБ ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 года за № 1697/13 из лагерей ГУЛАГ НКВД СССР освобождено 12 860 человек, осужден­ных по приговорам судов в разное время. Из-под стражи освобождено 11 223 человека. Уголовные дела в отношении их прекращены. Продолжают отбывать наказание более 50 ООО человек, деятельность кото­рых принесла существенный вред советской власти.

Личные дела этих граждан будут пересматривать­ся. Предполагается освободить еще около 15 ООО че­ловек».

Огромное, можно сказать, переломное значение в отношениях советского правительства и Русской пра­вославной церкви имела встреча Сталина с патриар­шим местоблюстителем митрополитом Сергием, ми-трополитом Ленинградским Алексием и экзархом Украины митрополитом Киевским и Галицким Нико­лаем, которая состоялась в начале сентября 1943 года.  

Сталин начал беседу с того, что высоко отозвал­ся о патриотической деятельности Церкви. Здесь не­обходимо заметить, что уже в первый день войны па­триарший местоблюститель митрополит Сергий выступил с обращением «Пастырям и пасомым Хри­стовой Православной Церкви», благословив «всех православных на защиту священных границ нашей Родины».

В ходе встречи Сталин попросил иерархов изло­жить свою точку зрения на то, какие меры необходи­мо предпринять, чтобы восстановить нормальное те-чение церковной жизни.  

Результаты этой беседы, по свидетельству митро­полита Иоанна, превзошли всякие ожидания. Все до единого вопросы, которые были поставлены иерарха­ми, говорившими о насущных нуждах клира и паст­вы, были решены положительно и столь радикально, что принципиально изменили положение правосла­вия в СССР. Было принято решение о созыве Архи­ерейского собора и выборах патриарха, престол кото­рого к тому времени пустовал 18 лет. Договорились о возобновлении деятельности Священного синода. В целях подготовки кадров священнослужителей реши­ли вновь открыть духовные учебные заведения — ака­демии и семинарии. Церковь получила возможность издания потребной религиозной литературы, в том числе — периодической. Были обсуждены даже такие детали, как работа свечных заводов.

В ответ на поднятую митрополитом Сергием тему о преследовании духовенства, о необходимости уве­личения числа приходов, об освобождении архиереев и священников, находившихся в ссылках, тюрьмах, лагерях, и о предоставлении церковным служителям возможности беспрепятственного совершения бого­служений, свободного передвижения по стране и прописки в городах Сталин тут же дал поручение сво­им помощникам «изучить вопрос» и предложил Сер­гию подготовить списки священников, находящихся в заточении. Такой список Сталин получил сразу, ибо он был заранее составлен митрополитом и предусмо­трительно захвачен им с собой.  

Итоги «перемены курса» стали поистине ошелом­ляющими. В несколько ближайших лет на террито­рии СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, а количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 ты­сяч! Подавляющая часть репрессированного духовен­ства была освобождена из заключения. Пресекались любые гонения на верующих и дикие шабаши Союза воинствующих безбожников.

Можно уверенно сказать, что такие перемены в церковно-государственных отношениях были не слу-чайны. Они диктовались не политической конъюнкту­рой, а хорошо продуманной стратегией. Эта стратегия предполагала решительную корректировку политичес­кого курса, в основу которого, наряду с социалистиче­скими достижениями, были положены традиционные ценности русского национального бытия.  

Сталин тщательно выстраивал новую конфигура­цию мировоззренческих, идеологических опор госу-дарственной власти, которая должна была одновре­менно соответствовать послевоенному статусу СССР как мировой сверхдержавы и восстановить его преем­ственность с тысячелетней российской историей. Он считал, что на этом пути государство и Церковь явля­ются естественными союзниками в деле духовно-нравственного воспитания народа.

Все это дало основания в 1947 году, на празднест­вах по поводу 800-летия Москвы, Патриарху Москов­скому и всея Руси Алексию I заявить, что «русская Церковь возносит усердную молитву о державе, побе­де, мире, здравии и спасении... всех доблестных руко­водителях страны нашей, твердо ведущих нашу Роди­ну по издревле священному пути мощи, величия и славы».  

А отец Дмитрий Дудко, один из известнейших «узников совести» брежневской эпохи, писал в 1995 году: «Сталин был дан нам Богом, он создал такую державу, которую сколько ни разваливают, а не могут до конца развалить... Да, Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для всего мира... Наши пат­риархи, особенно Сергий и Алексий, называли Ста-лина богоданным вождем. К ним присоединялись и другие, такие, как крупный ученый и богослов Архи­епископ Лука Войно-Ясенецкий. Кстати, сидевший при Сталине, но это не помешало ему назвать Стали­на "богоданным".

Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек... Не случайно в Русской Православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память».  

Сталин, не только в силу воспитания, полученно­го в детстве и юности, но и в силу своей всесторонней образованности, хорошо понимал роль духовного фактора любого народа в его отношении к окружаю­щей действительности. С особым уважением, как мы уже знаем, он относился к системе ценностей русско­го народа.

Когда-то слова «русский» и «православный» были синонимами. Православие несло в себе для русского человека объединяющее духовное начало, а его зна­чение в нашей истории трудно переоценить. Христи­анство дало нам письменность. С именем одного из самых почитаемых святых, Сергия Радонежского, связано освобождение Руси от золотоордынского ига и возвышение Москвы. Монахи Пересвет и Ослябя, павшие на Куликовом поле, стали народными героя­ми. Выдающиеся люди эпохи Просвещения — Ло­моносов, Державин, Болотов — глубоко религиоз-ные люди...  

Во все века верующие черпали в православии стремление воплотить в своем бытии идеалы правед­ности и любви, милосердия и сострадания, веры и верности. Вековая незыблемость нравственных и ре­лигиозных ценностей помогла русскому народу со­хранить себя посреди неимоверных тягот и тяжелей­ших испытаний, выпавших на его долю за последнее столетие.

Поворот в политике по отношению к религии при Сталине явился лишь началом трудного пути к новой «симфонии» взаимоотношений Советского государства и Церкви, их совместных усилий по рас­крепощению огромных духовных сил народа, спо­собствующих преобразованию общественного и го­сударствеиного устройства, по укреплению единства нации, соединению исторических и культурных тра­диций, сформировавшихся в течение многих столе­тий. Но, несмотря на значимость происшедших по­литических перемен, пройти этот путь до конца не удалось.  

После смерти Сталина, с началом периода «либе­ральной оттепели» — своего рода предтечи «перестрой-ки» восьмидесятых годов, — Церковь ждали новые испытания. Ее противники почти сразу обнаружили себя после смерти Сталина, с приходом к власти Хру-щева. Чего стоит только обещание Хрущева «показать по телевизору последнего попа» или его самый «убе­дительный» атеистический аргумент: первые совет­ские космонавты в космосе Бога не видели!

Идея нормализации отношений между Компар­тией и Церковью была возрождена на официальном уровне только образованной в июне 1990 года КП РСФСР. После ее запрещения подельщиками Ельци-на идейный преемник российских коммунистов — КПРФ стала, по сути дела, единственным реальным оплотом всех патриотических сил в стране, пытав­шихся остановить в ней разрушительные тенденции. Благодаря КПРФ в девяностые годы удалось создать широкий народно-патриотический фронт, который не позволил ельцинистам разграбить Россию до кон­ца и разорвать ее на части.  

Уже много сказано про то, почему с первых дней образования КПРФ в 1993 году «демократы» обруши­лись на нее с обвинениями в национализме, ксенофо­бии, разжигании темных страстей, запугивали обыва­теля «красно-коричневой» угрозой, которую якобы несла в себе Компартия. Сами же они при этом неред­ко демонстрировали мнимую набожность, которая так же, как позднее и показной «патриотизм», вошла в моду.

А что же происходило в действительности?

«Отечество наше, народ наш переживают сегодня лютые, тяжелые времена Смуты и безначалия, — пи­сал в те дни на страницах "Советской России" ("де-мократическая» печать возможности высказать свою позицию высокопоставленным священнослужителям не предоставляла) выдающийся деятель Русской пра-вославной церкви митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. — Святыни попраны и оплева-ны, государство предано и брошено на разграбление бессовестных и алчных стяжателей, жрецов новой официальной религии — культа духовного и физиче­ского разврата, культа безудержной наживы — любой ценой. Процесс апостасии, разложения живого и цельного христианского мироощущения, предска­занный Господом Иисусом Христом почти два ты­сячелетия назад, близок к завершению. По всей ви­димости, Бог судил нам стать современниками "последних времен". Антихрист как реальная, поли­тическая возможность наших дней уже не вызывает сомнений...»  

Напоминать о той обстановке в стране, которая царила в недалеком времени, о том, что именно КПРФ возглавила борьбу здоровых сил России про­тив полного разрушения ее духовности, приходится по той причине, что ответные шаги далеко не всех священнослужителей были всегда адекватными. От­дельные деятели Церкви не замечали или старались не замечать различия между идеями социальной справедливости, равенства и братства, которые всегда несла Компартия, и способами их осуществления на практике в недалеком прошлом. Принято было не об­ращать внимания на пропасть, лежащую между ними и деяниями людей, лишь прикрывавшихся своими должностями и партбилетами, а на деле чуждых как принципам коммунистического мировоззрения, так и нормам христианской морали. Некоторые из свя­щеннослужителей, очевидно забывшие, с каким тру­дом приходилось преодолевать последствия социаль­ного раскола российского общества, вызванного великими потрясениями XX века, вновь возвращают­ся к давно исчерпавшей себя теме мифической ответ­ственности КПРФ за события двадцатых и тридца­тых годов.

Всегда считалось, что не в традициях людей пра­вославных сводить счеты с прошлым. И уж особенно недопустимо, что личное неприятие кем-то комму­нистической идеологии стало нередко сопровож­даться возвращением к излюбленной ельцинистами теме убийства царской семьи, которая в свое время активно муссировалась для того, чтобы заронить в сознание людей ядовитые семена ненависти друг к другу.  

Ясно, что новая суета вокруг этой темы имеет чи­сто политический смысл в условиях очередного уси­ливающегося наступления на оппозицию определен­ного сорта либеральных сил. При этом совершенно игнорируются исторические обстоятельства, которые привели царскую семьи к гибели. Напомним, что 2 марта 1917 года Николай II, вопреки законам о пре­столонаследии и православному таинству помазания на царство, отрекся от престола за себя и своего сына, на что не имел права, и полностью отстранился от по­литики. Его супруга и дети также не вели никакой об­щественной деятельности.

Тем не менее 4 марта новой либеральной влас­тью — Временным правительством — была создана Чрезвычайная следственная комиссия для расследо­вания противозаконных действий бывших царских министров и прочих высших должностных лиц. Од­нако, не дожидаясь завершения следственных дейст­вий комиссии, всего через три дня, Временное прави­тельство приняло постановление о лишении свободы бывшего царя и его супруги.  

Таким образом, арест Николая II и Александры Фе­доровны совершали не большевики, а Временное прави-тельство. Более того, под домашним арестом в Цар-ском Селе оказались дети Николая II, что также не имело никаких юридических оснований. Несмотря на то, что Чрезвычайная следственная комиссия не на­шла документов и свидетельств, обличающих бывше­го царя и его супругу в государственной измене, Вре­менное правительство не только не освободило отрекшегося императора и его близких, но и отправи­ло 1 августа 1917 года всю царскую семью в ссылку в Тобольск. Иными словами, в самое пекло поднимав-шейся в стране междоусобицы, беззакония и анархии, что делало бывшего императора и его близких игруш­кой в руках самых разных политических сил. Заме­тим, что родственники Романовых — члены англий­ского королевского дома — отказались принять семью отрекшегося царя.

Как видим, не только на Временном правительст­ве, но и на правящей в Великобритании династии ле­жит ответственность за судьбу семьи Романовых. Од­нако сегодня все эти факты усиленно замалчиваются и уводятся из-под общественного внимания с помо­щью крикливого хора, голосящего о «злодеяниях коммунистов». А ведь именно эта, созданная Времен­ным правительством, проблема царской семьи и до­сталась после Октября 1917 года Совнаркому и ВЦИК Советов. В условиях интервенции и Гражданской вой­ны Президиум ВЦИК принял в апреле 1918 года решение о переводе царской семьи на Урал, из То­больска в Екатеринбург, ближе к структурам цент­ральной власти, для возможности осуществления контроля за ситуацией. А везти отрекшегося импера­тора почти через полстраны в столицу, в условиях раз­горавшейся по всей России схватки, было уже просто невозможно.  

  В июле 1918 года над Советской Россией нависла смертельная угроза: почти одновременно грянули два знаковых политических события: в Москве произо­шло убийство германского посла графа Мирбаха эсе­ром-чекистом Яковом Блюмкиным, а в Екатерин­бурге — расстрел царской семьи, организованный военным комиссаром Уральской области Исааком Голощекиным. Первое из них должно было вызвать советско-германскую войну, второе же не могло не спровоцировать взрыв ненависти к советской влас­ти в определенной части общества. Царская семья не представляла реальной угрозы большевистскому правительству. А вот поднять и сплотить против со­ветской власти всех, кто рассматривал отрекшегося императора и его семью как «живые символы право­славной империи», — такую задачу это преступление решало. Напомним, что в ходе проведенного Генпро­куратурой РФ расследования было установлено, что это «умышленное убийство, пускай и имеющее политическую окраску, совершено лицами, не наделенны­ми соответствующими судебными и административными полномочиями... Какого-то хотя бы формаль­ного обвинения властями Императору и членам его семьи предъявлено не было. В этой связи совершен­ное убийство с правовой точки зрения является обще­уголовным преступлением».  

Отметим, что исследованием мотивов, стоящих за внешними, политическими декорациями, до сих пор должным образом так никто и не занимался. И, види­мо, оно еще ждет своего часа, к великому неудоволь­ствию лиц, тиражирующих заезженную пластинку о «злодеяниях коммунистов». Коммунистов ли? Ведь если взглянуть на проблему шире, речь идет об атаке на главные источники легитимности нынешней рос­сийской государственности. Ибо никаких других ос­нов для ее легитимации, кроме созданной Лениным РСФСР, у нынешнего государственного образова-ния нет...  

СТРОИТЕЛЬ ДЕРЖАВЫ

В памяти народной Сталин остался прежде всего волевым, твердым и решительным политиком-госу­дарственником, лидером нации, архитектором и строителем огромной, мошной державы. Сегодня, в условиях геополитической катастрофы, после развала Советского Союза и распада общественного единст­ва, особенно важно правильно понять и верно оце­нить опыт державного строительства сталинской эпо­хи. Ведь именно тогда наш народ обеспечил себе невиданный ранее уровень национальной безопасно­сти, победил в великой и страшной войне, превратил свою страну в сверхдержаву, влияние которой про­стерлось до самых отдаленных уголков планеты.  

Суть сталинских преобразований — самостоя­тельность России, полная экономическая независи­мость от окружающих ее враждебных стран капита­листического мира.

Выступая в 1925 году на XIV съезде ВКП(б), Ста­лин сформулировал главную цель экономической по­литики партии следующим образом: мы исходим из того, что «должны приложить все силы к тому, чтобы  

сделать нашу страну страной экономически самосто­ятельной, независимой, базирующейся на внутрен­нем рынке».

Генеральной линии партии противостоят люди, говорил Сталин, которые исходят из того, что «на­ша страна должна остаться еще долго страной аг­рарной, должна вывозить сельскохозяйственные про­дукты и привозить оборудование... Эта линия ведет к тому, что наша страна никогда, или почти никог­да, не могла бы по-настоящему индустриализиро­ваться... Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток миро­вой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую схему капиталистического разви­тия как ее подсобное предприятие, чтобы наше хо­зяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная эконо­мическая единица, опирающаяся главным образом на внутренний рынок, опирающаяся на смычку на­шей индустрии с крестьянским хозяйством нашей страны».  

  Когда читаешь эти сталинские слова, невольно думаешь: действительно ли их произносил Сталин в далеком от нас 1925 году или кто-то перепутал их ав­торство — настолько актуально они звучат, настолько точно сбылось предупреждение Сталина о том, во что может превратиться Россия, если она не будет опи­раться на свои внутренние возможности. Это преду­преждение следовало бы знать тем, кто никак не мо­жет или не хочет понять: если дело пойдет так и дальше, нашу страну уже в недалеком будущем ждет незавидная участь «подсобного предприятия» разви­тых капиталистических стран.

Огромная работа по преображению страны, кото­рая началась в середине двадцатых годов, наталкива­лась на сопротивление тех, кто не верил в возмож­ность победы в ней социализма без поддержки революционных масс западных стран.  

На XIV съезде партии, когда Сталин подверг рез­кой критике такую линию оппозиции, Каменев обна­родовал замысел его противников: изменить руковод­ство партии и убрать Сталина с поста генерального секретаря.

Не получилось. Съезд поддержал Сталина, а не­благовидные попытки Зиновьева и Каменева бой­котировать решения съезда в Ленинграде и сбить с толку местных коммунистов закончились в январе 1926 года тем, что ленинградскую парторганиза­цию возглавил верный единомышленник Сталина С. М. Киров.

Накал борьбы за выбор пути развития России до­стиг такой степени, что летом 1926 года в подмосков­ном лесу было проведено нелегальное совещание оп­позиционеров, на котором заместитель председателя Реввоенсовета СССР Лашевич призвал к борьбе с ЦК РКП(б).  

Краеугольным камнем экономической политики Сталина была задача превращения страны из аграр­ной в индустриальную державу. Суть этой задачи он раскрывает коротко и ясно: «Индустриализация должна пониматься прежде всего как развитие у нас тяжелой промышленности и, особенно, как развитие собственного машиностроения, этого основного нер­ва индустрии вообще. Без этого нечего и говорить об обеспечении экономической самостоятельности на­шей страны».

Перевод страны на индустриальные рельсы вос­принимался также неоднозначно, далеко не все по­нимали решающую роль в этом процессе тяжелой промышленности — ведь страна еще оставалась по­луголодной и оборванной. В хорошо известной бесе­де «На хлебном фронте» (май 1928 года) Сталин зада­ется вопросом: «Может быть, следовало бы для большей "осторожности" задержать развитие тяже­лой промышленности с тем, чтобы сделать легкую промышленность, работающую главным образом на крестьянский рынок, базой нашей промышленности? Ни в коем случае! Это было бы самоубийством, под­рывом всей нашей промышленности, в том числе и легкой промышленности. Это означало бы отход от лозунга индустриализации нашей страны, превраще­ние нашей страны в придаток мировой капиталисти­ческой системы хозяйства».  

Что же давало Сталину возможность определить именно такой главную перспективу продвижения страны к будущему, уверенность в том, что именно та­ким образом можно преодолеть вековую отсталость? Заметим, что сталинские планы были прямо противо­положны намерениям тех, кто считал, говоря нынеш­ним языком, «интеграцию в мировое хозяйство» чуть ли не единственно возможным путем ее развития. И тех, кто продолжает считать так сегодня.

Сталин смог разобраться в нагромождении про­блем, стоявших перед промышленностью и сельским хозяйством страны, потому что в экономической об­ласти он был, безусловно, убежденным марксистом. Поэтому вполне понятно, что общественная собст­венность на средства производства, плановая эконо­мика, кооперация сельского хозяйства составляли ос­нову народно-хозяйственного механизма Советского Союза. В то же время есть все основания говорить и об особой, сталинской, модели экономики. Главной, чисто российской особенностью этой модели являлась опора на собственные силы, стремление к созданию са­модостаточной экономики. Естественность и органич­ность такого самобытного пути, его преимущества пе­ред другими возможными вариантами продвижения сказались на стремительном росте темпов экономи­ческого развития страны, надежно гарантировали и экономическую, и военную безопасность России, ее способность проводить самостоятельную политику на международной арене даже в условиях полной ка­питалистической изоляции.

Опорой самодостаточной экономики стали колос­сальные природные богатства России. Но главным при этом оставались мощные человеческие ресурсы — та­лантливый и трудолюбивый народ, который смог все богатства страны использовать для укрепления ее могу­щества. Это дало стране единственную возможность устоять перед агрессивной западной цивилизацией, чье процветание уже тогда было основано на искус­ном манипулировании финансовыми и товарными потоками «свободного рынка», на эксплуатации дру­гих народов.

Опора на собственные ресурсы — для Сталина не просто лозунг, а руководство к повседневной работе, в которой он, несмотря на грандиозные масштабы пре­образований, вникал во все мелочи. Во главу угла он ставит такой вопрос, как борьба с расхищением го­сударственной собственности, с расточительством го­сударственных средств. «Когда ловят шпиона или изменника, — приводил он пример, — негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государ­ственное добро, окружающая публика ограничивает­ся смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и под­капывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже... Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведешь с помо­щью ГПУ».  

К любой правящей партии, как известно, всегда примазываются разного рода конъюнктурные «по­путчики». Не обошлось без них и в ВКП(б) — партии, вступившей в полосу грандиозных, невиданных ранее преобразований. Такие люди смотрели на страну и го­сударственную собственность как на свою «добычу», подлежащую разделу.

В наши дни те же вожделения тех же людей объ­явились в другом облачении — под видом «возвраще­ния в мировую цивилизацию». Суть одна — отхватить побольше кусок от общего пирога и продаться Западу подороже. По коррупции и масштабам расхищения общенационального достояния, созданного и накоп­ленного трудом нескольких поколений, Россия давно уже вышла на лидирующие места в мире. Из страны вывозится все, что имеет хоть какой-то спрос в мире. Например, заготовка древесины на экспорт, в том числе и незаконная, приняла размеры, которые давно уже не поддаются никакой статистике. При этом ма­ло кто думает о том, что останется тем, кто завтра возьмется за возрождение России. Ну а во что пре­вратится завтра воздушная денежная масса под назва­нием «Фонд будущих поколений», которая лежит в западных банках под ничтожные проценты и работа­ет на экономику США и западных стран, можно толь­ко гадать. Очевидно, растает без следа. Надо сказать, что грабеж собственных граждан в России все чаще осуществляется вполне легально: например, ни в од­ной крупной добывающей стране мира нет таких вы­соких цен на бензин и газ, как у нас...  

Воссоздание сталинской модели во многих ее важнейших чертах, таких как опора на собственные ресурсы, создание внутреннего рынка, который на­дежно защищал бы страну от мировых потрясений, безусловно, носит актуальный характер и для нынеш­ней России. Но при этом, конечно, следует учитывать принципиальные особенности времени. В частности, нет никаких сомнений, что обязательным условием эффективного развития страны — наряду с восста­новлением общенародного ядра экономики, вклю­чающего в себя как природные богатства, ключевые отрасли производства, так и жизненно важные госу­дарственные монополии, — является ее многоуклад-ность. При этом необходимо ликвидировать огром­ный перекос в действующей сейчас экономической системе путем создания всесторонних условий для развития малого и среднего предпринимательства, ломки препятствующих ему административных барь­еров, кредитования на льготных условиях.

Все это вместе является для России необходимым средством выживания, обязательной предпосылкой для сохранения ее национальной независимости, го­сударственного суверенитета и территориальной це­лостности. Вопрос заключается только в том, сможет ли и захочет ли осуществлять такой курс нынешнее правительство, стоящее на страже интересов россий­ской олигархии. Или же оно вместо решения узловых проблем будет и дальше топтаться на месте, зани­маться, как говорил Сталин, «толчением воды».  

Сталин дал партии, народу ясную и определенную цель: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Либо —либо... Вот где действительно «иного не дано». Эта четкая альтернатива убеждала и вдохнов­ляла советских людей, поднимала и вела их на трудо­вой подвиг, действовала на них сильнее всякой разъ­яснительной работы. Тем более что перед лицом нарастающей угрозы фашистской агрессии постав­ленная Сталиным задача совпадала по своей сути с вопросом о национально-государственном выжива­нии Советского Союза. Поэтому годы первых пятиле­ток — это не только масштабное строительство, это не просто возведение новых заводов и городов, элек­тростанций и железных дорог. Это — невиданный ни­когда прежде энтузиазм строителей нового социалис­тического общества, воспринимавших поставленные цели как свое общее дело.

Истоки этого энтузиазма никогда не поймут те, кому неведомо вдохновение, которое приносит сози­дательный коллективный труд во имя общего дела. Те, кто не имеет представления, что такое освобож­денный труд и какую радость человеку приносят его результаты. Те, кто ни разу не ощутил огромную силу сплотившихся людей, которой не страшны никакие препятствия.  

Эти истоки питали героев первых пятилеток — шахтера Алексея Стаханова, женщину-механизатора Пашу Ангелину, ткачиху Марию Виноградову и ты­сячи других людей, бросивших вызов человеческим возможностям. Они придавали силы и мужество лю­дям героических профессий — летчикам и полярни­кам, защитникам Отечества, дерзость — ученым и новаторам.

Когда замечательного летчика Валерия Чкалова, перелетевшего в 1937 году через Северный полюс из Москвы в Ванкувер вместе с Байдуковым и Беляко­вым, американцы спросили, насколько он богат, он ответил: «Сто пятьдесят миллионов моих соотечест­венников работают на меня, а я — на них».  

В этом ответе — ключ к разгадке причин массово­го энтузиазма тридцатых годов, когда люди жили од­ним порывом, когда каждый человек ощущал себя частицей единого целого, осознавал свою сопричаст­ность к великим делам. Этот энтузиазм не был «ка­зенным», каким бы его желали видеть недоброжелате­ли нашей страны. Например, Валентина Гризодубова, совершившая вместе с П. Осипенко и М. Расковой перелет из Москвы на Дальний Восток, спустя 50 лет подчеркивала, что это — не «замыливание глаз». «Ре­кордные перелеты и достижения, — убеждена она, — итог работы громадного количества людей, свиде­тельство научно-технического прогресса Советского государства...» Добавим, что, по мнению видных во­енных того времени, подобные достижения советских летчиков заставили японских милитаристов заду­маться, а стоит ли им ввязываться в драку.

Как-то Дзержинский сказал: «Я не умею наполо­вину ненавидеть или наполовину любить. Я не умею отдать лишь половину души». Советские люди тогда любили и ненавидели полным сердцем, воспринима­ли все происходящее вокруг открытой душой. Это ка­чество в течение многих десятилетий и определяло особый, новый тип характера — характер советского человека. Россия стала «страной с душой и идеа­лом» — так охарактеризовал ее крупный английский банкир того времени Д. Гиббсон.  

Огромное значение вдохновенного труда, ломаю­щего представления о пределах возможного, высоко ценил Сталин. Главной силой исторических побед на трудовом фронте, как он считал, были «активность и самоотверженность, энтузиазм и инициатива милли­онных масс рабочих и колхозников, развившими вместе с инженерно-техническими силами колос­сальную энергию по разворачиванию социалистиче­ского соревнования и ударничества. Не может быть сомнения, что без этого обстоятельства мы не могли бы добиться цели, не могли бы двинуться вперед ни на шаг».

Была поднята на новый уровень ответственность партийных кадров. «Глупо было бы утешать себя тем, — говорил Сталин на пленуме ЦК ВКП(б) в но­ябре 1928 года, — что, так как отсталость нашей стра­ны не нами придумана, а передана нам в наследство всей историей нашей страны, то мы не можем и не должны отвечать за нее... Раз мы пришли к власти и взяли на себя задачу преобразования страны на осно­ве социализма, мы отвечаем и должны отвечать за все — и за плохое, и за хорошее».

Началом отсчета глубоких преобразований в стра­не принято считать XV съезд ВКП(б), на котором бы­ли приняты директивы по составлению первого пяти­летнего плана развития народного хозяйства. С учетом капиталистического окружения директивы ставили во главу угла задачу быстрейшего развития отраслей, которые обеспечивали обороноспособность и хозяйственную устойчивость страны в воен­ное время. Однако наряду с этим большое значение придавалось оптимизации темпов роста. В частности, в решениях съезда говорилось: «Здесь следует исхо­дить не из максимума темпа накопления на ближай­ший год или несколько лет, а из такого соотношения элементов народного хозяйства, которое обеспечива­ло бы длительно наиболее быстрый темп развития».  

Первый пятилетний план буржуазная пресса тех лет называла «бредом» и «утопией». Но он, как изве­стно, был в целом значительно перевыполнен.

Не случайно большой доклад Сталина, сделанный по итогам первой пятилетки на объединенном плену­ме Центрального комитета и Центральной контроль­ной комиссии ВКП(б) в январе 1933 года, начинался с раздела о международном значении успешного вы­полнения пятилетнего плана. Понимая неизбежность нового столкновения с империалистическими держа­вами, Сталин вновь напоминает о суровой альтерна­тиве: «Война неумолима, она ставит вопрос с беспо­щадной резкостью: либо погибнуть, либо догнать передовые страны».  

Итоги пятилетки породили раскол общественного мнения в капиталистических странах. Одни продол­жали утверждать, что пятилетний план потерпел пол­ный крах и большевики стоят на краю гибели. Другие смотрели на вещи более реалистично и, как о них го­ворил Сталин, «наоборот, уверяли, что хотя больше­вики скверные люди... у них все же выходит дело и они, должно быть, добьются своей цели». Это означа­ло одно: с Россией начинали считаться.

А кроме того, был начисто разбит тезис россий­ских оппортунистов и западных социал-демократов о том, что невозможно построить социализм в одной, отдельно взятой стране.  

За годы первой пятилетки был удвоен промыш­ленный потенциал СССР, причем на первое место вышла тяжелая индустрия. Каждый год страна стала вводить по 600 предприятий, причем по тем временам это были лучшие заводы, не уступающие мировым стандартам.

Героизмом советских людей было отмечено за­вершение строительства Днепрогэса, возведение це­лого ряда других электростанций в различных регио­нах России и союзных республиках. В 1931 году в основном был выполнен план ГОЭЛРО, что, наряду с пуском новых энергетических мощностей, позво­лило в полном объеме обеспечить электроэнергией тысячи новых промышленных предприятий. Среди них — Сталинградский и Харьковский тракторные, Московский и Нижегородский (впоследствии Горь-ковский) автомобильные заводы, Уралмаш и Новота­гильский металлургический завод, Магнитка, первая очередь метрополитена столицы.  

Претворялась одна из главных идей Сталина, зало­женная в пятилетний план, — сделать страну стальной.

Отдельной страницей в историю социалистиче­ского строительства вошло строительство Комсо­мольска-на-Амуре, вместе с которым возводились судостроительный завод и металлургический завод «Амурсталь». Вслед за Кузнецком мечта о возведении «города-сада» стала символом всех великих строек первых пятилеток. Она стала знаменем реальных по­бед, а не частью мифа о социалистическом строитель­стве, как хотят некоторые авторы представить это се­годня.  

В орбиту производственного прогресса втянулись бывшие окраины. В 1937 году новые производства да­ли свыше 80 процентов всей промышленной продук­ции. В начале третьей пятилетки промышленность стала уже рентабельной.

Не трудно заметить, что центр тяжести в создании отечественной тяжелой промышленности переме­щался на территории, расположенные от Урала до Дальнего Востока. Сталин вслед за русскими царями, которые со времен Ивана Грозного неустанно заботи­лись о пополнении населения этого сурового и уни­кального по своим богатствам края, сознавал страте­гическую важность для страны Сибири и Дальнего Востока, осваивал азиатскую часть СССР, используя огромные государственные инвестиции и задейство­вав жесткие административно-командные рычаги. В результате в эти районы наблюдался большой приток рабочей силы. В 1936 году комсомолка Валентина Хе-тагурова обратилась с призывом к девушкам Советско­го Союза: «Приезжайте, девушки, к нам на Дальний Восток!» К концу 1937 года на ее призыв откликну­лись 50 тысяч человек. Естественно, добровольно, без какого-либо принуждения.  

Впечатляют и цифры развития экономики края: промышленное производство на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке возросло в 1940 году по сравнению с 1913 годом — в экономическом отношении наиболее благополучным для царской России предвоенным го­дом — в 14,5 раза.

При Сталине Сибирь стала гордостью России.  

В результате сталинской политики индустриали­зации коренным образом стала меняться культура труда миллионов людей. В середине первой пятилет­ки было покончено с безработицей. Знаменательно, что эта задача была осуществлена в те годы, когда ка­питализм был охвачен самым разрушительным за свою историю экономическим кризисом 1929—1933 годов, затронувшим наиболее развитые государства. Причем количество безработных в них составляло примерно четверть всех занятых в производстве. Да и в нашей стране в годы нэпа безработица стремитель­но росла и еще в 1928 году превышала 1,7 миллиона человек.

К началу сороковых годов уровень грамотности народа составил свыше 80 процентов. Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса и крестьянства, прошли через вузы и техникумы — рождалась новая советская интеллигенция.

Люди, которые шли учиться, руководствовались сталинским заветом: «Учиться, стиснув зубы, не бо­ясь, что враги будут смеяться над нами, над нашим невежеством, над нашей отсталостью». Если в 1928/29 учебном году в начальных и средних школах обуча­лось 12,6 миллиона человек, то в 1936/37 учебном го­ду — 28,8 миллиона. Доля учащихся средних школ возросла с 29,5 до 62 процентов. Число занимавшихся в средних специальных учебных заведениях возросло с 260 до 770 тысяч, в вузах — со 177 до 542 тысяч.  

Повышение общего образовательного уровня на­селения, создание системы народного образования, включающей все ступени обучения, рассматривались в качестве важнейших предпосылок решения круп­ных народно-хозяйственных задач.

«Нам нужны теперь... специалисты по металлу, по текстилю, по топливу, по химии, по сельскому хозяй­ству, по транспорту, по торговле, по бухгалтерии и т. д.  и т. п. — так ставил задачу Сталин. — Нам нужны те­перь целые группы, сотни и тысячи новых кадров, могущих быть хозяевами дела в разнообразнейших отраслях знаний. Без этого нечего и говорить о быст­ром темпе социалистического строительства нашей страны».

Огромная роль отводилась техническим знаниям трудящихся, обучению в ходе самого производства. Был выдвинут лозунг, созвучный объективным по­требностям экономики: «Кадры, овладевшие техни­кой, решают все!». В начале второй пятилетки развер­нулось массовое движение рабочих за овладение техминимумом, а в 1935 году был введен государст­венно-технический экзамен. Все это благотворно сказывалось на росте производительности труда и ка­честве выпускаемой продукции.  

Каждому стали доступны достижения культуры, строились новые театры, открывались музеи и конеч­но же библиотеки. В 1937 году их насчитывалось око­ло 70 тысяч против 12,5 тысячи до революции. Число книг в публичных библиотеках в том же году достиг­ло 127 миллионов экземпляров, увеличившись за пять лет почти на 40 миллионов. СССР превращался в од­ну из самых читающих стран мира.

Что бы сейчас ни говорили, ничто не может стать в один ряд с великими произведениями, особенно в области литературы и кинематографии, увидевшими свет в период сталинской эпохи. Благодаря постоян­ному воздействию Сталина на всю художественную культуру особенно много внимания уделялось созда­нию героических образов современников, воплощав­ших в себе главные особенности времени, отражав­ших практику социалистического строительства, и конечно же исторических портретов прославленных предков, олицетворявших патриотизм, мужество и другие лучшие человеческие качества. К сожалению, многие из этих произведений теперь опошлены со­временными примитивными оценками невежд от ис­кусства.  

Несмотря на тяжелые изломы коллективизации, возрождалось и вставало на ноги российское кресть­янство. Только за годы второй пятилетки колхозы получили более 500 тысяч тракторов, около 124 ты­сяч комбайнов, свыше 140 тысяч грузовых автомо­билей, а профессию механизатора освоили около пяти миллионов крестьян. У людей на селе появи­лось свободное время, а значит, возможность учить­ся, повышать свой культурный уровень, заниматься общественными делами. С середины тридцатых го­дов стал обычным делом рост заработной платы, все полнее удовлетворялась потребность людей в про­дуктах питания.

Прошло то время, когда разоренная Гражданской войной полуграмотная Россия рассматривалась за­падным миром как предмет хищнического дележа. Еще в 1929 году у нас не было в нужной мере ни трак­торов, ни самолетов, ни танков. А 1941 год СССР встретил с самым современным вооружением. Уже перед войной у нас была мощная материально-техни­ческая база, развивавшаяся столь динамично, что в сороковые годы мы смогли бы обойти Европу.  

Но самое главное — было воспитано поколение граждан, готовых самозабвенно отстаивать честь, сво­боду и независимость Родины, обеспечить победу над самой темной и зловещей силой в мировой исто­рии — фашизмом.

Принятая в 1936 году Конституция СССР, подводя итог этому созидательному процессу, провозгласила не­виданные в истории новые социалистические права: на труд, на отдых, на получение высшего образования, на материальное обеспечение в старости. Никогда и нигде ни один документ подобных прав не провозглашал.  

* * *  

  Высокие темпы индустриализации страны вызва­ли бурный рост промышленного пролетариата, кото­рый нужно было кормить. Для страны, вступающей в принципиально новую эпоху, необходимо было иметь надежные резервы хлеба. В конце двадцатых годов Сталин выделил четыре обстоятельства, почему это необходимо: 1) мы не гарантированы от военного на­падения; 2) мы не гарантированы от осложнений на хлебном рынке; 3) мы не гарантированы от неурожая; 4) нам абсолютно необходим резерв для экспорта хлеба.

  В конце двадцатых годов для Сталина и его сто­ронников стало очевидным, что новая экономичес­кая политика вступила в противоречие с потребнос­тями страны. Поворот руководителей ВКП(б) от защиты нэпа к отказу от него был положительно встречен большинством партии и рабочего класса — ведь налицо был кризис новой экономической поли­тики, который выразился в больших продовольствен­ных проблемах, испытанных страной в 1927—1928 го­дах. Количество товарного зерна в стране в сравнении с предвоенным уровнем сократилось в два раза, а его экспорт упал в 20 раз. После всех испытаний, которые перенесла Россия в годы Первой мировой войны, по­сле революции и Гражданской войны люди возвраща­лись к натуральному хозяйству, производили хлеб только себе на прокорм.

  Становилось все более очевидным, что личные крестьянские хозяйства в силу своего крайне низкого технического оснащения, неблагоприятного распо­ложения основной их массы в зоне рискованного земледелия не могут прокормить страну. Положение усугублялось и тем, что в результате Октябрьской ре­волюции осуществился переход от крупного поме­щичьего и крупного кулацкого хозяйства, дававшего наибольшую долю товарного хлеба, к мелкому и сред­нему крестьянскому хозяйству. Вместо 15—16 миллио­нов индивидуальных хозяйств, существовавших в стране до Первой мировой войны, их стало 24— 25 миллионов.

  В то же время урожайность в колхозах и совхо­зах была значительно выше (к началу коллективиза­ции на 15—30 процентов), чем в среднем по стране. Был в них и более высокий уровень механизации, ко­торый рос быстрыми темпами: если в 1927—1928 го­дах промышленность выпустила 1,3 тысячи тракто­ров, то в 1929—1930 годах их производство составило свыше девяти тысяч.

  Еще в 1913 году Сталин утверждал: «Судьбы рус­ского вопроса, а значит, и "освобождения" наций связываются в России с решением аграрного вопро­са». Это был вековечный русский вопрос, лежащий в основе формирования представлений основной мас­сы населения страны — трудящегося крестьянства — о социальной справедливости. Октябрьская револю­ция решила его, вызволив крестьянина из помещичь­ей кабалы, проведя в жизнь ленинский лозунг «Зем­ля — крестьянам!». Переход Сталина к политике сплошной коллективизации означал крутой поворот, призванный обеспечить не только резкий рост товар­ной продукции сельскохозяйственного производства, но и формирование качественно новых, социалисти­ческих отношений на селе.

  Проблему продовольствия, как известно, не по­мог решить ни брошенный Бухариным в крестьян­ские массы лозунг «Обогащайтесь!», ни политика «врастания кулака в социализм». Также, впрочем, как в наше время не помогла селу политика «сказочного» превращения колхозов и совхозов в фермерские хо­зяйства без наличия подготовленной базы для этого.

  Оценивая на пленуме позицию Бухарина и его сторонников, известную в партии как «правый ук­лон», Сталин считал, что для оппозиции «ключом ре­конструкции сельского хозяйства является развитие индивидуального крестьянского хозяйства». «Плану Бу­харина» Сталин противопоставлял план революцион­ного преобразования страны, который предполагал перевооружение промышленности и сельского хозяй­ства. Именно на этой основе должна была проводить­ся коллективизация сельского хозяйства.

Была ли, кроме преимуществ коллективного тру­да и совместного использования техники, социальная почва для проведения коллективизации? Безусловно. Это в первую очередь беднейшие слои крестьянства. Это — общинные традиции русской деревни, кото­рые были живы, несмотря на то, что еще дореволюци­онные, Столыпинские, реформы в значительной ме­ре разделили сельское население страны.

  «Мелким хозяйством из нужды не выйти», — го­ворил Ленин, подчеркивая при этом, что задача пре­образования мелкотоварного производства «принад­лежит к числу труднейших задач социалистического строительства».

  Почти все главные события второй половины двад­цатых — тридцатых годов, в том числе и коллективи­зацию, противники Сталина, как правило, объясняют исключительно его волей. А статью «Головокружение от успехов», осудившую перегибы в колхозном дви­жении, они расценивают исключительно как дымо­вую завесу для отвлечения внимания общества от за­планированных репрессий против крестьянства. Однако далеко не всё происходившее тогда удается объяснить тем, что якобы так и было задумано.

  Колхозы и совхозы Сталин вводил не ради того, чтобы поэкспериментировать на живом теле России. Надо было переломить тенденцию, которая сложи­лась в сельском хозяйстве и грозила отбросить страну назад. Кроме того, надо было обеспечить продоволь­ственную безопасность, явившуюся впоследствии од­ним из решающих факторов победы над фашизмом.

  Основой продовольственной безопасности стала высокая товарность колхозно-совхозного производ­ства. Буквально за несколько месяцев до начала Вто­рой мировой войны Сталин отмечал, что именно это обстоятельство имело «серьезнейшее значение для снабжения страны. В этой именно особенности кол­хозов и совхозов заключается секрет того, что нашей стране удалось так легко и быстро разрешить зерно­вую проблему — проблему достаточного снабжения громадной страны товарным зерном».

  Как мы знаем, не слишком «легко», скорее наобо­рот, но жизненно важная для России проблема была разрешена.

  И наконец, Сталин огромное значение придавал социальной стороне вопроса, считая, как и Ленин, что «колхозы являются единственным средством, даю­щим крестьянам выход из нужды и темноты».

  Вся работа по коллективизации была тщательно продумана.

  В ходе нее была поставлена задача расширения строительства колхозов и совхозов, массового приме­нения контрактации и машинно-тракторных станций как средства установления производственной смычки между индустрией и сельским хозяйством. При этом признавалась допустимость временных чрезвычай­ных мер, подкрепленных общественной поддержкой середняцко-бедняцких масс. Это было главным сред­ством преодоления сопротивления кулачества и изъя­тия у него хлебных излишков, необходимых для то­го, чтобы обойтись без импорта хлеба и сохранить валюту для развития индустрии. Индивидуальные бедняцко-середняцкие хозяйства намечалось посте­пенно перевести на рельсы крупных коллективных хозяйств.

  Однако чтобы добиться всего этого, сталинский план предусматривал значительное усиление разви­тия индустрии, металлургии, химии, машинострое­ния, тракторных заводов, заводов сельскохозяйствен­ных машин. Сталин считал, что без этого невозможно разрешение зерновой проблемы, так же как невоз­можна реконструкция сельского хозяйства, и делал вывод: ключом реконструкции сельского хозяйства яв­ляется быстрый темп развития нашей индустрии.

В короткий промежуток времени был достигнут высочайший уровень концентрации, наиболее эф­фективного использования и сбережения сельскохо­зяйственной техники — путем создания сети машин­но-тракторных станций. В 1938 году с помощью МТС обрабатывалось свыше 93 процентов колхозных пло­щадей. Они стали основными государственными ор­ганизациями в деревне, через которые осуществлялся технический прогресс, внедрялись достижения сель­скохозяйственной науки. Поскольку расчет между хо­зяйствами и МТС осуществлялся натурой, машинно-тракторные станции служили связующим звеном между деревней и городом: через них в город шли продукты питания и сельскохозяйственное сырье, и из города — техника и удобрения. Особенно важную роль в максимальной мобилизации сельхозресурсов МТС сыграли во время войны.

Уже в послевоенные годы, считая ошибочными мнения некоторых экономистов о необходимости продажи машинно-тракторных станций колхозам, Сталин в работе «Экономические проблемы социа­лизма в СССР» указывал, что в этом случае колхозы понесут большие убытки, которые окупятся лишь че­рез шесть — восемь лет. Время подтвердило его пра­воту. Осуществленная Хрущевым продажа МТС кол­хозам ввела их в убытки, с которыми многие из них так и не смогли справиться.  

Рассуждая о выборе пути преобразования села в сталинские годы, о том, что принесла крестьянству коллективизация, стоит прислушаться к крупнейшим западным специалистам по экономике, которых так любили в свое время цитировать наши «перестрой­щики».

Так, профессор Гарвардского университета, лауре­ат Нобелевской премии В. В. Леонтьев считает, что удивительно высокие темпы экономического роста, которым был дан толчок в тридцатые годы, сохрани­лись и в пятидесятые — семидесятые годы. Однако позднее, в восьмидесятых годах, главной причиной их снижения стало «очень неэффективное и расточитель­ное управление самостоятельными производственны­ми единицами» (курсив мой. — Г. 3.).  

Таким образом, Леонтьев видит проблему не в спо­собе организации сельскохозяйственного производст­ва, а в управлении им. То есть в том, чего никак не могли обеспечить прорвавшиеся в конце восьмидеся­тых—начале девяностых годов во власть недоучки, вытеснившие высококвалифицированных управлен­цев и «красных директоров». Единоличное хозяйство, созданное на клочке земли, по мнению Леонтьева, по всем параметрам проигрывает коллективной форме организации сельскохозяйственного производства.

Другой видный гарвардский экономист, лауреат Нобелевской премии Дж. К. Гэлбрейт в 1990 году вы­сказал следующее мнение: «Когда было необходимо сломать феодальную структуру царской России путем передачи земли, власти, перераспределения доходов, социализм добился значительных успехов. Когда страна перешла к созданию громадной индустриаль­ной структуры — металлургических заводов, систем электрификации, транспортной сети, топливной промышленности, то, несомненно, система планиро­вания, указания, исходящие от министерства и Гос­плана, опять же оказались весьма эффективными. В конце концов, именно таким образом была создана великая индустриальная держава...  

Я изучал советские колхозы и совхозы, и меня удивляют здесь две вещи: во-первых, жизнь там на­много легче и проще, нежели жизнь трудолюбивого се­мейного фермера (курсив мой. — Г. 3.)... Во-вторых, меня удивляет большой штат бюрократических ра­ботников, дающих разного рода инструкции колхо­зам и совхозам».

Как видим, опять признается эффективность со­циалистической системы хозяйствования, а ее недо­статки носят скорее субъективный характер и лежат в области управления. Что же касается проблемы «большого штата бюрократических работников», так численность чиновников в вымирающей ныне «демо­кратической» России вдвое превысила численность бюрократов в Советском Союзе.  

Не кто-нибудь — крупнейший специалист с ми­ровым именем утверждает, что жизнь советского кол­хозника была «легче и проще», чем жизнь американ­ского фермера. Впрочем, чтобы это понять, не обязательно ехать за океан — эти преимущества об­щеизвестны. Главное — люди получили возможность и работать, и отдыхать, и учиться. В более позднее со­ветское время для молодых тружеников села даже ус­танавливался так называемый целевой набор, кото­рый позволял им поступать в высшие учебные заведения на льготных условиях вне конкурса. Жиз­ненные перспективы крестьянской молодежи стано­вились несравненно шире.

Уже упомянутый нами философ А. Зиновьев, чьи взаимоотношения с советской властью складыва­лись непросто, был выходцем из крестьян. Он вспо­минал, что его мать, прошедшая через все трудности в период коллективизации, испытывала к ней тем не менее благодарное чувство, так как она открыла пе­ред ее детьми горизонты, о которых ранее немысли­мо было и мечтать. Один сын стал профессором, дру­гой — директором завода, третий — полковником, еще трое — инженерами. Нечто подобное происхо­дило с миллионами других русских семей, освобож­денными от пут и безысходности прежней деревен­ской жизни.

Тем, кто громче всех кричит о «вековом рабстве» русского крестьянина, не плохо бы осмотреться во­круг и подумать, а что же сделали с крестьянством се­годня, разрушив созданную Сталиным социалистиче­скую форму хозяйствования в деревне. Если сейчас крестьянин еще работает на земле, то он в большин­стве случаев находится в феодальной зависимости от ее владельца и своего работодателя. То, что раньше называлось колхозными рынками, находится под контролем криминала и мигрантов, которые диктуют цены и обкладывают непомерной данью тех, кто еще по-прежнему растит хлеб и скот. Зачастую такое по­ложение крестьянства является единственно возмож­ным способом существования. В городе для совре­менного крестьянина сейчас тоже нет работы. Вырваться из этого заколдованного круга почти не­возможно, так как дети крестьян практически лише­ны возможности получить полноценное образование, чтобы «выйти в люди».

...К сожалению, коллективизация не обошлась без перегибов. Интересен в связи с этим ответ Сталина на письмо М. Шолохова (май 1933 года), в котором наш великий писатель обращал внимание на их существо­вание в хлебозаготовках в Вешенском и Верхне-Дон-ском районах:  

«Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже...  

Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатле­ние. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскры­вают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докаты­ваются до садизма. Но это не значит, что я во всем со­гласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите непло­хо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетри­стика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона со­стоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили "итальянку" (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Крас­ную армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был ти­хий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели "тихую" войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...  

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допу­щены, как уверяете Вы, нашими работниками. И ви­новные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что ува­жаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.  

Ваш И. Сталин».

Перегибы на местах тяжело, но выправлялись. Постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлени­ями партлинии в колхозном движении», принятое 14 марта 1930 года, обязало партийные организации прекратить наблюдающуюся в ряде мест практику принудительных методов коллективизации и вести одновременно работу по вовлечению крестьянства в колхозы на основе добровольности и укрепления су­ществующих колхозов. ЦК ВКП(б) потребовал от них проверить списки раскулаченных и лишенных изби­рательных прав и немедленно исправить допущенные в этой области ошибки. Воспрещалось закрытие рын­ков, предлагалось немедленно восстановить базары и не стеснять продажу крестьянами, в том числе кол­хозниками, своих продуктов на рынке. ЦК потребо­вал от парторганизаций смещать с постов и заменять другими работников, не умеющих или не желающих повести решительную борьбу с искривлениями пар­тийной линии.  

Нельзя искажать или замалчивать такие историче­ские источники эпохи, каким является статья Стали­на «Головокружение от успехов», опубликованная в «Правде» накануне выхода упомянутого постановле­ния ЦК ВКП(б), 2 марта 1930 года. В ней Сталин под­черкивает, что в основе партийной линии лежат принципы добровольности колхозного движения и учета разнообразия условий в различных районах СССР. В статье обвиняются те, кто потерял чувство меры и способность понимать действительность, кто занимается головотяпскими упражнениями по части «обобществления», допускает серьезные перегибы, пытается подменить подготовительную работу по ор­ганизации колхозов чиновничьим декретированием колхозного движения и бумажными резолюциями. Ошибки и искривления «левых» загибщиков, как подчеркивается в статье, являются главным тормозом колхозного движения.

Сталин задается вопросом: «Что это — политика руководства колхозом или политика его разложения и дискредитации?»  

Заметим, что извращение идеи коллективизации на местах, жесткие меры по ликвидации кулачества как класса действительно привели в ряде областей и регионов к массовому сопротивлению, ставившему на местах под угрозу существование еще не окрепшей со­ветской власти. В то же время это сопротивление не было сплошным, как это пытаются порой представить, а главной его причиной были допущенные перегибы. В противном случае большевистская партия вряд ли бы удержалась у руля государства. И уж тем более кре­стьянин, составлявший основу Красной армии к 1941 году, не подставлял бы свою грудь под пули, спа­сая социалистическую державу. Что бы сейчас ни гово­рили, народ в годы Великой Отечественной войны за­щищал не просто Отчизну, а свою Советскую Родину.

В опубликованном через месяц «Ответе товари­щам колхозникам» Сталин вскрыл корень ошибок в крестьянском вопросе, который состоял в неправиль­ном подходе к середняку. Был предан забвению глав­ный принцип колхозного движения, основой которо­го являлся «союз рабочего класса и бедноты с середняком против капитализма вообще, против ку­лачества в особенности... Забыли, что насилие, необ­ходимое и полезное в деле борьбы с нашими классо­выми врагами, недопустимо и пагубно в отношении середняка, являющегося нашим союзником».  

Сталин называет три главные ошибки в колхоз­ном движении:

1) нарушение ленинского принципа добровольно­сти при построении колхозов;  

2) нарушение принципа учета разнообразия усло­вий в различных районах СССР;

3) перескакивание применительно к колхозно­му строительству через незавершенную форму движе­ния.  

Сталин требует от парторганизаций научиться различать форму работы и ее содержание. Например, в речи на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 года он особо подчеркивал, что колхозы являются всего лишь формой хозяйственной органи­зации. «Многие наши товарищи, — говорил Сталин, — переоценили колхозы, как новую форму хозяйства, переоценили и превратили их в икону. Они решили, что коль скоро даны колхозы, как социалистическая форма хозяйства, то этим уже дано все, этим уже обеспечены правильное ведение дела колхозов, пра­вильное планирование колхозного хозяйства, превра­щение колхозов в образцовые социалистические хо­зяйства». И далее — главное: «Все зависит от того, какое содержание будет влито в эту форму».

О том, что понимал Сталин под масштабным пре­образованием села, много лет спустя, по сути дела, го­ворили неангажированные западные специалисты, которых мы уже здесь цитировали. Но об этом никак не хотели даже слышать в конце восьмидесятых годов наши кабинетные «специалисты», разрушавшие кол­лективные формы хозяйства и бездумно насаждавшие фермерство, чтобы было всё, «как у них».  

Современные противники Сталина, умалчивая или не понимая характера преобразований в дерев­не, больше говорят об издержках коллективизации, пытаются, например, списать на нее голод 1932— 1933 годов.

Мы далеки от мысли оправдывать кого-либо в страдании народа. Но ради исторической правды сле­дует сказать, что голод не был спровоцирован коллек­тивизацией. Неизбежные издержки тяжелого процес­са, который шел в деревне, только усилили обычный для России голод в неурожайные годы.

Мы почему-то забываем о том, что живем в зоне рискованного земледелия. Если в России цикл сель­скохозяйственных работ составляет 125—130 рабочих дней, то в Европе он в два раза больше. К тому же по-годно-климатические условия в европейских странах и США несравнимо более благоприятные.  

На протяжении многих веков, а не только после Октябрьской революции, выживание и могущество России обеспечивались исключительно тяжелым тру­дом, лишениями поколений, которые вынуждены бы­ли компенсировать то, что недодала ей природа. По­этому крестьянин и трудился от зари до зари. Другие же его земляки, как мы знаем, в это же время несли тяжелую воинскую повинность. Не случайно среди людей долго жила поговорка: «У царя есть колокол на всю Русь — рекрутчина». Эти особенности России хо­рошо понимали все правители России, а главной иде­ей государственной идеологии было самоотвержен­ное служение Отечеству.

Если у кого-то понимание истории России сфор­мировано на представлениях о дореволюционной жизни дворянско-помещичьего сословия, то посове­туем им заглянуть в глубины реальной жизни и быта прошлых лет. Тогда не трудно будет заметить, что го­лод в России повторялся с ужасающей частотой еще задолго до революции. Но при этом почему-то никто не критикует царское правительство за то, что оно и в неурожайные годы продавало хлеб за границу. Кстати, великий русский писатель Лев Толстой, к примеру, возглавлял Комиссию по ликвидации голода и помо­щи голодающим.  

Только коллективизация дала возможность одо­леть это в какой-то степени привычное для страны явление. За исключением 1946—1947 годов, когда жестокая засуха совпала с первым послевоенным ле­том, голода в СССР больше не было. Когда же в засу­шливом 1936 году было собрано всего 55,8 миллиона тонн зерна — меньше, чем собиралось в 1931-м и 1932-м (ежегодный сбор тогда составлял около 70 миллионов тонн), предупредить голод помогли за­крома общесоюзного фонда. Стоит также напом­нить, что еще раньше, в 1935 году, были отменены карточки на хлеб, муку и крупу, позже — на осталь­ные продовольственные товары, продажа которых была нормирована. Больше к карточкам не возвра­щались до начала войны.

Напомним, что голод, наблюдавшийся в результа­те большого недорода в 1927—1928 годах, и подтолк­нул Сталина к неотложным мерам по коллективиза­ции сельского хозяйства. Сталин хотя и вырос в Закавказье, в зоне, благоприятной для земледелия, как талантливый человек, знал характер особеннос­тей коренной России. То, чего совершенно не хотят видеть люди, привыкшие руководить селом из своих кабинетов. Об этом говорит целый ряд его выступле­ний и статей в конце двадцатых — начале тридцатых годов. Но его власть, вопреки сложившемуся в опреде­ленных кругах мнению, не была беспредельной, рассказы о его всемогуществе в начале тридцатых годов сильно преувеличены. Надо понять всю сложность и новизну ситуаций, с которыми сталкивался Сталин, принимая те или иные решения. И, в конце концов, выходил из них победителем.  

Анализируя ситуацию, сложившуюся в 1932 году, когда в результате неблагоприятных климатических условий имели место огромные потери урожая на Ку­бани, Тереке, в некоторых районах Украины, Сталин отметил одну важную особенность: хлеба было собра­но в том году больше, чем в предшествующем, трид­цать первом, когда засуха в пяти основных районах северо-востока СССР значительно сократила хлеб­ный баланс страны. Одной из главной причин сло­жившегося положения дел стала предпринятая госу­дарством мера, которую сегодня можно назвать вполне либеральной, — легализация колхозной тор­говли хлебом. Колхозники стали припрятывать хлеб, чтобы продать его по рыночной стоимости, план по хлебозаготовкам не выполнялся. Деревенские комму­нисты, как подчеркивал Сталин, рассматривали кол­хозную торговлю лишь с положительной стороны, но совершенно не поняли и не усвоили ее отрицатель­ных сторон, которые причиняли большой вред госу­дарству.

К 1939 году колхозная деревня в целом уже удов­летворяла сырьевые потребности быстро развивав­шейся индустрии, позволила до минимума снизить импорт сырья из-за рубежа, а по ряду культур вывела СССР в число крупнейших производителей. Высокая самообеспеченность страны стала залогом ее эконо­мической независимости.  

  Многие проблемы на селе в период коллективи­зации порождались противниками сталинского кур­са, их желанием путем чрезвычайных мер, явных перегибов вызвать у крестьян озлобление к советской власти.

Наконец, не дремала контрреволюция. Подобно тому, как один из лидеров русской контрреволюции Милюков во время Кронштадтского мятежа выдви­нул лозунг «Советы без коммунистов», в среде анти­советских элементов вынашивался лозунг «Колхозы без коммунистов». Эти лозунги отражали верное по­нимание контрреволюцией того, что дело не в Сове­тах и не в колхозах, а в том, кто ими руководит. Ряд колхозов превратился в прикрытие неблаговидной деятельности оппозиции, бывших деникинцев, кол­чаковцев, петлюровцев, приложивших руку к срыву хлебозаготовок.

От недородов в 1931 и 1932 годах конечно же тя­жело пострадала Украина. Но не надо забывать о го­лоде, который царил на Северном Кавказе, Нижней Волге, в Сибири и других регионах России. Тем более безнравственно представлять дело так, будто голод украинского народа организован чуть ли не созна­тельно, по распоряжениям, полученным из Москвы. Такую чушь еще доводится слышать в наши дни в официальных средствах массовой информации, осо­бенно грешат этим наши соседи.  

В одной из своих последних статей Александр Сол­женицын пришел к выводу, что подобные разговоры ведутся специально для Запада. По словам писателя, «провокаторский вскрик о "геноциде" стал зарож­даться десятилетиями спустя — сперва потаенно в затхлых шовинистических умах, злобно настроенных против "москалей", — а вот теперь вознесся и в госу­дарственные круги нынешней Украины».

Беззастенчиво спекулируя на тяжелых испытани­ях, выпавших на долю украинского и российского на­родов, власти обеих стран — не только Украины, но и России, — используя эту тему в своих целях, уводят людей от реальных проблем наших дней, как внешне­политических, так и внутренних. В России, напри­мер, все больше дает о себе знать угроза голода, ко­торая нависла над подавляющим большинством населения. Она возникла в результате захвата власти узким олигархическим кланом и фактического рас­крестьянивания жителей сельской местности, прове­дения разрушительных «реформ» последних двух десятилетий. Затеянная «перестройщиками» ликви­дация созданной Сталиным колхозной системы была не чем иным, как покушением на здоровье народа, как физическое, так и нравственное, организацией вымирания населения.  

За годы «реформ» посевные площади сократились со 118 до 77 миллионов гектаров. Производство зерна все эти годы уменьшалось пропорционально сокра­щению посевных площадей, а заверения дельцов от сельского хозяйства, что они сокращаются, потому что урожайность у частников выше — примитивная ложь. Остовы разрушенных ферм и заброшенные, по­росшие лесом пашни стали неотъемлемой частью пейзажа сельской России.

С лица земли исчезли 15 тысяч деревень, а в девя­ти тысячах осталось по 20—30 человек, в основном старики. Численность занятых в сельскохозяйствен­ном секторе уменьшилась за последние годы на 1,7 миллиона человек, в том числе трактористов-маши­нистов — на 300 тысяч, операторов машинного дое­ния — на 128 тысяч человек.  

Производительность труда в сельскохозяйствен­ном секторе экономики России в восемь — десять раз ниже, чем в высокоразвитых странах Европы, в 25 раз ниже, чем в США. В стране крайне низкий уровень технической обеспеченности сельского хозяйства. Ес­ли количество тракторов на тысячу гектаров пашни в цивилизованном мире составляет в среднем 20 штук (в Канаде - 16, Белоруссии - 18, ЕС - 93, США - 27), то в России — 5,3 штуки (в 1990 году было 10).

По сравнению с 1990 годом значительно сократи­лось производство основных продуктов питания, и как следствие — снизилось их потребление в расчете на душу населения. А о качестве большинства продук­тов, ввезенных из-за рубежа, говорить не приходит­ся — почти все они в странах изготовления предназ­начены для малоимущих слоев населения, выращены с применением технологий генной инженерии, со­держат вредные для здоровья человека всевозмож­ные примеси. По данным мониторинга пищевого статуса россиян, проведенного Институтом питания РАМН, дефицит многих питательных веществ в их рационе составляет от 20 до 50 процентов, в зависи­мости от региона проживания и времени года. Стоит ли тогда удивляться резкому росту хронических забо­леваний среди населения, продолжающемуся выми­ранию народа?  

На заседании круглого стола, состоявшегося в мае 2008 года в Общественной палате РФ, российские бизнесмены выступили с инициативой введения кар­точек на продукты питания для бедных. Они мотиви­ровали это тем, что производство социально значи­мых продуктов имеет низкую прибыльность. А по сути дела речь идет о признании бессилия власти что­либо противопоставить обнищанию широких слоев населения, об узаконивании «права» на нищету.

В то же время у России есть еще возможности для осуществления прорыва в собственном агропромыш­ленном производстве. Имея огромную территорию, она может не только полностью обеспечить себя эко­логически чистыми продуктами, но еще и отправлять их на экспорт. По оценкам целого ряда специалис­тов-аграриев, наши российские черноземы вполне могут прокормить минимум 600—700 миллионов человек, а не 143 миллиона оставшихся сегодня в стране.  

А тем временем... Все чаще раздаются голоса эко­номистов, обеспокоенных тем, что рост цен на про­дукты питания, удорожание топлива и инфляция грозят миру продовольственным кризисом. Прези­дент Всемирного банка Роберт Зеллик предупредил, что в 33 государствах мира рост цен на продовольст­вие может привести к социальной нестабильности, при этом уже очевидно, что в ближайшее время цены не снизятся. Он не одинок. «Мир движется к дли­тельному периоду конфликтов, связанных с повыше­нием цен на продовольствие и острой нехваткой про­дуктов, — в унисон с ним делает вывод специальный докладчик ООН Жан Зиглер в интервью француз­ской газете «Либерасьон». — Мы идем к затяжной полосе конфликтов, волн региональной дестабили­зации».

Причина взрывоопасной ситуации — ухудшаю­щиеся условия жизни населения наименее благопо­лучных стран.  

К их числу относится и Россия.

Не случайно в поисках ответов на наболевшие во­просы люди все чаще обращаются к сталинскому вре­мени. Невольно на ум приходит сравнение той эпохи с нынешним временем, когда видишь хаос и неразбе­риху, царящие сегодня в экономике. Есть с чем срав­нивать: это рубежи, которые советский народ одолел при Сталине. Есть ее реальные, а не мнимые, поисти­не выдающиеся достижения. Они и служат ответами на злободневные вопросы современности: как пре­одолеть нищету, экономический хаос, классовое не­равенство. Воплотить в жизнь решение этих задач сможет только социализм, утверждение в нашей стра­не общества социальной справедливости, к которому все чаще устремляют свои взоры народы России.  

ОРГАНИЗАТОР ПОБЕДЫ

Зловещий монтаж из телевизионного фильма о Зое Космодемьянской: юная героиня уже у виселицы, а рядом — улыбающееся лицо Сталина. При чем тут улыбка Сталина, которая совершенно неуместна, ка­кое отношение он имел к казни комсомолки и что хо­тели этим сказать авторы фильма? Да то, что Космо­демьянская, как и миллионы других героев Великой Отечественной войны, — жертва Сталина и тоталита­ризма. Хотели еще раз провести оскорбительные па­раллели: Сталин — Гитлер, коммунисты — фашисты, Советский Союз — нацистская Германия. Делают это люди, которые заявляют, что вот они — настоящие патриоты...  

Так, на страницах «Правды» ее политический обо­зреватель Виктор Кожемяко делится своими впечат­лениями от съемки телепередачи, участником кото­рой он стал.

Очень часто, когда видишь подобное на экране те­левизора или читаешь публикации последних двадца­ти лет, посвященные Великой Отечественной войне, создается впечатление, что Сталин вроде бь и не имел непосредственного отношения к разгрому фа-шизма. Во всяком случае, многие ключевые эпизоды борьбы с гитлеризмом некоторые авторы часто ин­терпретируют, не упоминая имени Сталина. И это — в лучшем случае. Порой же «знатоки» истории и вовсе берутся утверждать, что победа в этой войне вообще достигнута вопреки действиям Сталина, несмотря на то, что он накануне войны якобы довел страну и ар­мию до полной разрухи.  

Но при этом никто не может внятно объяснить, какие существуют основания отказывать Сталину в триумфе победителя, если его армия безоговорочно выиграла величайшую в мировой истории войну. А одного желания, как бы велико оно ни было, затуше­вать историческую роль Сталина в войне явно недо­статочно. Как заметил один современный публицист, если Сталин не имеет отношения к победе, значит, ее вовсе и не было. Заявления о том, что «в войне по­бедил народ, а не Сталин» — от лукавого, служат лишь для того, чтобы уйти от серьезного обсуждения темы. Отнимая победу у Сталина, ее отнимают и у народа.

Еще в годы перестройки людям стали внушать, что «Сталин не лучше Гитлера», затем — что он «та­кой же, как Гитлер» и даже «хуже Гитлера». Эти неле­пые утверждения, «подкреплявшиеся» фальсифика­цией одних и тех же фактов и повторявшиеся с утра до вечера на протяжении многих лет, не прошли бес­следно. Ложное представление о войне привело, в конце концов, к волне реваншизма в странах Балтии и Украине — бывших советских республиках, где на одну доску с героями-победителями ставятся фа­шистские прихвостни и бандеровцы.  

Скептические настроения, искажающие весь смысл Великой Победы отдельными советскими ру­ководителями — как правило, теми, кто ничем не проявил себя в годы войны, — стали насаждаться еще задолго до перестройки, после смерти Сталина. От­сюда берут начало попытки приумалить заслуги Ста­лина, а заодно и достоинства многих его выдвижен­цев — военачальников Великой Отечественной войны, чтобы на этом фоне в выгодном свете подать свои мнимые полководческие «таланты».

Отрицание значения роли Сталина, как выдаю­щегося организатора, полководца, дипломата, — са­мый удобный способ разделаться с прошлым. Тем более лишенные каких бы то ни бьло признаков про­фессионализма суждения, особенно если они часто повторяются, продолжают играть заметную роль в формировании общественного мнения. Современ­ные конструкции лжи о войне чаще всего опираются на неокрепшие представления нового поколения, ко­торое воспитывалось уже в «демократической» шко­ле, училось по соответствующим учебникам.  

Вполне в духе нынешней политики антикомму­низма, которая проводится в России, замалчивание не только личного вклада Сталина в победу, но и то­го, что в годы войны неуклонно возрастал авторитет ВКП(б), что Коммунистическая партия сумела сыг­рать выдающуюся роль как на фронте, так и в тылу. Это стало возможным в результате того, что за годы, прошедшие после «Ленинского призыва» — первого массового приема в партию «от станка», ВКП(б) с каждым годом укрепляла рабочее ядро, упрочивала свою связь с народом. Простые люди безгранично до­веряли партии и руководителям страны. Именно до­верие народа, как отметил Сталин в своем знамени­том тосте на приеме в Кремле после Парада Победы, «оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом».

Игнорирование огромной мобилизующей силы Компартии, проявленной в военные годы, сопровож­дается тиражированием мифа, будто во время войны людей загоняли в партию чуть ли не силой. Но он не имеет ничего общего с действительностью. Напри­мер, только во второй половине 1941 года, в самый тя­желый период после вероломного нападения фашис­тов, в ВКП(б) вступили 130 тысяч воинов — в два раза больше, чем за первую половину этого года. И это при­том что всем было хорошо известно: на войне у ком­мунистов была только одна привилегия — первыми подниматься в атаку и последними выходить из боя. Каждый второй коммунист, ушедший на фронт, пал в боях за советскую Родину.

Предвидя возможность фальсификации и пере­оценок результатов Второй мировой войны в буду­щем, в своем выступлении на Ялтинской конферен­ции, обращенном прежде всего к руководителям США и Англии, Сталин заметил: «Пока все мы живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхожде­ний между нами. Мы не позволим, чтобы имела мес­то новая агрессия против какой-нибудь из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда?»  

По прошествии многих лет мы видим, что Сталин не случайно задавался этим вопросом. На наших гла-зах тает поколение людей, которое воевало на фронте и трудилось в тылу, на себе вынесло все испытания су­ровых лет. Тех, кому принадлежит правда. Эти люди, сыгравшие основную, решающую роль в защите Роди­ны, знают, каким образом удалось сдержать натиск гитлеровских войск. Откуда советский народ и Крас­ная армия черпали силы, чтобы выстоять под страш­ными ударами в начале войны, а затем — разгромить и добить врага в его собственном логове. Они могут от­ветить, почему с первых и до последних дней войны, в самые тяжелые ее периоды в людях не гасла вера в то, что враг будет разбит. Вера, с которой жили и воевали. Вера, которая исходила от Сталина, стоявшего все это время у руля страны и возглавлявшего армию.

Выдающаяся роль Сталина в войне не вызывает сомнений и у послевоенного поколения, к которому принадлежу и я. Слишком свежа была память о войне в то время, когда мы росли, чтобы кто-то позволил се­бя обмануть, заставить думать иначе, вопреки тому, что каждый прекрасно понимал и умом, и сердцем. Не понаслышке известна нам и горькая цена победы. Нашей семье повезло: мой отец вернулся домой жи­вым. Вернулся, не оправившись после тяжелого ра­нения, полученного в последние дни обороны Се­вастополя, после долгих месяцев, проведенных в госпиталях. Его скупые рассказы о военном лихоле­тье формировали у меня первые представления о вой­не. А нелегкая жизнь в послевоенные годы стала как бы наглядной иллюстрацией к тому, что пришлось пе­ренести людям: из сотни с лишним мужиков с фрон­та вернулось лишь около десятка, и те были почти все покалечены; женщины, пряча горе, с утра до ночи ра­почали в колхозе. Пахали на коровах — лошадей не было. В окрестных лесах — огромное количество бро­шенного оружия, неразорвавшихся авиабомб и сна­рядов, вокруг — обгоревшие остовы танков: моя род­ная деревня была расположена в районе северной оконечности Орловско-Курской дуги...  

Все же чтобы судить о Великой Отечественной войне, надо попытаться представить себя на месте тех, кто не щадил себя на фронтах или сутками ковал победу в тылу. Надо в полной мере осознать, какую угрозу таила в себе нависшая над страной тень фа­шистской свастики. В главном наставлении герман­ского фашизма — гитлеровской «Майн кампф» чита­ем: «Когда мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, то обращаем свой взор в пер­вую очередь к России. Это громадное государство на Востоке созрело для гибели... Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая будет самым веским подтверждением расовой теории».

Как видим, не только ненависть к коммунизму ру­ководила врагами России. Это была ненависть ко всем народам, ее населяющим, и в первую очередь к русскому. «Эти народы, — говорил Гитлер в кругу сво­их приближенных, — имеют одно-единственное оп­равдание своего существования — быть полезными для нас в экономическом отношении». А вот еще од-но его высказывание: «Славяне созданы для того, что-бы работать на немцев, и ни для чего больше».  

Как это предполагалось осуществить?

«...Наша задача в отношении России: вооружен­ные силы разгромить, государство ликвидировать.  

... Коммунист для нас не солдат ни до, ни после боя.

...Речь идет о войне на уничтожение».  

Это — из выступления фюрера 30 марта 1941 года на совещании командующих и начальников соедине­ний Восточного фронта.

Никто из командования немецкой армии не со­мневался в пророчествах Гитлера, обещавшего, что СССР пол натиском германских войск «рассыплется как карточный домик и победоносный поход на Вос-ток прославит германский рейх в веках».  

Одним из результатов войны должно было стать плановое сокращение населения, проживавшего на бывшей советской территории. Предусматривалось, в частности, что в ее европейской части через 20—30 лет число коренных жителей составит не более 15 миллионов человек. Москву планировалось, как за­писал Геббельс в своем дневнике, «стереть с лица зем­ли, а на ее месте устроить гигантское водохранилище, чтобы истребить всю память об этом городе и о том, чем он был». В этом же документе обращает на себя внимание и еще одна запись, относящаяся к июлю 1941 года: «Москва падет 4 августа».

Восьмого июля 1941 года Ф. Гальдер, вернувшись с совещания у Гитлера, записывает в своем дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном слу­чае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы».

Надо сказать, что уверенность врага в реальности своих намерений имела под собой веские основания. Мощную и отлаженную военную машину Германии возглавляли люди, как правило, имевшие опыт, спо­собности и блестящую подготовку. Германия являлась одной из самых развитых промышленных стран Запа­да, на которую к июню 1941 года работала почти вся Европа, государством с давними военными традици­ями, со сложившейся военной школой.  

Недооценивать такого врага — значит прини­жать значение собственной победы. Не случайно выдающийся полководец Георгий Константинович Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» писал: «...Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с пер­вых дней войны. Мы же не перед дурачками отступа­ли по тысяче километров, а перед сильнейшей арми­ей мира... Немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом вой­ны победоносной... Мы учились в ходе войны, и вы­учились, и стали бить немцев, но это был длитель­ный процесс».

Истоки победы в Великой Отечественной войне берут свое начало от Магнитки. Приступив к индуст­риализации и коллективизации страны, Сталин, как мы уже отмечали, прекрасно понимал, что грядет смертельная схватка с миром, противостоящим един­ственной социалистической стране.  

Каким было в те годы окружение Советского Союза, можно судить по одному высказыванию П. Свиндуха, президента Финляндии в 1931—1937 го­дах. Свое отношение к СССР он выразил в следую­щей фразе: «Любой враг России должен быть всегда другом Финляндии». Не все из руководителей других европейских государств могли додуматься до такой лаконичной формулы, но почти все мыслили схожим образом.

Не трудно усмотреть связь первых пятилеток с обороноспособностью страны. Большое значение в решении этой проблемы имел и третий пятилетний план, который предусматривал разработку нефтяных месторождений между Уралом и Волгой — создание «Второго Баку», а на Дальнем Востоке — возведение новой металлургической базы. XVIII съезд партии в качестве стратегической поставил задачу: создать в восточных районах предприятия-дублеры по ряду от­раслей машиностроения, нефтепереработки и химии, чтобы устранить «случайности» в снабжении страны промышленными продуктами. Не трудно догадаться, что под «случайностями» подразумевалось только од­но — война, к которой готовились всеми силами.  

В результате сталинской политики в 1940 году к вос­току от Волги производилось почти 36 процентов угля, 32 процента — стали и проката, около 29 процентов — железной руды, выпускалось свыше 27 процентов тракторов и треть металлургического оборудования.

Были предприняты и серьезные организацион­ные меры. В 1936 году был образован Народный ко­миссариат оборонной промышленности, а весной 1937 года создан Комитет обороны с задачей коорди­нации всех мероприятий по укреплению обороно­способности страны. В начале 1938 года при нем была учреждена Военно-промышленная комиссия, призванная обеспечить мобилизацию и подготовку всей промышленности для выполнения заданий по производству вооружения. Но это была лишь вер­хушка огромного айсберга — вся страна напряженно готовилась к войне.  

Несмотря на то, что среди людей несведущих сей­час сплошь и рядом пытаются посеять сомнения в правильности стратегической линии, выбранной Сталиным, факты свидетельствуют о том, что благо­даря ей за кратчайший срок удалось сделать все воз­можное для создания мощного военного потенциала. К примеру, перед войной в соответствии с планами третьей пятилетки рост оборонной промышленности составлял 39 процентов в год! Возможности для нара­щивания темпов оборонного производства были ис­черпаны практически до предела, страна трудилась с наивысшим напряжением сил. Это позволило достиг­нуть выдающихся результатов в промышленном и на­учно-техническом развитии, обеспечить самый высо­кий уровень создания для Красной армии новейших образцов вооружений.

К началу войны в СССР развернулось массовое производство танка Т-34, по тем временам — лучше-го в мире. Были проведены первые испытания реак­тивных минометных установок БМ-13, впоследст­вии названных «катюшами». В 1939—1941 годах на вооружение стали поступать самозарядные винтовки Токарева, станковые пулеметы Дегтярева, автоматы Шпагина (ППШ). К 1941 году было налажено произ­водство новых видов полковых пушек, минометов, гаубиц, были приняты на вооружение и стали посту­пать в авиационные части современные самолеты, в том числе ставшие легендарными штурмовики Ил-2.  

Сталину удалось предвосхитить принципиально новый характер будущей войны, и в понимании осо­бенностей грядущих сражений он ушел далеко от сво­их соратников и оппонентов. Особенно тех, кто соби­рался встретить грядущую войну на бронетракторах и вынашивал идею их массового производства. Чем бы обернулась такая попытка «убить двух зайцев» — со­здать «чудо-машину», которая была бы полезной и в мирное, и в военное время, — догадаться не трудно.

Сталин держал разработку вооружений под своим личным контролем, не полагаясь на промежуточные инстанции. Практически каждый вид оружия и воен­ной техники был создан под его непосредственным руководством. Он принимал также самое непосред­ственное участие в разработке многих видов воору­жений, вместе с конструкторами вникал во все тех­нические особенности, в мельчайшие детали и характеристики оружия.  

Все, кто был занят этими вопросами, — будь то создатель лучшей пушки Второй мировой войны Гра-бин или выдающийся авиаконструктор Яковлев, — отмечали огромные познания Сталина в области во­енной техники, его компетентность и умение видеть перспективу. Причем он не только ставил те или иные задачи перед учеными, но и внимательно следил за их выполнением.

Зная, какими темпами развивалась оборонная промышленность в стране, которая еще вчера каза­лась всем безнадежно отставшей в этой области, труд­но упрекнуть Сталина в том, что к началу войны не удалось еще достигнуть уровня вооружения гитлеров­ской армии. Сталин и его окружение пытались все­возможными дипломатическими средствами отодви­нуть срок неумолимой схватки, чтобы ликвидировать это отставание. Позже Сталин поведал посланцу Руз­вельта Гарри Гопкинсу о том, что он рассчитывал от­тянуть начало войны до 1942 года, то есть до заверше­ния третьей пятилетки...  

Наиболее противоречивые мнения высказывают­ся по поводу подготовительной работы к войне непо­средственно в вооруженных силах. Репрессии, как ут­верждают одни, ослабили командный состав Красной армии. Без репрессий невозможно было создать бое­способную, современную армию — категоричны дру­гие. В таких случаях истина редко находится на чьей -либо стороне, чаще она лежит посередине.

В последние годы стало привычным не верить вы­сокопоставленным деятелям из окружения Сталина, не принимать во внимание их точки зрения и доводы. Более убедительными почему-то считаются свиде­тельства людей, которые знакомы со сталинской эпо­хой лишь понаслышке. Но, по крайней мере, к сло­вам именитых очевидцев прислушаться мы должны. Вполне понятно, что в них также много спорного. И все же...  

Хрущев на XX съезде отмечал, что было репресси­ровано «несколько слоев командных кадров, начиная буквально от роты и батальона и до высших армей­ских центров, в том числе почти полностью были уничтожены те командные кадры, которые получили какой-то опыт ведения войны в Испании и на Даль­нем Востоке».

Однако совершенно не вяжется с его утверждени­ем мнение В. М. Молотова, диалог с которым в своей книге «Генералиссимус» приводит писатель Влади­мир Карпов. На его вопрос о том, не было ли сомне­ния насчет вражеской деятельности крупнейших вое­начальников, зарекомендовавших себя еще во время Гражданской войны, Молотов, как пишет Карпов, «твердо», «даже жестко» ответил:  

— В отношении этих военных деятелей у меня ни-каких сомнений не было, я знал их как ставленников Троцкого — это его кадры. Он их насаждал с далеко­идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства. Хорошо, что мы успели до войны обез­вредить этих заговорщиков, — если бы этого не сде­лали, во время войны были бы непредсказуемые по-следствия...»

В условиях непосредственной угрозы войны при­знает справедливость суровых мер против деятелей оппозиции Лион Фейхтвангер. «Раньше троцкисты были менее опасны, — пишет он, — их можно было прощать, в худшем случае — ссылать... Теперь, непо­средственно накануне войны, такое мягкосердие нельзя было себе позволить. Раскол, фракционность, не имеющие серьезного значения в мирной обстанов­ке, могут в условиях войны представить огромную опасность».  

Когда американскому послу Джозефу Э. Дэвису в 1941 году задали вопрос о возможности существова­ния в СССР членов «пятой колонны», он ответил: «У них таких нет, они их расстреляли». А по поводу того, что процессы и чистки 1935—1938 годов являются якобы возмутительными примерами варварства и ис­терии, он заметил: «...Они свидетельствовали о пора­зительной дальновидности Сталина и его близких со­ратников».

Сталину пришлось умерить пыл чрезмерно усерд­ных организаторов «чистки» армии. После проверки ее результатов в рядах вооруженных сил было восста­новлено около 12 тысяч ранее уволенных командиров и принято решение, что ни один военнослужащий не может быть арестован органами НКВД, если на это нет согласия его начальника.

Наряду с репрессиями для нашей истории одним из самых тяжелых вопросов является вопрос о депортации народов, проведенной Сталиным. Несмотря на всю трагичность этого явления, обычно преувеличи­вается историческая беспрецедентность роли Стали­на в переселении некоторых этнических групп во вре­мя Великой Отечественной войны, подозревающихся в возможной массовой измене. Но он не был «перво­проходцем» в этом деле. Такой способ обеспечения надежного тыла широко использовала еще царская Россия. Например, губернатор Москвы Ф. Ф. Юсу­пов в 1914 году начал осуществлять массовую высыл­ку из столицы немцев, австрийцев, венгров, а также гурок, ибо Турция примкнула к союзу Германии и Ав­стро-Венгрии.  

Такая же практика довольно широко использова­лась в годы Второй мировой войны. В феврале 1942 года, спустя два с небольшим месяца после начала войны с Японией, президент США Рузвельт подписал указ о выселении из западных штатов всех без исклю­чения лиц японской национальности и размещении их в лагерях в центральной части страны. Согласно этому указу было интернировано около 120 тысяч че­ловек, из которых две трети являлись американскими гражданами, а остальные имели вполне законный вид на жительство. Три года они провели за колючей про­волокой. Одновременно с депортацией этнических японцев из действующей армии США были уволены все военнослужащие японского происхождения. Од­нако об этом эпизоде американской истории редко кто вспоминает, кроме специалистов.

Всемирная история насчитывает немало подоб­ных случаев в разных странах, и, как правило, они были связаны с кризисными ситуациями: войнами, переворотами, внутренними междоусобицами. Из этих примеров следует, что депортация народов во время Великой Отечественной войны не была ка­ким-то неслыханным злодеянием, совершенным ис­ключительно «по прихоти вождя». Ни в коем случае не намереваясь оправдывать Сталина, заметим, что в тяжелейшее для страны время ему пришлось столкнуться с тем, что коренное население некото­рых оккупированных и прифронтовых областей ак­тивно сотрудничало с гитлеровцами. Эту проблему нужно было решать. И она решалась в соответствии с требованиями, диктовавшимися жесткими услови­ями военного времени. Стоял вопрос о выживании страны.  

Несмотря на допущенные серьезные ошибки и просчеты, Сталину удалось добиться перед войной укрепления морально-политического единства совет­ского общества, которое стало залогом победы. Ог­ромная заслуга Сталина заключается в том, что он сумел направить сознание подавляющего большин­ства народа на решение общегосударственных задач, подчинить этим задачам личные интересы людей. Формированию принципиально нового человека способствовали вся система образования и воспита­ния, культура и искусство, прежде всего литература и кино.

Безусловно, принципиально новая общность лю­дей, созданная Сталиным, носила в себе черты моби­лизационного характера. Но иначе удержаться во враждебном окружении было невозможно, как нельзя было устоять, не создав строго централизованной си­стемы управления страной, не сосредоточив власть в одних руках. Всё было подчинено укреплению оборо­носпособности страны.  

В этой связи не выдерживает никакой критики миф о шапкозакидательских настроениях перед вой­ной. Он создавался в основном по кинохронике тех лет, запечатлевшей лишь парады и праздники с ца­рившим на них приподнятым настроением. Огром­ная повседневная работа в основном оставалась за кадром. Точнее, в последние годы ее просто прячут в архивах и продолжают скрывать от массового зри­теля.

Было, конечно, некоторое преувеличение успехов в строительстве Красной армии. Но какое государст­во не использует этот пропагандистский прием, что­бы придать своему народу больше веры в собственные силы и вызвать беспокойство у потенциальных про­тивников?

В целом же население готовили к жестокой войне, и это было важной частью всей внутренней политики. Служба в Красной армии была почетной обязаннос­тью не на словах, а на деле, молодые люди считали своим долгом овладеть военными профессиями стрелка, парашютиста, топографа, медсестры. Боль­шую роль в этой работе играл комсомол, который за­нимался подготовкой молодежи на основе внедрен­ного в жизнь комплекса «Готов к труду и обороне», нормативов на звание «Ворошиловский стрелок». По призыву «Комсомолец, на самолет!» в аэроклубах страны развернулась подготовка пилотов.  

Трудно переоценить ту роль, которую сыграло в вопросе укрепления обороны страны добровольное общество «Осоавиахим». Не случайно Сталин прямо подчеркивал необходимость его укрепления наряду с армией, флотом и авиацией. «Нужно весь наш на­род, — говорил он, — держать в состоянии мобилиза­ционной готовности перед лицом опасности военно­го нападения, чтобы никакая "случайность", никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох».

В августе 1935 года принимается специальное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об Осо-авиахиме», которое обязывало сконцентрировать все силы на подготовке резервов для армии и флота. В конце тридцатых годов Осоавиахим превращается в мощную военизированную организацию. В этот пе­риод обучение в нем проходит поколение советских граждан, принявшее на себя основную тяжесть на­чального периода Великой Отечественной войны. В организациях Осоавиахима было подготовлено до 80 процентов военнослужащих сухопутных войск и флота и почти 100 процентов летного состава авиации.  

О том, что руководство страны постоянно находи­лось начеку, говорит тот факт, что уже 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, был при­нят указ Президиума Верховного Совета СССР «О всеобщей воинской обязанности и полном переводе Вооруженных сил на кадровое положение». В сухо­путных войсках устанавливался срок службы три года, на флоте для проходящих службу на кораблях — пять лет, в береговых частях — четыре года.

Вся военно-патриотическая работа принимала совершенно новый оттенок, для нее стало характер­ным обращение к патриотическим истокам, к по­двигам великих предков — Дмитрия Донского, Алек­сандра Невского, Александра Суворова, Михаила Кутузова.  

* * *  

В подготовке к отражению империалистической агрессии огромную роль сыграла сталинская диплома­тическая стратегия. Она решала две основные зада­чи: перед лицом фашистской угрозы нужно было вы­играть время, необходимое для перевооружения армии, и одновременно постараться прорвать кольцо враждебного окружения.

Решая проблему безопасности Советского Союза, Сталину пришлось вести сложную игру на межимпери­алистических противоречиях.  

Основная проблема заключалась в том, что пра­вительства крупнейших капиталистических стран боялись укрепления первой в мире социалистичес­кой страны больше, чем усиления фашистской Гер­мании. По сути дела, против СССР существовал не-декларируемый заговор, целью которого было уничтожение Советского Союза руками нацистов. И это — в то время, когда возникла реальная опас­ность гитлеризма для большинства народов мира, ставшая особенно зримой после заключения в нояб­ре 1936 года между Германией и Японией так назы­ваемого «Антикоминтерновского пакта». Наиболее точную характеристику этому блоку, к которому присоединился и ряд других европейских госу­дарств, дал Черчилль: «Антикоммунистический гер­мано-японский пакт в действительности, как бы он не выражался формально, может быть только воен­ным союзом против России».

Антикоминтерновский пакт, формирование аг­рессивной оси Берлин — Рим — Токио и подписан­ные с Германией — сначала Англией, а затем Фран­цией — декларации о ненападении означали, что Со­ветский Союз находится среди враждебного окружения в полном одиночестве.  

29—30 сентября 1938 года в Мюнхене главы пра­вительств Великобритании — Чемберлен, Франции — Даладье, Германии — Гитлер и Италии — Муссолини подписали соглашение, по которому Чехословакия была брошена на растерзание, так как должна была уступить требованиям Германии отдать ей Судетскую область. Это было знаковое событие, сговор, означав­ший, что «демократические» державы — Англия и Франция пойдут и дальше в своей политике «умиро­творения агрессора», которой они пытались оправ­дать свои действия. Вернувшийся из Мюнхена в Лон­дон Невилл Чемберлен, размахивая подписанным соглашением, заявил перед приветствующей его тол­пой: «Я привез вам мир!»

Хорошо известен обстоятельный документ, посту­пивший в министерство иностранных дел Германии из Лондона в начале августа 1939 года, который сви­детельствовал о намерениях английской стороны. «Великобритания, — говорилось в нем, — изъявит готовность заключить с Германией соглашение о раз­граничении сфер интересов», «обещает полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе», «действовать в том направ­лении, чтобы Франция расторгла альянс с Советским Союзом», «обещает прекратить ведущиеся в настоя­щее время переговоры о заключении пакта с Совет­ским Союзом».  

Вялотекущие переговоры, о которых шла речь, — а велись они в августе 1939 года в Москве ан­глийской и французской миссиями, представленны­ми в основном второстепенными лицами, которые только на дорогу в советскую столицу (добирались пароходами!) потратили десять дней, — зашли в ту­пик, ибо они заведомо делали невозможным заклю­чение с советской стороной какой-либо военной кон­венции. Инструкции английской делегации были предельно четкими: «Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах».

Советский Союз был вынужден на политику Вели­кобритании и Франции ответить подписанием совет­ско-германского договора о ненападении. 31 августа 1939 года он был ратифицирован сессией Верховного Совета СССР.

Наивно говорить о том, что Пакт Молотова — Риббентропа означал сговор с Гитлером и измену де­лу борьбы с фашизмом, тем более спровоцировал войну. У Сталина просто не было другого выхода. С точ­ки зрения международной практики, этот договор ничего исключительного из себя не представлял. По­добные договоры с гитлеровской Германией имели Польша, Литва и некоторые другие государства. А се­кретные дополнительные протоколы, ставшие в наше время объектом особых нападок «демократов», позво­лили Советскому Союзу отодвинуть границы страны на запад, отсрочить начало гитлеровской агрессии и взять под защиту славянских братьев, проживающих на территории Западной Украины и Западной Бело­руссии.  

Существует на первый взгляд правильное мнение, что аморально решать судьбу народов келейно, за их спиной. Но при этом замалчивается вопрос, были ли безупречны в решении своих внешнеполитических проблем соседи СССР и западные государства. К примеру, Польша активно вела переговоры с Герма­нией, пытаясь выработать с ней общую политику в отношении СССР на основе Антикоминтерновского пакта. Этот вопрос как минимум дважды прорабаты­вался во время встреч польских дипломатов и руково­дителей с министром иностранных дел Германии Риббентропом и непосредственно с Гитлером. Поль­ские официальные лица заявляли о готовности Поль­ши «выступить на стороне Германии в походе на Со­ветскую Украину».

Плацдармом для готовившегося похода должна бы­ла стать Закарпатская Украина, которая в конце 1938 го­да отделилась от Чехословакии. Зимой 1938/39 года ак-тивизировались украинские националистические организации, имевшие давние связи с германскими нацистами.  

Обращает на себя внимание и то, что о моральной стороне дипломатических усилий Сталина больше всего любят рассуждать как раз те, кто скатился до оп­равдания и чествования бывших фашистов. Здесь ви­дится прямая связь: еще на Нюрнбергском процессе, используя факт существования секретных соглаше­ний между Германией и СССР, фашистские преступ­ники пытались уйти от возмездия и хотели доказать, что советское руководство является также виновни­ком развязывания агрессии. Тогда их лепет не возы­мел на международный трибунал ни малейшего воз­действия: слишком хорошо было известно, как развязывалась война, кто совершал преступления против человечества и кто внес решающий вклад в разгром фашизма.

У Макиавелли в его известном труде «Государь» есть такие слова: «Отечество надо защищать честным или хотя бы бесчестным образом. Все средства хоро­ши, лишь сохранена была бы целость его. Когда при­ходится обсуждать вопрос, от решения которого единственно зависит спасение государства, не следу­ет останавливаться ни перед каким соображением справедливости или несправедливости, человечности или жестокости, славы или позора, но, отбросив вся­кие соображения, решиться на то, что спасает и под­держивает».  

Не беремся судить, хорошо это или плохо — руко­водствоваться на практике подобными принципами. Заметим только, что любая дипломатическая школа, отстаивая интересы своего государства, нередко дей­ствует схожим образом. Во всяком случае, когда речь шла об удушении Советского Союза руками гитле­ровцев, почти все западные государства поступали именно так.

Значительно расширив территорию страны и обез­опасив ее границы, Сталин сумел дипломатическими средствами еще до начала войны во многом предре­шить ее исход в пользу Советского Союза. Он пони­мал, что после разгрома Германии на территории, во­шедшие в состав СССР, уже никто не покусится.

А в конечном счете руководство страны сумело разорвать единый фронт империалистических держав и добиться образования антигитлеровской коалиции. Именно сталинская дипломатия положила начало объединению антифашистских сил, сыгравших исто­рическую роль в борьбе с гитлеровским фашизмом и оказавших огромное воздействие на демократизацию европейских стран.  

Но вряд ли дипломатические усилия СССР имели какой-либо вес, если бы за ними не стоял человек та­кой величины, как Сталин, если бы не его личные отношения, установившиеся с лидерами западных держав. А ведь они возглавляли государства с диамет­рально противоположными социально-политически­ми системами, как правило, были антиподами Стали­на по происхождению, мировоззрению, жизненному пути. Например, Черчилль был выходцем из высшей касты буржуазного общества и непримиримым анти­коммунистом, как, впрочем, и президент США Руз­вельт. Оба они не испытывали к СССР никаких дру­жественных чувств, но при этом с огромным уважением относились к воле человека, сумевшего создать такую великую державу. Оба преклонялись перед личностью Сталина, что, впрочем, не трудно заметить по переписке, которую вели между собой Сталин, Рузвельт и Черчилль.

Роль Сталина как лидера «Большой тройки» осо­бенно ярко проявилась на Ялтинской конференции 1944 года, на которой, как писал ее участник А. А. Громыко, «три державы расставили также ос­новные вехи на маршруте будущего». Да и сама кон­ференция собралась там, где было удобнее Сталину.  

Совместный, поучительный поиск ими взаимных компромиссов во имя общих целей, пожалуй, до сих пор не имеет прецедента в мировой истории. Шел продуктивный диалог равных партнеров. При этом трудно себе представить, чтобы президенты и главы правительств других западных государств диктовали для СССР какие-либо унизительные условия или позволили себе снисходительное отношение к совет­ским руководителям.

«Это большая удача для России, — говорил Чер­чилль в 1942 году, — в ее отчаянной борьбе и страда­ниях — иметь во главе великого и строгого воена­чальника. Он — сильная и выдающаяся личность, соответствующая тем мрачным и бурным временам, в которые его забросила жизнь, человек неистощимой храбрости и силы воли».

Под руководством Сталина СССР с достоинством нес знамя социализма на международной арене, и со­ветский народ чувствовал, что он действительно жи­вет в великой стране. Увы, с приходом в страну «сво­боды и демократии» это чувство было утрачено.  

Очень часто Сталина обвиняют в том, что он, пы­таясь оттянуть начало войны, чрезмерно полагался на Пакт о ненападении с Германией, допускал медли­тельность и колебания в решении вопроса о приведе­нии Красной армии в боевую готовность. При этом, как правило, используют многочисленные примеры его информированности о дате начала войны. На са­мом деле все обстояло далеко не так: к Сталину стека­лась самая разноречивая информация относительно планов Германии, которые постоянно менялись. Мы нередко заблуждаемся, не замечая того, что беремся судить человека за ошибки по прошествии многих лет, не зная до конца, как на самом деле развивались события далекого прошлого. Поэтому легко вменяем Сталину в вину чрезмерную осторожность, забывая о том, что каждый мирный день был для страны на вес золота. И продвигаться вперед приходилось очень ос­мотрительно, взвешивая множество неизвестных, с которыми приходилось сталкиваться. Существовала реальная опасность раньше времени спровоцировать врага, побудить его к активным действиям.

Однако Сталин ни на минуту не заблуждался от­носительно того, с кем ему придется столкнуться в предстоящей войне. 5 мая 1941 года на встрече с вы­пускниками военных академий в Кремле он прямо указал, что основная угроза исходит от Германии и спасти Родину можно лишь победой в войне против нее. Не сомневался он и в вероломстве главного по­тенциального противника.  

   * * *

В годы войны на Сталина легла колоссальная на­грузка. На нем как на руководителе государства и Верховном главнокомандующем были замкнуты все важнейшие руководящие звенья и в армии, и в экономи­ке, и в политике. Допускались ошибки, и порой серь­езные. Это вполне естественно для человека, который не боялся взять на себя ответственность за решение всех жизненно важных для страны проблем, в руках которого сходились все нити управления страной в такое трудное время.  

Совершенно не соответствуют действительности утверждения, что Сталин в первые дни войны якобы растерялся, отошел от руководства и скрылся на сво­ей даче в Кунцеве. Стоит только обратиться лишь к одному документу — журналу регистрации посетите­лей кабинета Сталина в Кремле, чтобы убедиться в обратном. А кроме этого существуют десятки свиде­тельств авторитетных очевидцев, подтверждающих, что Сталин был отнюдь не подавлен, хотя первые не­удачи потрясли его.

И лишь стали окончательно ясными масштабы нашествия, прозвучало знаменитое сталинское «Бра­тья и сестры!» — обращение, поднявшее весь народ на защиту советской Родины, на Отечественную вой­ну против фашистского агрессора. Сталин сумел най­ти слова, оказавшие на людей огромное мобилизую­щее воздействие, пробудил у них ощущение единства перед лицом общей беды.  

Он не терялся и не паниковал в самое трудное для Москвы время, когда столица начала эвакуацию. На вопрос, когда следует эвакуировать полк кремлевской охраны, Сталин ответил: «Если будет нужно, я этот полк сам поведу в атаку». В эти же дни состоялся его разговор с корпусным комиссаром Степановым, ко­торый передал ему обеспокоенность командования Западного фронта, что штаб фронта находится в не­посредственной близости от передовой, и предложе­ние перенести его на восток от Москвы. «Передайте товарищам, — ответил Сталин, — пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Пер-хушкове, а я останусь в Москве».

Какой верой и силой духа надо было обладать, чтобы в дни, когда враг вплотную подошел к стенам столицы, принять историческое решение о проведе­нии на Красной площади парада, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции! А через два года, в ноябре 1943 года, в са­мый разгар войны, исход которой для многих был еще не ясен, Сталин уже ставил задачу возрождения раз­рушенных городов и сел, промышленности, сельско­го хозяйства, создания для советских людей, избав­ленных от фашистского рабства, нормальных условий жизни...  

За кратчайший срок вся работа страны была пере­строена на военный лад, а сама она была превращена в единый боевой лагерь. 30 июня 1941 года был создан Государственный Комитет Обороны, сосредоточив­ший в своих руках всю полноту власти в стране — как на фронте, так и в тылу. Председателем ГКО, которо­му в сфере экономики подчинялись все хозяйствен­ные органы, включая Госплан, наркоматы и ведомст­ва, стал Сталин.

На ГКО, в частности, была возложена задача про­ведения эвакуации промышленных предприятий из районов, которым грозила оккупация, и налаживания производства, в первую очередь военного, на новых местах. Такое грандиозное перемещение производи­тельных сил — это уже само по себе величайший под­виг, ставший возможным в результате жесткой цент­рализации управления экономикой в условиях воен­ного времени и самоотверженного труда советских людей.  

Только за первые три месяца на восток страны бы­ло вывезено 1 360 крупных заводов. Перебазировались предприятия танковой, авиационной и моторострои­тельной промышленности, производство боеприпа­сов и вооружения, металлургические и машинострои­тельные заводы. С начала войны и до конца 1941 года по железным дорогам на восток ушло 1,5 миллиона вагонов грузов, перевезено 10 миллионов человек. Уже к началу 1942 года эвакуация предприятий в ос­новном была завершена.

В предельно короткий срок был осуществлен и их пуск. В результате в 1942 году по сравнению с 1940 го­дом на Урале, например, валовая промышленная про­дукция возросла в 2,8 раза, в Поволжье — в 3,1 раза, в Западной Сибири — в 2,3 раза.  

  Столь быстрое развертывание промышленности на востоке стало полной неожиданностью для вра­га — ведь фашистское руководство рассчитывало на то, что военный потенциал СССР будет неизбежно снижаться. Однако, несмотря на урон, который по­несла Красная армия в первые месяцы войны, к кон­цу 1942 года по многим видам вооружений она срав­нялась с вермахтом. И не случайно перелом в ходе войны совпал со временем, когда отставание в воору­жениях было преодолено.  

Несмотря на тяжелейший кризис, в котором нахо­дилось сельское хозяйство страны, потерявшее ог­ромные посевные территории и испытывавшее ост­рую нехватку трудовых ресурсов, — только в 1941 году почти три миллиона трудоспособных мужчин ушли из села на фронт, — колхозная организация сельско­хозяйственного производства показала, какие огром­ные возможности в ней заложены. Не наблюдалось неизбежного в таких случаях брожения частнособст­веннической стихии в отношениях между городом и деревней, не было и разгула спекуляции. Колхозы спасли страну от всеобщего голода, были опорой нор­мированной системы снабжения населения продо­вольствием, создали предпосылки наведения в этом деле должного порядка.  

В чрезвычайных условиях самой кровопролитной войны в истории человечества сталинская экономи­ческая система доказала величайшую жизнеспособ­ность и скрытый в ней огромный потенциал. Она обеспечила создание прочного тыла, в котором уси­лиями миллионов людей ковалась грядущая победа.

Сосредоточив в военные годы всю полноту влас­ти, Сталин сумел создать единую четкую структуру руководства вооруженной борьбой советского народа  против фашистских захватчиков. Суровое противо­стояние подтвердило, что она была намного эффек­тивнее, чем вражеская, которая, казалось, была дове­дена в Германии до совершенства.

Однако Сталин победил Гитлера. И в этом решаю­щую роль сыграло умелое использование им огром­ных преимуществ, заложенных в социалистической системе, широких возможностей централизованного управления всеми имеющимися в стране ресурсами.

Но не только объективные причины обеспечили Сталину победу. Он одолел Гитлера как более искус­ный стратег и прекрасный военный тактик.  

Конечно же большое значение в становлении Сталина в качестве полководца имел опыт, приобре­тенный им на фронтах Гражданской войны. Но в том-то и заключалось главное преимущество Стали­на, выделяющее его среди целого ряда советских вое­начальников, отличившихся в минувших сражениях, что он никогда не пытался слепо копировать свой богатый боевой опыт, постоянно подчеркивал каче­ственно новый характер будущей войны — войны с фашистской Германией. И действовал сообразно времени, внимательно отслеживая главные направ­ления развития военной науки, анализируя состоя­ние технического обеспечения лучших армий того времени.

Для Сталина ленинский завет «Учиться военному делу настоящим образом» был не пустым звуком. Он высоко ценил интеллектуальное начало в военном планировании, которое достойно воплощал в себе начальник Генерального штаба маршал Шапошни­ков — автор знаменитой работы «Мозг армии». Орга­низация штабного командования советских воору­женных сил коренным образом отличалась от герман­ской, где система штабного руководства была раз­дроблена на несколько параллельных и обособлен­ных структур. Каждая из них — главнокомандование вермахта (ОКБ), главнокомандование сухопутных войск (ОКХ), командование авиации и флота — са­мостоятельно выходила на Гитлера, что подогревало нездоровую конкуренцию.  

Существенно отличалась сталинская система уп­равления войсками и от тех, что существовали в союз­нических армиях, где штабное планирование и руко­водство были отделены от политического.

Роль «мозга армии» Сталин взял фактически на себя, осуществив через Ставку Верховного главноко­мандования — высший орган военного управления — координацию усилий всех родов войск. Генштаб был оперативным рабочим органом Ставки, а два марша­ла — Василевский, сменивший больного Шапошни­кова, и Жуков, которых Сталин не раз в шутку пред­лагал объединить в одного, приводили в действие сталинские решения на фронтах.

Все крупные операции разрабатывались в Ставке с участием командующих фронтами, но последнее слово всегда было за Верховным главнокомандую­щим. Не трудно представить, какова была цена этого слова и насколько была высока ответственность за каждое решение, принятое в Ставке. Тем более любая неудача тяжелым бременем ложилась на плечи Ста­лина, который не имел привычки прятаться за чужи­ми спинами, что так любят совершенно необоснован­но вменять ему в вину.  

Предоставим слово человеку, который понимал толк в военных руководителях. «Как военного деяте­ля, — вспоминает маршал Жуков, — И. В. Сталина я изучил досконально, так как вместе с ним прошел всю войну. И. В. Сталин владел вопросами организа­ции фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо раз­бираясь и в больших стратегических вопросах... В ру­ководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Стали­ну помогали его природный ум, богатая интуиция. Он умел найти главное звено в стратегической обстанов­ке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верхов­ным Главнокомандующим».

Только невежественные люди, используя допу­щенные просчеты, неизбежные во время войны, мо­гут говорить об отсутствии у Сталина военного талан­та. Планы всех крупнейших сражений — битвы за столицу и перехода Красной армии в контрнаступле­ние под Москвой, обороны Сталинграда и окружения огромной группировки немецких войск под командо­ванием фельдмаршала Паулюса, Курской битвы — разрабатывались в Ставке под непосредственным ру­ководством Верховного главнокомандующего.  

Отнюдь не с культом личности Сталина, а с ог­ромным уважением его имени в войсках связано на­звание наступательных операций 1944 года по всему фронту — от Баренцева моря до Черного, предопре­деливших исход войны и вошедших в историю как «Десять сталинских ударов». Эти операции, проведе­ние которых диктовалось не только положением на фронтах, но и единым стратегическим замыслом, явились, безусловно, и личным триумфом человека, под чьим руководством народ выстоял, добился ко­ренного перелома в ходе войны и, наконец, стал на­носить врагу сокрушительные удары.

В 1944 году впервые за время войны уже не немец­кая, а Красная армия открывала летнюю кампанию крупнейшей наступательной операцией — «Баграти­он». Отметим, что накануне численность нашей дей­ствующей армии составляла почти семь миллионов человек против четырех миллионов численности войск Германии и ее союзников. На вооружении Красной армии было в два раза больше, чем у против­ника, орудий и минометов, почти в два раза она пре­восходила его по количеству танков и самоходных ус­тановок, в пять с лишним раз — по числу боевых самолетов. Такое техническое превосходство обеспе­чила перестроенная на военный лад экономика Со­ветского Союза, промышленный потенциал которой множился на самоотверженность работников тыла. Сам Сталин считал, что «победоносное наступление Красной Армии стало возможным благодаря новым трудовым подвигам советских людей во всех отраслях нашего народного хозяйства».  

В 1944 году впервые Сталиным была поставлена цель перенести военные действия за пределы СССР. «Наши задачи, — указывал он, — не могут ограничи­ваться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины... Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно пре­следовать раненого немецкого зверя по пятам и до­бить его в его собственной берлоге».

С. М. Штеменко, который служил в Генштабе с 1943 года, а в послевоенные годы и возглавлял его в течение нескольких лет, отмечает незаурядное страте­гическое мышление Сталина и в подтверждение этому приводит один яркий пример. Касается он методов анализа Сталиным основных причин поражения фа­шистской Германии. Главный вопрос, по мнению Сталина, заключался не столько в численности совет­ской и немецкой армий, сколько в соотношении их ко­личественного состава с численностью населения своих стран. Наивысшая численность нашей армии в годы войны составляла 11 миллионов человек, или около 6 процентов населения, немецкой — 13 миллионов, или свыше 16 процентов.  

Сталин сделал из этого обстоятельства очень важ­ный вывод: «Такой высокий процент мобилиза­ции — это или незнание объективных закономернос­тей ведения войны, или авантюризм... Опыт истории, общие законы ведения войны учат, что ни одно госу­дарство не выдержит столь большого напряжения: не­кому будет работать на заводах и фабриках, растить хлеб, обеспечивать народ и снабжать армию всем необ­ходимым. Гитлеровский генералитет, воспитанный на догмах Клаузевица и Мольтке, не мог или не хотел по­нять этого. В результате гитлеровцы надорвали свою страну. И это несмотря на то, что в Германии работали сотни тысяч людей, вывезенных из других стран...»

Мировая история войн показывает, что стратеги­ческие и тактические идеи неизбежно терпят крах, ес­ли они не опираются на твердую дисциплину в вой­сках. Вещь, казалось бы, банальная. Однако людям, которые, как мы уже говорили в начале книги, не по­нимают даже, для чего в отряде советских космонав­тов был нужен принцип единоначалия, конечно же не по душе, что во главе страны в годы ее тяжелейших испытаний стоял «великий и строгий военачальник». В этом факте, который Черчилль расценивал как «большую удачу для России», иным мерещится мрач­ная тень «инквизитора», который, не задумываясь, ради победы был способен пожертвовать бесчислен­ным количеством человеческих жизней. Поэтому они и воспринимают суровые меры по наведению в вой­сках строжайшего порядка и дисциплины как нечто из ряда вон выходящее.  

К числу «варварских» и «жестоких» нередко отно­сят и приказ № 227, вошедший в историю под назва­нием «Ни шагу назад!». Этот приказ был лично под-нисан Сталиным в дни, когда возникла критическая ситуация, по характеру и тяжести напоминавшая со­бытия осени сорок первого под Москвой. Это были, как признал позднее Сталин, «моменты отчаянного положения», когда Красная армия продолжала отсту­пать, оставляя села и города. Одним приказом был предотвращен наметившийся на некоторых фронтах обвал, который мог обернуться непредсказуемыми последствиями. И это бы непременно случилось, если бы паникеры и трусы, в соответствии с приказом, не истреблялись на месте, не направлялись в штрафные батальоны.

В приказе доходчиво разъясняется неумолимая логика развития событий: «Каждый командир, каж­дый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Со­ветского Союза — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, же­ны, братья, дети... После потери Украины, Белорус­сии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пу-  

дов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — зна­чит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Роди­ну. Каждый новый клочок оставленной нами террито­рии будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».

Армия, в которую стали проникать настроения «скифской войны», а многие командиры возомнили себя «стратегами», должна была понять, что значит для нее и страны дальнейшее отступление. Слова приказа «Ни шагу назад!» дошли до сознания бойцов и командиров. Свидетельство тому — их героизм и стойкость при обороне Сталинграда.  

Жесткие меры в армии, предпринятые в 1942 году, позволили предупредить новые территориальные по­тери, неизбежную в таких случаях массовую гибель мирных жителей, потери вследствие дезорганизации воинских частей.

Пытаясь приумалить полководческий талант Ста­лина, советских военачальников военных лет, а вмес­те с этим — и массовый героизм советских людей, многие «историки» берутся утверждать, что большин­ство крупных побед в Великой Отечественной войне добыто неоправданно высокой ценой — ценой ог­ромных человеческих жертв. С людскими ресурсами якобы не считались — этого богатства в России все­гда хватало. Идет беззастенчивая спекуляция цифра­ми и фактами. Конечно же рассуждать о соотноше­нии советских и немецких потерь как 10:1 и более сейчас уже никто не берется — прошло время, когда «сведения» людей, не имеющих о военно-стратегиче­ских вопросах ни малейшего понятия, воспринимали всерьез. Но вот встречающееся в СМИ сравнение об­щих потерь советского народа — 26—27 миллионов человеческих жизней — с боевыми потерями герман­ских войск — около девяти миллионов убитых — хо­тя на первый взгляд и выглядит правдоподобно, яв­ляется одной из самых гнусных фальсификаций истории войны.  

Делается это несмотря на то, что профессиональ­ные историки в этот вопрос уже давно внесли полную ясность. Хорошо известно, что в боях за свободу и не­зависимость нашей Родины отдали свои жизни 8 мил­лионов 668 тысяч бойцов и командиров списочного состава Вооруженных сил СССР. Фашисты со свои­ми союзниками потеряли в сражениях 8 миллионов 650 тысяч человек. Еще около 17 миллионов граждан СССР погибли в результате бомбардировок городов и сел, были уничтожены в концлагерях по гитлеровско­му плану истребления славян и других народов СССР, умерли от голода и рабского труда на оккупированной территории и в самой Германии. Подавляющее боль­шинство из них — мирные жители.

Вполне сравнимы и данные по военнопленным, которые в целом соответствуют сведениям немецкого исследователя Кристиана Шрайта. Наши войска за годы войны взяли в плен 3 миллиона 155 тысяч не­мецких солдат и офицеров. В немецком плену нахо­дилось 5 миллионов 738 тысяч советских воинов, но из этого количества 3,2 миллиона были пленены в первые месяцы войны, в 1941 году.  

Был бы утрачен главный смысл победы, если бы основные людские ресурсы страны были истощены до такой степени, что их восстановление предостав­ляло бы собой неразрешимую проблему. Сталину уда­лось избежать этого — он не допустил демографичес­кой катастрофы. Довоенный уровень населения был восстановлен к 1954 году. Он был восстановлен, не­смотря на то, что стране после войны пришлось пере­жить тяжелые годы разрухи. Преодолела она и испы­тания, вызванные тяжелыми погодными условиями и, как следствие, неурожаем 1946 года.

Кстати, случившийся в этом году недород стал причиной усиленного внимания Сталина к проблеме получения устойчивых урожаев. Состоявшийся в фев­рале 1947 года пленум ЦК ВКП(б) по вопросам разви­тия сельского хозяйства предусматривал резкое уве­личение производства сельскохозяйственной техни­ки. В результате принятых мер за пятилетку число тракторов выросло в 1,5 раза, комбайнов — в 1,4 раза. Кроме того, по инициативе Сталина в 1948 году было принято постановление «О плане полезащитных ле­сонасаждений, внедрении травопольных севооборо­тов, строительстве прудов и водоемов для обеспече­ния высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР». По сути дела, была принята целая программа, которая получила в печати название «Сталинский план преоб­разования природы». Рассчитанный на 1950—1965 го­ды, после смерти Сталина этот план был свернут. Со­хранившиеся и поныне полезащитные полосы, посаженные в то время, напоминают нам о большой работе в послевоенные годы по повышению эффек­тивности сельскохозяйственного производства и ох­ране окружающей среды...  

Несмотря на огромные человеческие и материаль­ные потери, — а СССР потерял 30 процентов своего национального богатства, растерзанная войной стра­на сохранила в себе силы для возрождения. Послево­енное восстановление разрушенного хозяйства мы не случайно считаем еще одной великой вехой сталин­ской эпохи.

В четвертой пятилетке главные усилия направля­лись на повышение благосостояния населения. В на­чале 1946 года Сталин заявил, что в ближайшие годы «особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем по­следовательного снижения цен на все товары». В кон-це 1947 года в стране была отменена карточная систе­ма распределения ряда продуктов. А с 1949 года цены стали регулярно снижаться. Устойчивый рост матери­ального благосостояния населения создавал у совет­ских людей уверенность в завтрашнем дне, в том, что сталинская программа восстановления народного хо­зяйства — это лишь шаг на пути превращения СССР в самое развитое и процветающее государство мира.  

Сталин стремился воздать должное народу-побе­дителю, народу, пережившему тяжелейшие испыта­ния. Отнюдь не утопичными выглядели его планы на пятидесятые годы — коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную заработную плату рабочих и служащих «минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систе­матического снижения цен на предметы массового потребления».

Для этого были и серьезные предпосылки, осо­бенно динамичный рост производства промышлен­ной продукции, которое еще в 1948 году по общим показателям превзошло уровень 1940 года. Ну и, ко­нечно, благоприятные условия для этого создавала политика Сталина по обеспечению безопасности СССР, созданию для его населения возможности мирного труда и жизни.  

Полностью отвечала национальным интересам Советского Союза Ялтинская система послевоен­ного устройства европейского континента и других важнейших регионов мира, определившая еще в феврале 1945 года основные принципы внешнепо­литической деятельности по окончании войны трех союзных держав. Принятые в Крыму «Декларация об освобожденной Европе» и совместные решения СССР, США и Англии по Дальнему Востоку, корен­ное изменение политических реалий в результате разгрома фашистской Германии и ее сателлитов поз­волили нашей стране обеспечить полную безопас­ность своей западной границы. В Центральной Ев­ропе разместились мощные военные группировки советских войск, а военно-морской флот получил возможность базироваться в портах стран Юго-Вос­точной Европы.

Удалось добиться создания надежных границ на Дальнем Востоке. Сталин обеспечил возвращение Советскому Союзу тех позиций, какие имела там Рос­сия в 1904 году. Были восстановлены права на Китай­ско-Восточную и Южно-Маньчжурскую железные дороги, возвращены Южный Сахалин и Курильские острова, получено право аренды военно-морской ба­зы в Порт-Артуре.  

СССР становился мощной мировой державой, добился для себя права вето в Совете Безопасности ООН, вхождения в ООН двух своих союзных респуб­лик — Украины и Белоруссии.

В самом начале развернутой западными держава­ми «холодной войны» против СССР Сталин не под­дался ядерному шантажу Соединенных Штатов Аме­рики. Ценой неимоверных усилий в сжатые сроки было создано собственное атомное оружие, первое успешное испытание которого состоялось в августе 1949 года. Отдавая при этом должное и деятельности советской разведки, и помощи со стороны друзей Советского Союза за рубежом, отметим, что это со­бытие ознаменовало в первую очередь выдающийся успех советских ученых, который стал возможен благодаря огромной и напряженной организатор­ской работе под непосредственным руководством Сталина.

Новая система вооружений СССР, которая дава­ла возможность достойно ответить на вызовы атом­ной эпохи, охладила пыл стратегов «холодной вой­ны». Ядерный щит, созданный Сталиным, на долгие годы обеспечил безопасность страны. Сделав Рос­сию неприступной, он и по сегодняшний день слу­жит ей.  

  * * *

Большинству сталинских планов не суждено было сбыться. В последние годы жизни, когда здоровье, на­дорванное в годы войны, заметно пошатнулось, Ста­лин все чаще задумывался о том, что ждет страну по­сле его смерти. Больше всего его беспокоили мысли о возможности новой мировой войны, вероятность ко­торой он считал очень высокой. «Вы не интересуетесь военным делом, — говорил он в узком кругу государ­ственных руководителей. — Никто не интересуется, не знает военного дела. Что с вами будет? Империа­листы вас передушат».

Сталин понимал, что достигнутые страной успехи под его руководством имели свою обратную сторо­ну — порождали иждивенческие настроения в пар­тийно-государственной верхушке, пренебрежение к марксистско-ленинской теории, к пониманию объек­тивных закономерностей общественного развития. «Теоретически мало люди разбирались», — признает­ся Молотов много лет спустя. Увы, все это самым пе­чальным образом скажется вскоре после кончины Сталина.  

Конечно, не до всех вопросов у него доходили руки во время войны, когда решалась главным обра­зом одна, самая главная задача — выстоять и побе­дить врага. Не сразу давал о себе знать надлом, кото­рый постепенно привел к разрыву в преемственности большевистских традиций государственного строи­тельства. Словно воронье, ожидающее свой черед пиршества, расправляла плечи партийная бюро­кратия.

Речь шла не только о способности руководства страны достойно продолжить дело Сталина. В после­военные годы Сталин с горечью отмечал и другую проблему: «К нам как руководящему ядру каждый год подходят тысячи новых молодых кадров, они горят желанием помочь нам, горят желанием показать себя, но не имеют достаточного марксистского воспита­ния, не знают многих, нам хорошо известных истин и вынуждены блуждать в потемках.  

  Они ошеломлены колоссальными достижениями Советской власти, им кружат голову необычайные ус­пехи советского строя, и они начинают воображать, что Советская власть "все может", что ей "все нипо­чем", что она может уничтожить законы науки, сфор­мировать новые законы. Как нам быть с этими това­рищами? Я думаю, что систематическое повторение так называемых "общеизвестных" истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания этих товарищей».  

Но на серьезное решение этой задачи в новых ус­ловиях у Сталина уже не было ни сил, ни времени.  

ЗА СИЛЬНУЮ РОССИЮ  

Сталин смог сыграть в истории России выдаю­щуюся роль, потому что прекрасно понимал чрезвы­чайно важную и извечно актуальную истину: наша страна, в силу целого ряда исторических и геополи­тических причин, всегда была объектом агрессивных вожделений различных претендентов на мировое господство.

Незавидная участь готовилась для России страна­ми Европы еще в самом начале XX века. Идею ее рас­членения вынашивали, в частности, в определенных кругах Франции. А известный деятель мировой заку-лисы Парвус в 1915 году предложил немцам свой план реализации этих замыслов, который был принят. Но, по мнению профессора И. Я. Фроянова, самое суще­ственное заключается в том, что вопрос о расчлене­нии Российской империи стал предметом Версаль­ского мирного соглашения, подписанного в июне 1919 года. В нем есть раздел, имеющий весьма харак­терное название — «Россия и русские государства», в котором говорится, что «Германия признает и обязу­ется уважать как постоянную и неотчуждаемую неза­висимость всех территорий, входивших в состав быв­шей Российской Империи к 1 августа 1914 года». Та­ким образом, в 1919 году западные страны уже не счи­тали Россию империей.  

По свидетельству Керенского, в планы Времен­ного правительства России, созданного в результате Февральской революции, также входило территори­альное расчленение страны, предоставление сувере­нитета Украине, народам Кавказа и Средней Азии. В обмен на военную помощь Колчак и Деникин гото­вились передать под протекторат Франции и Англии исконно российские земли.

Великий князь Александр Михайлович Романов, давая оценку событиям Гражданской войны, незадол­го до своей кончины, в 1933 году, писал: «Положение вождей Белого движения стало невозможным. С од­ной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали... к священной борьбе против Советов, с другой стороны, на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как ин­тернационалист Ленин, который в своих выступлени­ях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи...»  

Сам Ленин такое признание политики большеви­ков расценивал следующим образом: «История сдела­ла так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону». Этот поворот он воспринимал как необхо­димое условие преодоления раскола российского на­рода, перехода к социализму.

Октябрьская революция остановила политику распада, носившую явную антироссийскую окраску. В течение нескольких лет были предприняты карди­нальные шаги по восстановлению исторической це­лостности России, в результате которых в декабре 1922 года был образован Советский Союз, положив­ший начало единению народов на новых принципах равенства, общей заботы о расцвете всех наций.  

Позднее, выдвинув и реализовав план построе­ния социализма в отдельной стране, Сталин, по сути дела, предотвратил уничтожение социалистического государства, о чем западные страны мечтали с первых дней после установления в России советской влас­ти. А в результате победы над Германией он вернул утраченные территории, принадлежавшие некогда России.

Сталину удалось сделать то, о чем в свое время мечтал Н. Я. Данилевский, последовательно изло­живший в своем главном труде «Россия и Европа» идеи панславизма. Важнейшей задачей России Дани­левский провозгласил освобождение братских сла­вянских народов из-под чуждой власти. Конечным итогом этой борьбы должно было стать создание Все­славянского союза во главе с Россией, что сделало бы ее непобедимой.  

Реальность этой цели обусловила наличие огром­ного числа противников и врагов панславизма как за рубежом, так и внутри страны. Но, несмотря ни на что, именно Сталину удалось создать такой союз по­сле Второй мировой войны в своеобразной форме со­дружества социалистических стран. И это сразу же обусловило новую геополитическую роль страны, ее ведущие позиции на мировой арене.

Плодами сталинской политики страна пользова­лась до тех пор, пока к руководству Советским Сою­зом не пришли Горбачевы, Яковлевы, Шеварднадзе — люди совершенно другой политической генерации, чуждой и враждебной интересам великой страны. Им удалось осуществить прямо противоположное тому, на что положил свою жизнь Сталин. Был предан заб­вению сталинский завет политикам: «Если славяне будут объединены и солидарны — никто в будущем пальцем не шевельнет».  

В истории России уже были случаи, когда разгул антиславянских и антирусских сил, подобный тому, который происходит сегодня, отрезвлял многих по­литиков. Император Александр III выразил свое разо­чарование поведением некоторых стран, обязанных России своей независимостью, знаменитой фразой: «Отныне у России есть только два надежных союзни­ка. Это ее армия и ее флот».

Эти слова часто вспоминаются сейчас, когда не ослабевает накал политической борьбы, вызванной агрессией режима Саакашвили против Южной Осе­тии. Конечно же война шла не с самим Саакашвили, а с его покровителями, применившими против Юж­ной Осетии, с помощью своих советников, тактику «выжженной земли», обкатанную во Вьетнаме, Ира­ке, Афганистане, Югославии. Эта наглая авантюра окончательно высветила новую расстановку сил на международной арене, при которой США и европейские государства основной упор в борьбе против России ста­ли делать на соседние с ней страны. Для некоторых из этих стран — бывших республик Советского Сою­за — антироссийская политика является теперь са­мым надежным пропуском в НАТО и другие западные альянсы.  

Как справедливо заметил лидер коммунистов Крыма Леонид Грач, «конфликт в Южной Осетии по­казал, что американская стратегия, направленная на раскол восточнославянской цивилизации, принима­ет формы вооруженного противостояния. Речь идет о выживании восточнославянских народов, о со­хранении независимых восточнославянских госу­дарств и созданного трудом многих поколений науч­ного и промышленного потенциала». Соединенным Штатам позарез необходим плацдарм для создания реальной угрозы национальной безопасности России с юга. Их заветная мечта — превратить многонацио­нальный Кавказ в подобие Балкан, взорванных на виду у всего мира управляемыми извне национал-се­паратистами. Поэтому в трагедии сербского народа надо видеть тщательно планируемую и подготавлива­емую масштабную акцию против русского народа, ее репетицию.

Мы должны ясно представлять, что в основе войны, развязанной против Южной Осетии, лежит русский вопрос — вопрос о судьбе русского народа и, что не­разрывно связано друг с другом, о судьбе всех народов нашей Родины. Через дестабилизацию обстановки на Кавказе хотят взорвать многонациональную Россию. Логика здесь простая: если Грузии под патронатом США всё дозволено, то и сепаратисты внутри Рос­сийской Федерации могут себя уже ничем не ограни­чивать.  

Не утихает борьба, которая, по признанию Збиг-нева Бжезинского, ведется «против России, за счет России и на обломках России». Капиталистический мир вернулся к временам «холодной войны» против СССР, о которой совсем недавно прозападные круги внутри нашей страны наигранно рассуждали как о чем-то невозможном, навсегда ушедшем в историю. Если и есть угроза нашей стране, пытались внушить нам высокопоставленные чиновники, то она исходит от терроризма. Нельзя не видеть между двумя «холод­ными войнами» — прошлого и настоящего време­ни — одну существенную разницу: Советский Союз обладал несравнимо более высоким военным потен­циалом, чем нынешняя Россия, пользовался огром­ным авторитетом в мире, за ним стояли страны Вар­шавского договора.

Еще совсем недавно предупреждение президента Академии геополитических проблем Леонида Ива­шова о том, что «Америка потихоньку готовится к военной кампании против России», многие не вос­принимали всерьез. Столкновение России и Грузии перевернуло представления миллионов людей о сего­дняшних реалиях. Теперь они каждый день сами ви­дят и слышат, как многие западные лидеры прямо указывают на Россию как на страну, враждебную ми­ровой цивилизации, которая должна быть подвегну-та не только политической и экономической блокаде, но и силовому воздействию. Меры, предпринятые Россией для защиты населения Южной Осетии и Аб­хазии, — всего лишь повод для этого. Причины такой позиции совершенно другие: во-первых, в Соединен­ных Штатах считают, что именно Россия — главное препятствие для установления полного контроля над Евразией; во-вторых, США вместе со своими друзья­ми на Западе мечтают о присвоении природных бо­гатств России, потребность в которых возрастает с каждым днем. Не случайно бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт высказывала мысль, что при­родные богатства нашей страны должны принадле­жать всему миру.  

Не нужно надеяться, что в осуществлении подоб­ных устремлений кто-то будет руководствоваться гу­манными соображениями, общепризнанными нор­мами морали. В начале пятидесятых годов на стол президента США Эйзенхауэра лег секретный доклад о тайных операциях ЦРУ. Он отражал преобладавшие тогда настроения в Вашингтоне, которые последние полвека, вплоть до нынешнего дня, остаются неиз­менными: «Сегодня ясно, что мы столкнулись с бес­пощадным противником (имеется в виду СССР. — Г. 3.), чья конечная цель заключается в достижении доминирования в мире любыми средствами и ценой. В этой игре нет правил. И в ней не действуют обще­принятые нормы человеческого поведения... Если Соединенные Штаты хотят выжить, должно быть пе­ресмотрено традиционное американское представле­ние о честной игре (fair play). Мы должны развивать эффективные службы разведки и контрразведки; мы должны научиться ниспровергать, саботировать и уничтожать наших врагов более тонкими, изощрен­ными и эффективными способами, чем те, которые они применяют против нас. Кроме того, необходимо, чтобы американский народ научился понимать и под­держивать эту отвратительную философию...»

К сожалению, сбывается то, о чем неоднократно предупреждали коммунисты: внешнеполитический курс, выбранный Россией в начале девяностых годов, рано или поздно приведет ее к утрате самостоятельно­сти. Последствия этого курса будут означать только одно: с Россией перестанут считаться сначала ведущие западные державы, а затем и соседи, поощряемые США. И действительно, из ведущих держав Россию уже мало кто боится, а в международных отношениях, как известно, уважают прежде всего сильных.  

Все это полностью отвечает интересам творцов «нового мирового порядка», которым не нужна силь­ная Россия с современными технологиями, высоко­развитыми промышленностью и сельскохозяйствен­ным производством. Россия, которая в течение нескольких десятилетий славилась своим оборонным могуществом.

Да, мы хорошо знаем, как горстка отступников и предателей, захвативших власть в 1991 году, пытаясь выслужиться перед своими хозяевами на Западе, на­несла обороноспособности России непоправимый урон в девяностые годы. Колоссальные жертвы, при­несенные русским народом и другими народами СССР на алтарь победы во Второй мировой войне, в результате развала послевоенной системы мироуст­ройства оказались преданными. Вывод наших войск из Восточной Европы, куда они пришли как победи­тели и освободители, превратился в унизительное бег­ство великой армии, когда-то победившей фашизм и принесшей свободу континенту. Это позорное бегст­во — без каких-либо серьезных гарантий будущей без­опасности, без заключения юридически обязательно­го договора с НАТО, без требования одновременного роспуска и Варшавского, и Североатлантического блоков — нельзя оправдать ничем. Это — откровен­ное предательство национальных интересов России.  

Но эта капитулянтская политика российской вер­хушки не претерпела каких-либо существенных изме­нений и в последующем. Иначе чем можно объяснить, например, сдачу уже в 2003 году таких стратегических объектов, как база радиоэлектронной разведки в Лур-десе на Кубе и военно-морская база в Камране во Вьетнаме. При этом многие продолжают ратовать за такую «стабильность», забывая про погубленную под­водную лодку «Курск» и затопленную космическую станцию «Мир».

Довольно свежи воспоминания, как новые поли­тики страны, олицетворяющие себя с Россией XXI ве­ка, пытались украсть у своего народа Знамя Победы, предлагая заменить его главные символы. Не менее кощунственна по своему смыслу замена боевых зна­мен Российской армии на опереточные полотнища, стилизованные под знамена царской армии.  

На каких традициях будет воспитываться личный состав современных вооруженных сил, если сдали в архив знамена, которым присягали и которые целова­ли наши деды и отцы, мы сами, наши сыновья и вну­ки? Какое отношение у международного сообщества может вызвать страна, которая так оплевывает свое прошлое, свою родословную, очерняет великие деся­тилетия своего наивысшего расцвета и могущества? Стоит ли удивляться в таком случае, что в Эстонии и Польше попирается память о советских людях, отдав­ших свои жизни в боях за освобождение от фашизма, если мы сами перевернули с ног на голову и опошли­ли свою историю? Не отсюда ли берут истоки на­глость Саакашвили, устроившего этническую чистку в Южной Осетии, или циничная ложь Ющенко, кото­рый с помощью подотчетных ему СМИ вводит народ Украины в заблуждение по поводу «голодомора» и во­енного конфликта России и Грузии?

Коренное изменение международного положения России настойчиво диктует необходимость поиска для нее новых подходов к внешней политике. В свое время, в конце XIX века, Петербург постарался осу­ществить стратегический поворот к Востоку. Пони­мая, что контроль над огромными территориями страны зависит прежде всего от уровня развития средств коммуникации, русское правительство нача­ло строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. Были приняты меры по активному засе­лению регионов Сибири и Дальнего Востока. Весьма символично и то, что Александр III в 1890 году отпра­вил наследника престола, будущего императора Ни­колая II, в ознакомительное путешествие на Восток.  

Однако этому, как бы мы сейчас сказали, «евра­зийскому» подходу к решению геополитических про­блем не суждено было стать доминирующим в со­знании русского общества. Наиболее влиятельная его часть была по-прежнему ориентирована на Запад, воспитывалась исключительно на европейских цен­ностях, мечтала о европеизации России.

В более поздней истории, с середины восьмидеся­тых годов прошлого века, слепое преклонение перед Западом на каждом шагу демонстрировали «пере­стройщики». Для них было характерно пренебрежи­тельное отношение к восточным соседям, в частности к Китаю, как к зоне вековой отсталости. Опыт разви­тия этой великой страны игнорировался и тогда, ког­да весь мир заговорил о феномене китайского чуда и его настоящем архитекторе — Дэн Сяопине. В конце семидесятых годов он выдвинул в качестве стратеги­ческой задачи модернизацию Китая в четырех облас­тях: в сельском хозяйстве, промышленности, оборо­не, науке и технике.  

Не нужно обладать музыкальным слухом, чтобы уловить созвучие этих преобразований с тем, что предпринял в двадцатых — тридцатых годах Сталин для того, чтобы ликвидировать отставание от запад­ных держав. Приведем для примера слова Дэн Сяопи­на, произнесенные в марте 1978 года: «Повышать уро­вень отечественной науки и техники, разумеется, не­обходимо за счет наших собственных усилий... Однако независимость и самостоятельность — это не замкнутость, а опора на собственные силы, это не безрассудный отказ от всего иностранного... Даже тогда, когда наша наука и техника достигнут передо­вого мирового уровня, мы все равно должны перени­мать у других все лучшее».

Это открытое заявление о необходимости учиться у Запада не было началом скрытого движения к капи­тализму, как у Горбачева после провала перестройки. Дэн Сяопин — убежденный коммунист. Китай про­должает уверенно идти по социалистическому пути, а важнейшими принципами китайской доктрины раз­вития остаются марксизм-ленинизм и руководящая роль Компартии. При этом рыночная экономика не рассматривается как синоним капитализма и разви­вается в рамках социализма. Пока российские власти хоронили социализм, КНР развивала свою экономи­ку невиданными темпами, до 10—12 процентов в год.  

Пожалуй, главный урок Китая заключается в том, что для таких гигантских и своеобразных стран, каки­ми являются Китай и Россия, прогресс возможен только на путях социализма. Капитализм для них — путь к краху. Не отказавшись от социалистического пути развития, Китай смог освободиться от вековой отсталости, преодолеть разрушения времен «культур­ной революции» и встать вровень с высокоразвитыми странами. Это подтвердили и блестящее проведение летних Олимпийских игр 2008 года, и выдающийся успех на них китайских атлетов.

Говоря о том, что новые «хозяева» России не суме­ли, а скорее, просто не захотели разглядеть опыт Ки­тая, следует заметить, что их мало волновало и то, что в девяностые — начале двухтысячных годов происхо­дило по внутреннюю сторону восточных границ. А в это время многие сибирские города и поселки прихо­дили в запустение. Если в советское время числен­ность населения Сибири и Дальнего Востока каждое десятилетие в среднем увеличивалась на два миллио­на человек, то за последние 15 лет она сократилась на пять миллионов жителей. Уезжают отсюда из-за раз­рушения промышленности, полного невнимания к нуждам людей, отмены имевшихся льгот. Лозунг, бро­шенный в сталинское время Валентиной Хетагуро-вой, канул в историю. А ведь пополнение населения сурового и уникального по своим богатствам края, раскинувшегося к востоку от Урала, было важнейшей статьей государственной политики России на протя­жении четырех столетий.  

...«Обезьянничанье Европы», по меткой характе­ристике славянофилов, с давних времен было болез­нью не только российской либеральной интеллиген­ции, но и значительной части высшей бюрократии. Поэтому в принципе верный геополитический пово­рот к Востоку выродился в захватнические действия. Так, например, Россия попыталась в конце XIX века, подобно другим европейским странам, принять учас­тие в разделе Китая. Осуществление политики на вос­точном направлении негодными средствами закон­чилось катастрофой Русско-японской войны.

Но при всех ошибках и заблуждениях главный ак­цент в имперской внешней и внутренней политике всегда делался на необходимости построения самодо­статочного государства. Чтобы быть сильной и могу­щественной, Россия должна была иметь возможность самостоятельно отвечать на все вызовы внешнего ми­ра, не рассчитывая на помощь извне. В идее государ­ственной самостоятельности была своя правда — правда народного опыта, выстраданная всей русской историей. Правда, свидетельствовавшая о том, что Россия нередко оставалась один на один против пол­чищ «двунадесяти языков», объединявшихся, чтобы покончить с нею.  

В послереволюционный период казалось, что под напором фанатиков «перманентной революции» в России не осталось государственных мужей, способ­ных мыслить подобными категориями. Однако такой человек нашелся. Воплотить в жизнь совершенно но­вую геополитическую модель поведения России уда­лось Сталину. Не случайно говорится, что настоящая политика — это процесс реализации национальной идеи. Сталин соединил все лучшее, накопленное в традиционных российских концепциях — имперской самодостаточности и славянского «Большого прост­ранства», — с возможностями советского, социалис­тического строя.

Он прекрасно понимал, что Запад никогда не сми­рится с усилением России-СССР, с ее превращением в динамично развивающуюся, самобытную сверхдержаву. Известный югославский политик М. Джилас вспоми­нал, как однажды Сталин подвел его к карте мира и уверенно произнес, указывая на Америку и Велико­британию, а затем на Советский Союз: «Никогда они не смирятся с тем, чтобы такое пространство было красным — никогда, никогда!»

По мысли Сталина, победа над фашизмом стала крупнейшей геополитической победой славянства. В своем историческом обращении к народу 9 мая 1945 года он сказал ясно и недвусмысленно: «Вековая борьба сла­вянских народов за свое существование и свою независи­мость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией».  

Еще более показательным для характеристики геополитических воззрений Сталина является его вы­ступление по случаю победы над Японией, опубли­кованное в печати 2 сентября 1945 года, в день окон­чания Второй мировой войны. Главная мысль этого выступления заключается в утверждении неразрыв­ной преемственности геополитических целей России на примере Дальнего Востока. Японская агрессия против Российской империи началась еще в 1904 го­ду. Потом была интервенция в ходе Гражданской вой­ны. Затем Хасан и Халхин-Гол. И вот, наконец, наша окончательная победа. Все это, считал Сталин, — зве­нья одной цепи.

«Поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания, — говорил он. — Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побеж­денной и подписала акт о безоговорочной капиту­ляции».  

Здесь весьма показательна демонстрация истори­ческой преемственности русской геополитической традиции: от Российской империи — к Советскому Союзу! Здесь и воплощение в жизнь провозглашенно­го Сталиным принципа, коротко и ясно выраженного в одной его фразе: «Нужно раз навсегда усвоить ту ис­тину, что, кто хочет торжества социализма, тот не мо­жет забыть о Востоке».

В полном соответствии с интересами своей стра­ны Сталин максимально расширил зоны влияния на морских и океанских направлениях, заблокировав любые попытки создать непосредственные угрозы го­сударственным границам державы. Была создана ав­тономная, самодостаточная экономическая система, способная при грамотном использовании колоссаль­ных ресурсов страны обеспечить устойчивый рост на­родного благосостояния.  

Верное наблюдение находим в обстоятельном ис­следовании историка Святослава Рыбаса и писатель­ницы Екатерины Рыбас «Сталин. Судьба и стратегия» (М., 2007): «Сталинское восприятие страны как еди­ной экономической системы и как геополитического явления выразилось во множестве решений, которые работают и в послесоветское время. Перечислим не­которые: Северный морской путь, "второй" эконо­мический центр России (Урал — Сибирь), выход со­ветского Дальнего Востока в Тихий океан через глубоководный пролив (Курильские острова), созда­ние Северного флота, создание высокотехнологич­ной промышленности, развитие образования и на­уки, освоение природного потенциала. И еще, конечно, модернизация всей экономики и создание огромного слоя образованных людей, который и яв­лялся стержнем советского общества».

Сталин, как никто другой, понимал и необходи­мость мировоззренческого обновления страны в рам­ках ее новой геополитической формы — СССР. Ре­зультатом этого стало изменение государственной идеологии Советского Союза в сороковых годах. В ос­нове нового курса лежало стремление создать эффек­тивную и соответствующую требованиям времени идеологию патриотизма, которая могла бы стать на­дежным мировоззренческим основанием для функ­ционирования государственных механизмов огром­ной советской державы и ее союзников.  

«Идеологическая перестройка» при сохранении ее темпов не оставляла сомнений в том, что пройдет 10—15 лет, и СССР полностью преодолеет негатив­ные последствия радикальных ломок, происшедших в двадцатые и тридцатые годы. Что страна сумеет максимально развить конструктивные результаты, достигнутые во всех сферах идеологии, в утвержде­нии новых политических, культурных и экономиче­ских принципов развития человеческой цивили­зации.

Формирование в лице СССР мощнейшего альтерна­тивного центра мирового влияния, олицетворявшего прежде всего справедливость и народовластие, вызвало на Западе состояние, близкое к панике. Ведь под угро­зой оказались все усилия торгово-финансовой космо­политической элиты по созданию «мировой системы международного разделения труда» — основы для по­следующей политики закабаления человечества в рамках «нового мирового порядка».  

Полное драматизма глобальное столкновение двух архетипов мировой политики, экономики и культуры концентрировалось в противостоянии двух сверхдержав — США и СССР, отлилось в жесткие формы «холодной войны».

К глубокому сожалению, Сталину не хватило не­скольких лет, чтобы сделать свою «идеологическую перестройку» необратимой и обеспечить восстанов­ление необоснованно прерванной российской духов­но-государственной традиции. После смерти вождя его преемники круто развернули вспять политичес­кий курс страны. Весь «цивилизованный» Запад громко приветствовал этот маневр, скромно умалчи­вая о том, каких трудов он стоил его политикам, дип­ломатам, спецслужбам и «агентам влияния».  

С начала «холодной войны», когда были запуще­ны тайные механизмы разрушения Союза, и до фи­нального акта драмы в 1991 году можно выделить три этапа, три последовательных периода развития геопо­литической диверсии против СССР.

Первый из них начался сразу после смерти Сталина и проходил под лозунгами «десталинизации» и хрущев­ской оттепели. Эпоха «застоя» закономерно продол­жила этот гибельный процесс, а стараниями многих нынешних «демократов», ходивших тогда в неприми­римых ортодоксах, была законсервирована изжившая себя идейная догматика. Отсутствие здоровой миро­воззренческой базы отозвалось болезненной путани­цей и во внутренней жизни страны, и в области совет­ской геополитики.  

  Год за годом все промышленные, военные и люд­ские ресурсы использовались для погони за мира­жами глобального мирового лидерства, совершенно чуждого самому духу российской традиции. Резуль­тат не замедлил сказаться: экономическая ситуация внутри СССР стала последовательно ухудшаться. Идеологический, религиозный и культурный вакуум создал невиданно благоприятные условия для про­никновения в советское общество чуждых ценностей, разрушительных мировоззрений и паразитарных сте­реотипов общественного сознания.  

«Смена поколений» в высших кремлевских эше­лонах позволила нашим противникам приступить ко второму этапу демонтажа СССР — созданию идеоло­гической базы его развала. В годы горбачевской «пере­стройки» в ряду главных причин «вялотекущей катаст­рофы», вызвавших в короткий исторический срок крах СССР, заняли свои места откровенная русофобия, ан­типатриотическая истерия и оголтелый антикомму­низм, навязчивая пропаганда «прелестей» западного ли­берализма.

Третий, завершающий этап глобальной диверсии за­нял всего два года — 1990-й и 1991-й — и был направлен на политическое обеспечение полного распада единого союзного государства. Во внутриполитической облас­ти он характеризовался «борьбой с реакционерами» в руководящем аппарате партии и правительства, рез­ким всплеском окраинного и регионального сепара­тизма, параличом центральной власти и использова­нием «демократического» российского руководства в качестве тарана для разрушения общего экономичес­кого, правового и культурного пространства державы.  

После развала СССР и напрямую связанного с этим крушения евразийского геополитического бло­ка Запад, как показали последующие события, не ос­лабил свою жесточайшую агрессивность в стрем­лении поработить Россию. В этих целях велась отработка новых приемов подавления неугодных в войнах на территории Сербии, Афганистана, Ирака, были осуществлены «цветные революции» в Грузии и Украине, сопровождавшиеся проведением «демокра­тических выборов» в этих странах.

Дружная поддержка западными государствами грузинской агрессии против Южной Осетии после противоправного признания ими независимости Ко­сова развеяла у населения России последние иллюзии относительно «здравомыслия» США и европейских стран.  

В ходе глобальной экспансии США и НАТО, пре­тендующих на всемирную гегемонию и диктатуру, сбывается одно из сталинских предупреждений, лег­комысленно забытое в угаре «оттепели» и «перестрой­ки». Еще в 1946 году, вскоре после печально извест­ной речи Черчилля в Фултоне, которая положила начало «холодной войне», Сталин сказал: «По сути дела г-н Черчилль стоит на позиции поджигателей войны... Черчилль и его друзья поразительно напоми­нают в этом Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расо­вую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны то­же с расовой теории, утверждая, что только нации, го­ворящие на английском языке, являются полноцен­ными нациями, призванными вершить судьбы мира.

Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы, как единственная полноценная нация, должны господствовать над дру­гими нациями. Английская расовая теория приводит г-на Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальны­ми нациями мира. По сути дела г-н Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не го­ворящим на английском языке, нечто вроде ультима­тума: признайте наше господство, и тогда все будет в порядке, — в противном случае неизбежна война».  

Стоит в наше время поставить вместо Черчилля Буша, вместо английской расовой теории — доктри­ну о западной цивилизации как высшей, конечной стадии развития человечества, «обоснование» кото­рой находим в рассуждениях о «конце истории» Фрэнсиса Фукуямы, — и сходство делается очевид­ным. Хорошо просматривается тот же национальный аспект: решающая роль англоязычных наций в фор­мулировании основных целей западного либерализ­ма. Возникает впечатление, что Сталин говорил именно о современных проблемах.

После распада Советского Союза многие госу­дарства, испытывающие трепет перед военной мо­щью США и НАТО, слепо поклоняющиеся ценнос­тям «свободного мира», безоговорочно подчинились западному диктату. Католическо-протестантский и романо-германский Запад приступил к реализации своей вековечной мечты — окончательному порабо­щению славяно-православной цивилизации. Втяги­вание славянских стран Восточной Европы в Северо­атлантический блок — лишь первый этап этого процесса. Завершением его должно стать расчленение утратившей национальную и духовную самобытность России на несколько «независимых» государств, на­ходящихся под неусыпной опекой «мирового сооб­щества».  

В свете обнажившихся в результате последних со­бытий в Кавказском регионе геополитических про­блем решение внутренних противоречий страны больше не терпит отлагательств. При всем их своеоб­разии они весьма сходны с теми, которые пришлось решать СССР в сталинские времена. Суть их заклю­чается прежде всего в преодолении экономического от­ставания от развитых западных стран. А для этого не следует уповать на пресловутую интеграцию в запад­ную экономику, на вступление в ВТО, которое, кроме утраты экономической самостоятельности страны, не сулит ничего хорошего.

Многовековая российская традиция строительства сильного, самодостаточного государства на деле явля­ется не чем иным, как единственно возможным и эф­фективным ответом на постоянную угрозу извне. Это хорошо понимал Сталин — в отличие от нынешнего руководства страны, упускающего огромные возмож­ности экономического укрепления и развития Рос­сии, которые предоставляют ей пока еще богатая сырь­евая база и мировые цены на топливо. Но совершенно очевидно, что реализовать этот потенциал нельзя на изношенном идеологическом фундаменте, заимство­ванном у западных стран, с вороватым аппаратом со­временного чиновничества, далеким от заботы о про­цветании Отчизны.  

Судя по всему, люди, связывающие свои надежды с либеральной моделью развития, имеют самое смут­ное представление об особенностях России, которые выделяют ее из ряда других стран Европы и Азии. А эти особенности — специфика геополитического по­ложения, огромные пространства, протянувшиеся на десятки тысяч километров границы, суровый климат в большей части страны, экономическая уникаль­ность большинства регионов — носят значительно более рельефный характер, чем те, которые, скажем, позволяют отличить Швейцарию от Австрии.

Пришла пора беспристрастно взглянуть на нако­пившиеся проблемы. Завтра будет поздно. Но чтобы бороться с неблагополучием в стране, тяжелыми бо­лезнями ее экономики, надо, хотя бы поначалу, при­знать их существование, а не создавать средствами СМИ картину всеобщего благоденствия. Ведь если судить о положении вещей по бойкой официальной пропаганде, по информационным программам теле­видения, можно сделать вывод, что Россия едва ли не процветает. Но, как говорят в народе, сколько ни по­вторяй слово «сахар», слаще не будет. Для того чтобы ощутить осязаемые результаты, требуется обладать очень большим воображением.  

На самом же деле страна стоит на пороге очеред­ных экономических потрясений, чреватых серьезны­ми испытаниями для миллионов людей. Нынешнее положений вещей наглядно подтверждает, что мало кто из главных действующих лиц развернувшейся в России драмы желает того, чтобы страна стала «само­стоятельной экономической единицей, опирающейся главным образом на внутренний рынок». Такой, ка­кой хотел ее видеть Сталин, такой, какой он ее сделал.

События вокруг Южной Осетии и Абхазии по­казывают — «точка невозврата» пройдена, страна вступила в новую историческую эпоху. Если весь предшествующий период — это время упущенных возможностей, то теперь невосполнимыми потеря­ми для страны оборачивается каждый прожитый по инерции день. Ибо процессы деградации экономики не остановлены, их последствия губительны для страны.  

Деиндустриализация привела к тому, что износ основных фондов, машин и механизмов давно мино­вал критическую черту, за которой начинается обвал.

Практически уничтожены важнейшие отрасли науки и производства. Число работающих в машинострое­нии за полтора десятилетия сократилось более чем в 7 раз, в легкой промышленности — в 3 раза. Почти в 20 раз снизилось производство гусеничных тракто­ров, в 10 раз — зерноуборочных комбайнов. В тяже­лом положении находится оборонная промышлен­ность, что вполне объяснимо: средств на оборону в России тратится в 20 раз меньше, чем в США.  

Около 80 процентов вооружения и техники изно­шены, устарели и требуют немедленной замены. Ха­рактерный пример, касающийся нашей обороноспо­собности, приводил еженедельник «Независимое военное приложение» вскоре после ввода кораблей НАТО в Черное море. Выяснилось, что по мощности основного вооружения — количеству противокора­бельных и зенитных управляемых ракет большой дальности, способных применяться по надводным целям, — весь российский Черноморский флот зна­чительно уступает нескольким натовским кораблям. К тому же большинство его противокорабельных ра­кет имеют системы управления и наведения, уже не отвечающие жестким требованиям современной вой­ны на море. Впервые страна столкнулась с ситуацией, когда на наглую демонстрацию НАТО своей морской силы в непосредственной близости от берегов России она не смогла адекватно ответить.

Тревогу вызывают не только проблемы техничес­кого оснащения вооруженных сил. Трудно говорить о высокой боеспособности армии, недокомплект офи­церского состава которой достиг 40 тысяч человек.  

...Общая болезнь экономики в полной мере отра­жается на нефтяной и газовой отраслях, инфраструк­тура которых крайне изношена. Приходят в упадок технологии разработки месторождений. Всё промыш­ленное производство страны, всё ее коммунальное хозяйство сидят на сотнях тысяч километров труб, 70 процентов которых уже трудно эксплуатировать.

Произошло катастрофическое сокращение вало­вого внутреннего продукта. Если даже гипотетичес­кое удвоение ВВП к 2010 году и станет реальностью, достаточно вспомнить, как мы жили в 1990—1991 го­дах, чтобы понять, на какие «рубежи» мы выйдем.  

О каком развитии промышленности может идти речь, если наукоемкое производство составляет лишь один процент от его общего объема, что в 15—20 раз ниже аналогичного показателя современного Китая? Наука еще со времени распада Советского Союза хро­нически недофинансируется. Из страны уехали за ру­беж сотни тысяч талантливых, самых образованных и подготовленных специалистов, и абсолютное боль­шинство из них не собирается при нынешних услови­ях возвращаться на родину.

Наша страна давно утратила продовольственную безопасность, а сельскохозяйственное производство находится в тяжелейшем системном кризисе. Иллю­зию изобилия продуктов питания в магазинах создает их недоступность для огромной массы населения. Потребление основных белковых продуктов — мяса и молока — в 2007 году, например, было на 25—30 процентов ниже, чем в «голодном» 1990 году. Зато ста­бильно растет потребление картофеля и хлеба, кото­рые стали основным продуктом питания большинст­ва россиян.  

Поиск Сталиным эффективных механизмов раз­вития сельскохозяйственного производства привел его к пониманию необходимости проведения массо­вой коллективизации, причем — в форсированные сроки: международная обстановка не позволяла долго раскачиваться. У нынешней власти для возрождения аграрного комплекса страны нет, видимо, ни воли, ни особого желания.

Во всяком случае, никто не пытается переломить негативные тенденции, развивать в стране внутренний рынок, создавать стратегические запасы продоволь­ствия. Чиновники и олигархи купаются в роскоши и вывозят капиталы за рубеж, доходы государственного бюджета превращаются в иностранные ценные бума­ги. Вместо реальных мер оздоровления экономи­ки — «объяснения», что в постоянном удорожании продуктов питания политика ни при чем, все дело в росте мировых цен на продовольствие.

Крайне низкими остаются расходы на образова­ние, в то время как страна по уровню его развития на­ходится на 30-м месте в мире. Идут бессмысленные эксперименты. Единый государственный экзамен не повысил качество знаний выпускников, но породил широкомасштабную коррупцию и ограничил число поступающих в вузы, особенно на бесплатное обучение. Деление высшей школы на бакалавриат и магистрату­ру понизило статус высшего образования и лишает страну полноценных кадров. Практически развалена система среднего специального образования.  

Культура не находилась в таком загоне, как в наши дни, со времен топтания по ней «пролеткультовцев». Когда-то генерал де Голль утверждал, что культу­ра — это нефть Франции. В России пока еще есть и нефть, и культура, но при такой политике скоро не будет ни того ни другого.

Так называемые национальные проекты — это да­же не латание дыр, это пыль в глаза населению России, чтобы отвлечь его от истинного, тревожного положе­ния вещей во всех сферах экономики, науки, образо­вания и культуры. Нацпроекты стали шумной рек­ламной акцией власти, но их эффективность велика лишь на телеэкране. Суммарные расходы на «при­оритетные» проекты — «Образование», «Здоровье», «Развитие агропромышленного комплекса», «До­ступное и комфортное жилье — гражданам Рос­сии» — от расходной части бюджета составляют на­столько ничтожную долю, что выделяемые средства можно назвать жалкими подачками, которые никак не могут повлиять на достижение ощутимых резуль­татов.  

В нынешней России между фасадами Москвы, еще нескольких крупных городов и действительной жизнью миллионов людей зияет ужасающая про­пасть. А все правительственные решения по борьбе с бедностью, принятые за это время, — лишь дымовая завеса, за которой буржуи становятся всё богаче, а все прочие — беднее. Показатели разрыва между уровня­ми жизни богатых и бедных являются одними из са­мых высоких в мире. Олигархия не стесняется своих скандальных прибылей: у 10 процентов жирующих 90 процентов всех доходов. По данным журнала «Forbes», Россия уверенно занимает первое место в Европе по количеству миллиардеров. Характерно, что перечень имен, которые фигурируют на его страни­цах, в полной мере отражает приоритеты российской экономики — продажа сырьевых ресурсов — и под­тверждает, что за Россией все прочнее закрепляется роль сырьевого придатка Европы.

Удивляет, что эта тенденция многими государст­венными руководителями и политическими деятеля­ми рассматривается как позитивная. Наивно уповать на то, что Запад без наших энергоносителей никуда не денется, а следовательно, нефть и газ обеспечива­ют безопасность страны. Логика, прямо скажем, со­мнительная, с ее помощью можно вводить в заблуж­дение только легковерных. Но ведь именно эта мысль преобладала в оценках международной ситуации, сложившейся после грузино-российского конфликта. Использовалась как некое «успокоительное» средство для общественного мнения, когда международная об­становка накалилась и стала вызывать тревогу. Хотя, казалось бы, каждый мало-мальски образованный че­ловек понимает, что экономическая зависимость де­лает реальной угрозу утраты суверенитета страны.  

Зеркальным отражением существующих социаль­ных проблем является сложившаяся демографичес­кая ситуация. Ее можно обозначить двумя словами: Россия вымирает. Это страшное словосочетание вы­ражает суть политики, которая далека от решения экономических и социальных вопросов, обеспечива­ющих сбережение народонаселения — главнейшего ресурса страны — и не намерена поворачиваться к ним лицом.

Есть зловещая символичность в том, что начало эпохи вымирания в нашей стране приходится именно на то время, когда обманутые люди доверили управле­ние ей олигархии и криминальному капиталу. Если процесс сокращения населения России будет идти та­кими же темпами и впредь, то в недалеком будущем са­мо существование Российского государства в его ны­нешних границах станет практически невозможным.  

Все разговоры о якобы начавшемся росте рождаемости носят чисто пропагандистский характер. С одной сто­роны, Россия получила, пожалуй, последний подарок от советской власти: в жизнь входит поколение «скач­ка рождаемости», наблюдавшегося в середине восьми­десятых годов. С другой — вымирающих россиян ста­ли интенсивно замещать мигранты, что уже породило в стране целый ряд новых социальных проблем.  

Чтобы понять, что происходит с Россией, надо ви­деть главное: под личиной добродушия, которую пы­тается принять буржуазия, десятилетиями не меняют­ся цели господствующего капитала. В свое время Березовский хорошо и доходчиво разъяснил суть ло­зунгов свободы и демократии по-российски: «Больше нами никогда не будут управлять голодранцы».

Еще осенью 1952 года Сталин обратил внимание делегатов и гостей XIX съезда партии на следующее обстоятельство: «Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократиче­ские свободы. Теперь от либерализма не осталось и следа. Знамя буржуазно-демократических свобод вы­брошено за борт. Это знамя придется поднять вам и понести его вперед, если хотите собрать вокруг себя большинство народа».  

КПРФ на собственном опыте имела возможность убедиться, что утверждающая свою власть олигархи­ческая буржуазия выбросила за борт и другое знамя. Это, как называл его Сталин, — «знамя националь­ной независимости и национального суверенитета». И это знамя придется поднять и понести вперед — ес­ли мы хотим быть патриотами своей страны и стать руководящей силой нации. Именно так Сталин ста­вил вопрос перед коммунистами.

Актуальность сталинской идеи органичного слия­ния борьбы за социализм с движением за националь­ную независимость, демократические права и свобо­ды трудящихся приобрела в наши дни особую остроту. Мы являемся свидетелями настоящего взрыва нацио­нального самосознания народов различных регионов мира, подвергшихся идеологической, политической и военной агрессии Запада. Наблюдается неудержимый прорыв огромных людских потоков к своим традици­онным корням, и это мощное движение тесно связа­но с нарастанием борьбы против либерального тота­литаризма.  

Особенностью России является то, что националь­но-освободительная борьба народа становится одно­временно главной формой классовой борьбы угнетен­ных, ограбленных и обнищавших народных масс против криминальной компрадорской буржуазии и коррумпированной бюрократии за восстановление социальной и национальной справедливости. Только победа в этой борьбе даст нашей стране возможность найти выход из исторического тупика, создаст почву для нового сплочения всех народов исторической России.

События сталинской эпохи служат для нас не только яркими приметами прошлого, но и маяками будущего — того будущего, за которое борются рос­сийские коммунисты. Эти события учат нас, все под­линно демократические силы понимать и чувствовать свою ответственность за судьбу страны. Коммунисти­ческая партия Российской Федерации давно заявила, что принимает на себя ответственность за прошлое, настоящее и будущее нашей державы. Как говорил Сталин, «раз мы пришли к власти и взяли на себя за­дачу преобразования страны на основе социализма, мы отвечаем и должны отвечать за все — и за плохое, и за хорошее».  

Компартия готова ответить на вызовы, которые бросили ей поработители России. Это прежде всего:

колоссальное социальное неравенство;  

демографическая катастрофа;

духовно-нравственная деградация;  

развал экономики, посаженной на иглу экспорта природных ресурсов;

утрата обороноспособности и потеря ключевых союзников.  

Если Россия и дальше пойдет по такому пути, то у нее не останется никаких перспектив в XXI веке.

Российские коммунисты считают, что только со­циализм сможет отвернуть Россию от гибельного кур­са, освободить ее от полуколониальной зависимости. Социалистическая перспектива дальнейшего разви­тия страны — единственная путеводная звезда к спа­сению для трудящегося населения и будущих поколе­ний. Именно социализм наиболее полно воплощает в себе тысячелетнюю русскую идею, которая способна сплотить нацию для одоления смуты и хаоса «ре­форм», обратить взоры людей к духовным и нравст­венным истокам страны, в которой им выпало ро­диться и жить.  

Речь не идет о бездумном копировании прошлого опыта, воссоздании каких-либо ущербных «версий социализма», которые подавляют личность, стригут всех под одну гребенку. «Социализм не может отвле­каться от индивидуальных интересов, — писал И. В. Сталин еще в 1934 году. — Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество. Более того, социалисти­ческое общество представляет единственную прочную гарантию охраны интересов личности».

Не всем нравился такой подход к пониманию ос­новных задач социализма. И не случайно борьба с попытками вульгарной трактовки социализма в ста­линскую эпоху выливалась, как правило, в острые по­лемические столкновения. При этом многие идеи, высказанные Сталиным, имеют непреходящее значе­ние. «Некоторые думают, что социализм можно укре­пить путем некоторого материального поравнения людей на базе бедняцкой жизни, — говорил он. — Это не верно. Это — мелкобуржуазное представление о социализме. На самом деле социализм может по­бедить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме, на базе изобилия продуктов и всякого рода предметов по­требления, на базе зажиточной и культурной жизни всех членов общества...»  

Оценивая закономерности развития человечества в начале XXI столетия, КПРФ исходит из того, что каждый народ и каждая страна должны реализовывать эти закономерности с учетом своих национальных осо­бенностей и своего исторического опыта. Теория и практика коммунистического движения в нашей стране, извлеченные из него уроки позволяют ут­верждать, что разрешить наболевшие в российском обществе проблемы может, как мы уже говорили, только русский социализм. Формулируя эту цель, ком­мунисты имеют в виду прежде всего его характерные черты и отличия.

Русский социализм предполагает гармоничное сочетание державной мощи с народными свободами, государственного регулирования — с демократичес­кими институтами, национальной самобытности — с дружбой народов, нашего многовекового историчес­кого опыта — с достижениями советского строя, со всем лучшим, что заложено в мировой культуре.  

Русский социализм — это социализм в его обнов­ленных формах, отвечающих современному уровню производительных сил, с высоким качеством жизни населения, условиями для развития личности.

Сталинский взгляд на социализм для нас важен тем, что, по его убеждению, общество, за которое бо­рются коммунисты, должно быть не только наиболее справедливым в социальном плане, но и «самым бо­гатым в мире». Это и есть главная особенность рус­ского пути — пути развития России. Обращаясь к трагедии начала девяностых годов — падению КПСС, распаду СССР, ликвидации мировой системы социа­лизма, — нетрудно увидеть, что именно нерешенность задачи повышения благосостояния основной массы людей во многом обусловила деструктивный взрыв.  

Соединение исторического опыта социально-классовой борьбы с русской идеей, с народными тра­дициями позволяет обеспечить действенность массо­вого движения сопротивления, придать ему созидательный характер, направить его на решение давно назревших коренных интересов России.

Компартия Российской Федерации — это единст­венная реальная политическая организация в стране, последовательно отстаивающая интересы людей на­емного труда. Из предшествующего опыта россий­ского, советского и мирового коммунистического движения КПРФ берет все проверенное практикой, что позволяет ей формироваться как истинной пар­тии трудящихся, дающей ответы на самые актуальные вопросы современного общественного развития.  

КПРФ выступает во главе самых широких патри­отических сил, способных спасти страну в час труд­нейших испытаний. Как и в девяностые годы, Ком­партия остается главным объединительным центром протестного движения против антинародной полити­ки олигархии и компрадорской буржуазии.

Обращение к достижениям Советской страны в сталинскую эпоху призвано сегодня помочь решению целого ряда практических задач наших дней и обо­зримого будущего. Как воссоздать в России сильное, справедливое, эффективно действующее государст­во? Как вернуть державе ее естественную геополити­ческую роль? Как решить острейшие национальные проблемы? Как в кратчайшие сроки одолеть эконо­мический хаос, нищету и безработицу? Как объеди­нить общество в стремлении к высшим нравственным идеалам и значимым политическим целям?  

Уверенно удерживая положение политического и морального лидера российского общества, КПРФ разработала свою обновленную Программу, которая раскрывает основные задачи деятельности партии в современных условиях, дает ответы на самые живо­трепещущие вопросы. В основу ее содержания поло­жена главная цель всей борьбы коммунистов, без ко­торой все другие шаги прогрессивных сил теряют смысл, — вернуть народу власть и собственность.

Власть и собственность сделают народ хозяином своей судьбы.  

Свою первоочередную задачу Компартия видит в том, чтобы отстранить от власти мафиозно-компра­дорскую буржуазию.

Напомним, что Сталин был сторонником унитар­ной системы формирования союзного государства, сторонником жесткой централизации в государствен­ном управлении. Но эти взгляды диктовались специ­фическими чертами России, условиями времени, в котором приходилось в те годы строить новое обще­ство. Это в конечном счете определялось интереса­ми страны и отвечало интересам основной массы тру­дящихся. В отличие от нынешней централизации власти, которая осуществляется в интересах узкой группы лиц; Не случайно поэтому построение так на­зываемой вертикали управления в «новой» России со­провождалось и сопровождается беззастенчивым по­давлением демократических свобод, без которых сегодня немыслима жизнь любого цивилизованного общества.  

На знамени КПРФ начертано слово народовлас­тие, что означает власть трудящегося большинства, объединенного посредством Советов и иных форм са­моуправления народа. Эта власть позволит россий­скому обществу прекратить опасное балансирование на скользкой грани, с которой можно окончательно сползти к авторитарности. Она положит конец все­властию олигархических кланов, породивших нена­сытный класс чиновников и бюрократов, которые, подобно тромбам, закупорили всю кровеносную сис­тему государства.

Вернув власть трудящимся, КПРФ вынесет на всенародное голосование проект новой Конституции России, которая закрепит переход власти к Советам трудящихся, передаст в руки народного государства основные отрасли экономики, создаст гарантии их использования в общенародных целях. Только опира­ясь на волю граждан, партия начнет демонтаж систе­мы экономического и социального неравенства.  

Предполагается создать открытую избирательную систему, где не будет места информационному террору, грязным технологиям и всевластию денег. Выборы в органы власти станут прозрачными, освободятся от давления частного капитала и черного пиара. Комму­нисты сломают систему тотальных фальсификаций, созданную российской бюрократией, будут добиваться наказания виновных в нарушениях закона при орга­низации избирательных кампаний. Выборы в органы государственной власти и местного самоуправления будут проводиться на основе реального равенства уча­стников и свободного волеизъявления граждан.

Все граждане получат твердые гарантии соблюде­ния прав личности, свободы слова и вероисповеда­ния. Гарантируются свобода оппозиционной деятель­ности, многопартийность, отказ от вмешательства государства во внутреннюю жизнь партий.  

Решая эти задачи, КПРФ исходит из того, что сплочение подавляющего большинства населения страны, всех, кому дороги коренные интересы госу­дарства, может обеспечить только создание правитель­ства народного доверия.

В своей борьбе за возвращение страны на социа­листический путь развития, за ее целостность и неза­висимость, благополучие и безопасность граждан, физическое и нравственное здоровье народа Компар­тия руководствуется целями, близкими и понятными всем трудящимся.  

Провозглашенное в качестве одной из главных за­дач партии достижение социального равенства будет основываться на освобождении труда, на ликвидации эксплуатации человека человеком и всех видов соци­ального паразитизма. В случае своего прихода к влас­ти КПРФ ликвидирует главные источники эксплуата­ции народа, установив общественную собственность на землю, природные ресурсы, ключевые отрасли производства. Будут возвращены в собственность го­сударства электроэнергетика, транспорт, военно-про­мышленный комплекс, нефтяные и газовые место­рождения, незаконно приватизированные заводы и шахты. Доходы этих отраслей должны пополнять гос­бюджет и использоваться в интересах всех граждан. Ограничивается экспорт невосполнимых природных ресурсов, таких как нефть, газ, алмазы, взят курс на их глубокую переработку внутри страны, наряду с ле­сом и морскими биоресурсами.

При этом сохраняется все многообразие форм собственности, доказавших свою жизненность, спо­собность служить общенациональным интересам. Национализация ведущих отраслей экономики будет сочетаться с мерами по развитию малого и среднего предпринимательства.  

Полученные от национализированной собствен­ности средства будут направляться на модернизацию промышленности и сельского хозяйства, транспорт­ной системы, на жилищное и дорожное строительст­во, масштабное развертывание геолого-разведочных работ. Расширяя ресурсный потенциал страны, они помогут осуществить меры экологической защиты и охраны природы.

Стимулированию экономического развития будет служить шкала прогрессивного налога, при которой налогообложение богатых людей будет составлять 30 и более процентов от доходов.  

Намеченные меры помогут укрепить обороно­способность страны, модернизировать предприятия военно-промышленного комплекса, повысить бое­вую готовность вооруженных сил и авторитет воин­ской службы. Будут обеспечены социальные гарантии военнослужащим, предоставлено жилье их семьям, значительно улучшено обеспечение военных пенси­онеров.

Компартия считает недопустимым, что триллио­ны рублей в Фонде будущих поколений и Резервном фонде, в который продолжают поступать доходы от высоких цен на экспорт нефти и газа, по-прежнему находятся без движения. Государственные средства, хранящиеся в западных банках под символические проценты, продолжают работать на чужую экономи­ку. Необходимо вернуть их в Россию и использовать в интересах экономического и социального развития.  

  Расчеты специалистов показывают, что при пра­вильной, разумной политике в области сельского хозяйства Россия имеет реальную возможность за кратчайший срок превратиться в крупнейшую продо­вольственную державу мира и полностью отказаться от импорта продуктов питания. В каждой стране под­держка сельского хозяйства — это политика социаль­ной ответственности. Например, в стоимости произ­веденной сельхозпродукции объем государственных дотаций в странах ЕС составляет в среднем 33 про­цента, а в Норвегии, северной стране, близкой нашей по климатическим условиям, — 68 процентов. Как видим, на Западе, в отличие от России, понимают, что сельское хозяйство является важнейшей отраслью и нуждается в дотациях. У нас же с начала реформ, еще на рубеже восьмидесятых — девяностых годов, наве­сили на село ярлык «черной дыры», в которую якобы бесполезно вкладывать средства. И предпочитают за­купать продовольствие за рубежом, что, по сути, оз­начает субсидирование чужого фермера вместо под­держки своего крестьянина.  

Утрата продовольственной безопасности, рост цен — плоды этой безответственной политики. КПРФ считает, что серьезная модернизация сельского хо­зяйства требует, чтобы вложения в него составляли не менее 10 процентов расходной части федерального бюджета. Это поможет в короткие сроки преодолеть катастрофическое отставание агропромышленного комплекса от организации сельскохозяйственного производства в ведущих странах. В качестве основы возрождения села следует рассматривать всесторон­нюю поддержку крупных коллективных хозяйств по производству и переработке сельхозпродукции.

Стратегическая задача успешного развития стра­ны — всесторонняя поддержка фундаментальной и прикладной науки, которая также стала полем реали­зации чисто коммерческих интересов. Ученые имеют право на достойную жизнь и должны быть обеспече­ны высокой заработной платой и всем необходимым для исследовательской деятельности. Для этого сле­дует увеличить финансирование науки, осуществить поддержку существующих наукоградов и начать стро­ительство новых. Предстоит большое внимание уде­лить развитию наукоемкого производства.  

КПРФ выступает за восстановление высокого стандарта всеобщего и бесплатного образования, ко­торый прекратит разрушение советской системы в этой области, признанной лучшей в мире. Будет пре­кращено повсеместное навязывание перехода на двух­уровневый «болонский стандарт» («бакалавриат — магистратура»), которое осуществляется в стране во­преки мнению образовательного сообщества. Ком­мунисты намерены восстановить серьезно постра­давшую за годы реформ, а местами и полностью разрушенную, систему профессионально-техничес­кого и среднеспециального образования.

Компартия считает необходимым осуществить срочную программу мер по борьбе с бедностью. Зар­платы, пенсии, стипендии, объем иного социального обеспечения не могут быть ниже прожиточного ми­нимума и должны закрепляться законодательно. Бу­дет введен госконтроль над ценами на товары первой необходимости и топливо, возвращены гарантии и льготы социально незащищенным категориям граж­дан. В трудовом стаже станут учитывать время учебы, армейской службы, отпуска по уходу за ребенком. Компартия не намерена повышать возрастные рамки для выхода на пенсию.  

Намечено восстановить социальные льготы со­ветского времени. Их получат многодетные семьи, инвалиды, граждане, проживающие в сложных при­родно-климатических условиях. Возвратятся гарантии бесплатного и качественного образования и меди­цинского обслуживания. Поднять престиж честных тружеников помогут звание «Ветеран труда» и соот­ветствующие ему льготы.

Коммунисты намерены инициировать пересмотр всех законов, ухудшивших материальное положение граждан, позволяющих растаскивать и грабить при­родные ресурсы страны. В их числе — 122-й закон «О монетизации льгот», Трудовой, Жилищный, Земель­ный, Лесной и Водный кодексы.  

Правительство народного доверия восстановит ответственность власти за жилищно-коммунальное хозяйство, расширит государственное жилищное

строительство.

Одним из его первых шагов станет решение наи­более острой проблемы, от которой находится в зави­симости все будущее России. Речь идет о том, чтобы остановить вымирание страны, начавшееся при Ель­цине и не прекратившееся по сей день.  

Общество давно бьет тревогу, считая, что смерт­ность россиян растет, в первую очередь по мере того, как становятся все более дорогими и недоступными для них качественные продукты питания, медицин­ское обслуживание, лекарства. Именно здесь, по мне­нию многих демографов и социологов, кроется при­чина того, что в современной России умирает в два раза больше людей, чем в советское время. Сегодня в стране детей восьмилетнего возраста в два раза мень­ше, чем восемнадцатилетних. Постоянно растет по­ток мигрантов из ближнего зарубежья, за которым скрываются, как считают многие демографы, значи­тельно более высокие цифры смертности русского населения, нежели нам дает официальная статистика.

Замещение вымерших русских мигрантами, кото­рыми латаются демографические дыры, оборачивает­ся тем, что население России нередко пополняют люди, совершенно отчужденные от нее. Подвергнув­шись жестокой эксплуатации на частных предприя­тиях, они зачастую начинают испытывать и враждеб­ные чувства к нашей стране, воспринимают ее лишь как пространство для заработка. Общество, состоя­щее из морально и физически деградирующего ко­ренного населения и мигрантов, выступающих в роли рабочей силы, но не ассоциирующих себя духовно и социально со страной пребывания, является идеаль­ной средой для криминально-репрессивной системы управления.  

КПРФ исходит из того, что необходимы серьез­ные практические меры по росту рождаемости, а не их имитация в виде обещанного материнского капи­тала за рождение второго ребенка. К моменту выпла­ты он будет иметь чисто символическое значение, так как за счет него невозможно будет всерьез решить ни проблемы жилья, ни образования. Власть не хочет по­нять, каким тормозом роста рождаемости стали при­нятые законы о платности образования и здравоохра­нения, откровенно людоедский Жилищный кодекс, в соответствии с которым коммунальные услуги из года в год дорожают на четверть. Эти законы необходимо либо упразднить, либо принципиальным образом скорректировать в целях защиты граждан.

Компартия считает необходимым разработать программу, включающую предоставление семьям бес­платного и действительно доступного жилья, восста­новление льгот для многодетных семей, воссоздание сети общедоступных детских садов.  

Важны не только материальные факторы стиму­лирования будущих родителей. Не менее важно вос­становление базовых жизненных ценностей, главной среди которых является полноценная семья.

Назрела острая необходимость создания особой государственной комиссии по защите детства в Рос­сии. КПРФ считает, что в течение двух лет, при заин­тересованном отношении государства, можно будет решить проблему детской беспризорности, которая является позором страны.

Предлагаемые меры явятся основой создания для людей достойной жизни, утверждения в обществе принципа социальной справедливости, предполагаю­щего гарантированное право людей на труд и его должное вознаграждение, доступное всем образова­ние, бесплатную медицинскую помощь, благоустро­енное жилье, отдых, заботу государства о семье, детях и ветеранах.  

Наряду с этим необходимо будет вернуть не толь­ко утраченную ответственность общества перед гражданином, но и каждого гражданина перед обще­ством, восстановить единство прав и обязанностей человека.

КПРФ — это единственная партия в России, для которой интересы Родины превыше всего. Крае­угольным камнем всей ее политики явится формиро­вание у людей патриотизма, уважения к истории и культуре, традициям страны. Предполагается корен­ным образом перестроить всю систему духовного и нравственного воспитания людей, положив в ее осно­ву принципы справедливости, добра, человеколюбия, нестяжательства, пресечь распространение пошлости и насилия через телевидение, восстановить уважение к своему родному языку. Уже сейчас партия присту­пила к реализации своей программы по русскому вопросу.

Будут обеспечены подлинное равноправие наций, дружба народов, единство патриотических и интерна­циональных начал. Большая роль отводится защите исторических и духовных ценностей великой русской культуры как основы духовного единства многонацио­нальной России, национальных культур всех народов страны. Средства массовой информации законода­тельно ограждаются от пропаганды пошлости, наси­лия и цинизма.  

Своим приоритетом КПРФ считает преодоление трагического разрыва между братскими народами Со­ветского Союза, искусственно созданного в течение двух последних десятилетий, восстановление на доб­ровольной основе единого союзного государства. Предпосылками реализации этих целей служит то, что эксплуатируемые народы бывших союзных рес­публик все больше сознают, куда ведут их утвердив­шиеся у власти круги, свои так называемые «элиты».

Будут немедленно предприняты шаги к заключе­нию реального и прочного российско-белорусского союза, присоединению к нему всех желающих.  

Во внешней политике полностью отрицается воз­можность каких-либо территориальных уступок. КПРФ укрепит позиции России на Дальнем Востоке, реализует масштабную программу развития Сибири и дальневосточных регионов.

Соотечественники за пределами России получат ее защиту. Внешнеполитический курс страны будет служить утверждению многополярного мира, расши­рению сотрудничества с государствами независимого выбора, роспуску агрессивного блока НАТО, повы­шению роли ООН. Россия будет активно участвовать в борьбе против международного терроризма, одно­временно выступая против попыток приравнять к экстремизму борьбу за национальное освобождение и социально-классовое равенство.  

КПРФ отвергает все обвинения в популизме, ко­торые звучат в ее адрес тем громче, чем реалистичнее и решительнее требования партии, ее действия. За та­кими обвинениями кроется лишь одно — стремление олигархических кругов и вскормленной ими бюро­кратии всеми силами защитить свои алчные интере­сы, сохранить свои позиции в обществе незыблемы­ми. Но обманывать народ становится все труднее.

С целью подтверждения вотума народного дове­рия КПРФ готова вынести ключевые положения сво­ей программы строительства новой России — могу­чей и процветающей страны, страны XXI века — на всероссийский референдум.

* * *  

Конец XX века и начало третьего тысячелетия ста­ли для России временем огромных человеческих и ма­териальных потерь. В новую эпоху страна вступила с подорванной экономикой, загубленной промышлен­ностью и разоренным селом. С утраченным лидер­ством в образовании и науке.

С такой участью наш великий народ никогда не смирится. Народ с уникальной культурой, с героичес­кой историей побед и свершений, с примерами жерт­венного служения добру, правде и справедливос­ти — такой народ заслуживает иной жизни. Жизни, а не жалкого существования на грани нищеты, прозя­бания, без надежды на то, что завтра всё изменится к лучшему.  

Но у России есть шанс для прорыва в будущее. Еще не весь экономический потенциал утрачен. Не все природные ресурсы вычерпаны. Не все научные школы свернуты. И есть главное — люди, способные мыслить и действовать, трудиться и побеждать. Люди, уставшие от безрадостной жизни и умеющие решать сложнейшие задачи. Готовые создавать новую Россию и способные осознать, что великой она может быть только на пути социалистического развития.

У коммунистов есть все основания для социально­го оптимизма. Это — более чем вековой опыт револю­ционной борьбы за утверждение идеалов социальной справедливости. Это — наша история. Это выдающие­ся успехи, расцвет нашей Родины в XX веке.  

Обращаясь к биографии Сталина, перечитывая сталинские строки, видишь, что это целая программа деятельности коммунистов в новой исторической эпохе. В обстановке, когда под напором «глобали­зации» круто меняется судьба народов, идет ломка духовных основ их жизни, а государства лишаются су­веренитета, перенимают «демократию» западного об­разца, утрачивают свою самобытность. Рушится сам смысл существования человеческой цивилизации.

Вот почему для нас особенно важен опыт станов­ления Советского Союза в качестве мировой сверх­державы, лидера огромного геополитического блока, культурного и идеологического феномена всемирно-исторического масштаба. Становления, которое при­шлось на период правления такого выдающегося че­ловека и политического деятеля, каким был Иосиф Виссарионович Сталин.  

Трудно опровергнуть главный аргумент Сталина, который стараются не замечать его нынешние оппо­ненты, — это великая держава, которую оставил он наследникам. Держава, без которой не решался ни один серьезный вопрос в мире.

«Историческая победа будет за мной». Эти проро­ческие слова Сталина в наши дни должны помнить не только коммунисты, но и те, кто пытается опорочить народного вождя.  

Сталин был человеком огромной веры в созида­тельную мощь своего народа. Эта вера передавалась миллионам людей, поскольку она подкреплялась и утверждалась практическими делами. Без единства веры, слова и дела было бы невозможно пройти по пути, избранному Сталиным. По пути, который при­вел к невиданному расцвету страны, в которой все на­роды ощущали себя великими и могучими.

Этот путь был нелегким. Были серьезные ошибки и заблуждения, от которых никогда не застрахованы первопроходцы. И чем труднее было идти, чем непри­ступнее были препятствия, тем чаще и громче звучал в партии бессмертный сталинский девиз: «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять».  

Эти слова вдохновляют всех коммунистов и сего­дня. Нам по силам одолеть крепость, в которой засе­ли временщики России.

Мы сможем это сделать! Волею большинства страны. Силою единства ее трудового народа. Объ­единившись со всеми, кто выбирает путь возрожде­ния России.

Версия для печати