• Главная
  • Журнал
  • 2020
  • № 1(114) 2020
  • С.В.Кожемякин (Киргизская Республика, г. Бишкек). Ислам в Средней Азии и Казахстане: реальность, перспективы и возможные угрозы.

С.В.Кожемякин (Киргизская Республика, г. Бишкек). Ислам в Средней Азии и Казахстане: реальность, перспективы и возможные угрозы.

С.В.Кожемякин (Киргизская Республика, г. Бишкек). Ислам в Средней Азии и Казахстане: реальность, перспективы и возможные угрозы.

КОЖЕМЯКИН СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ, кандидат политических наук, собственный корреспондент газеты «Правда» (Киргизская Республика, г. Бишкек).

 

Одной из главных тенденций, характеризующих развитие республик Средней Азии и Казахстана в постсоветское время, является возрастание роли ислама. Анализ этого явления, нередко именуемого «религиозным ренессансом», позволяет выделить следующие его основные признаки.

Во-первых, значительное увеличение числа активно верующих, то есть граждан, соблюдающих все основные религиозные обряды и предписания. Во-вторых, укрепление позиций ислама как социального института, оказывающего влияние на политику, систему образования, культуру и мировоззрение населения. В-третьих, усиленное проникновение радикальных течений, создающих благоприятную почву для дестабилизации внутриполитической обстановки в интересах определённых зарубежных сил.

 

I. На перепутье. Ислам в условиях перехода

от единого социалистического СССР

к независимым государствам

Чтобы лучше понять происходящие в последние тридцать лет изменения, необходимо кратко рассмотреть религиозную политику Советской власти. Вопреки активно навязываемым сегодня утверждениям,

в СССР основные конфессии, включая ислам, никогда не запрещались. Вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции,

20 ноября (3 декабря) 1917 года, было принято обращение Совета Народных Комиссаров «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». В нём, в частности, сообщалось: «Мусульмане России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России! Отныне ваши веровании и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всей мощью революции и её органов, Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов». (См.: Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока // https://constitution.garant.ru/history/act1600-1918/5310/).

Большинство трудящихся из числа мусульман бывшей Российской империи с воодушевлением приняли Советскую власть и включились

в социалистическое строительство. Руководство страны и её законы гарантировали свободу вероисповедания. В сентябре 1920 года в Уфе прошёл I Всероссийский съезд мусульман, одним из решений которого стало создание Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ). В последующие годы состоялись съезды мусульман Казахстана, Башкирии, Татарстана и других регионов со значительной долей населения, исповедующего ислам. Духовные управления мусульман, сохранявшие довольно сильную автономию от ЦДУМ, были созданы

в Средней Азии — Самарканде, Хиве, Коканде, Андижане, Намангане и ряде других городов. В 1920-е годы в мусульманских регионах действовали религиозные шариатские суды (суды казиев), решения которых, однако, не могли противоречить советскому законодательству. Мусульманские праздники — Ураза-байрам и Курбан-байрам — не запрещались, а в ряде местностей даже носили официальный характер.

В 1930-е годы, в условиях коллективизации, индустриализации, форсированной культурной революции и подготовки СССР к войне, политика государства в отношении религии была ужесточена. Однако и тогда это не привело к полному закрытию мечетей и запрету отправления мусульманских культов. Новая страница в отношениях религии и государства была открыта в годы Великой Отечественной войны. В январе 1943 года духовные лидеры Средней Азии, собравшись в Ташкенте, объявили джихад («священную войну») фашистской Германии. Мусульманами был организован сбор средств на нужды обороны. К примеру, верующие Казахской ССР к октябрю 1943 года передали в Фонд обороны почти 400 тыс. руб. и более 100 т зерна, а также домашний скот и птицу. Всего за время войны мусульмане Средней Азии и Казахстана собрали 1,28 млн. руб. (См.: Ахмадуллин В.А. Патриотическая деятельность духовных управлений мусульман в годы Великой Отечественной войны. — М., 2015. С. 22—23).

Изменяется организационная структура мусульманской общины СССР. В годы войны были созданы четыре духовных управления — Северного Кавказа; Европейской части СССР и Сибири; Закавказья, а также Средней Азии и Казахстана (САДУМ). Последний был учреждён

по итогам съезда улемов (богословов), проходившего с 15 по 20 октября 1943 года в Ташкенте. Председателем управления был избран известный узбекский богослов и исламский правовед Эшон Бабахан ибн Абдулмажидхан (1858—1957). Он же стал муфтием (высшим духовным лицом) всех пяти республик региона.

По состоянию на 1948 год в ведении САДУМ находились 183 мечети. Из них почти половина (79) в Узбекистане, 36 в Киргизии, 28 в Казахстане, 23 в Таджикистане и 17 в Туркмении. (См.: Силантьев Р.А. Мусульманская дипломатия в России: история и современность. — М., 2009. С. 166). По этому показателю САДУМ находилось на первом месте среди остальных духовных управлений. Для подготовки имамов — настоятелей мечетей — в 1945 году было открыто медресе «Мир-Араб» в Бухаре. Начинается издание Корана и других духовных книг, а также ежеквартального журнала «Мусульмане Советского Востока». В 1971 году открылось высшее исламское учебное заведение — Исламский институт в Ташкенте. САДУМ имело тесные связи с исламским миром, чему способствовало создание Отдела международных связей мусульманских организаций СССР.

Таким образом, ислам не только находился на легальном положении,

но и пользовался поддержкой со стороны государства. Вместе с тем в советское время строго соблюдался принцип отделения религии от государства и от школы. Вопросами религиозных организаций занимался (с 1943 г.) Совет по делам религиозных культов при Совете Министров СССР.

В 1965 году его сменил Совет по делам религий при правительстве.

Однако негативные явления, которые после смерти И.В.Сталина накапливались в стране и партии, отразились и на религиозной ситуации. Среди прочего, это выразилось в росте «подпольного ислама». По некоторым данным, к 1980 году на 500 с небольшим официальных мулл — служителей мусульманского культа — в стране приходилось вдесятеро большее количество нелегальных. Аналогичным было соотношение официально зарегистрированных и подпольных мечетей. В одной только Таджикской ССР в первой половине 1980-х годов таковых выявили свыше двух сотен. Подобные явления не были бы возможны без содействия местных должностных лиц.

Также в позднесоветское время начинают возникать нелегальные организации, проповедовавшие радикальные взгляды — вплоть

до призывов установления исламского государства. Одна из них — «Нахзати исломи» — появилась в 1974 году в Таджикистане под руководством будущего главы Объединённой таджикской оппозиции и Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) Саида Абдулло Нури. К середине 1980-х годов это была уже разветвлённая подпольная сеть, публиковавшая собственные брошюры. Арест свыше 40 человек

в 1986 году не сильно повредил движению, и ко времени разрушения СССР в республике существовала внушительная база для претензий исламистов на политическую власть. (См.: 40-летие ПИВТ: Из подполья в парламент // https://rus.ozodi.org/a/forty-years-islamic-party-tajikistan-analysis/24968636.html).

Руководство страны пыталось пресечь распространение радикальных течений. В 1981 году выходит постановление ЦК КПСС «О мероприятиях по противодействию попыткам противника использовать „исламский фактор” во враждебных СССР целях», а в 1983 году — постановление «О мерах по идеологической изоляции реакционной части мусульманских священнослужителей». Но серьёзно повлиять на ситуацию эти меры не смогли.

Разрушение Советского Союза и «парад суверенитетов» привели

к всестороннему кризису, затронувшему экономическую, политическую, культурно-мировоззренческую сферы жизни новых независимых государств. Контроль над религией был резко ослаблен, а в ряде случаев и вовсе исчез. В условиях ликвидации официальной идеологии и проникновения иностранных эмиссаров это привело к взрывоподобному росту числа людей, называющих себя практикующими мусульманами, а также мечетей и посещающих их граждан.

По данным исследования, проведённого международной ассоциацией WIN/Gallup International, наиболее «религиозной» республикой региона является Таджикистан. 85% опрошенных граждан республики назвали себя глубоко верующими. Далее следуют Туркмения (80%), Киргизия (72%), Казахстан (64%) и Узбекистан (51%). (См.: Названа самая религиозная страна в Центральной Азии — рейтинг // https://ru.sputnik.kg/asia/20180125/1037407430/nazvana-samaya-religioznaya-strana-v-centralnoj-azii..... Сравнительно низкие показатели Узбекистана могут быть связаны с жёсткой политикой в отношении ислама, проводимой при режиме И.А.Каримова.

Конечно, не все жители, называющие себя мусульманами, строго соблюдают обрядовую сторону религии. Так, в Киргизии, по подсчётам Государственной комиссии по делам религий, 47,3% приверженцев ислама держат пост во время месяца Рамазан, 33,5% не пропускают пятничного намаза (религиозной службы), 28,8% совершают пятикратный ежедневный намаз. (См.: Сколько верующих посещают мечети в Кыргызстане — итоги исследования // http://www.ca-irnews.com/ru/society/religion/62926-сколько-верующих-посещают-в-мечети-в-кыргызстане).

Что касается количества мечетей, то динамика, согласно данным государственных статистических ведомств, выглядит следующим образом:

 

Количество мечетей в республиках Средней Азии и Казахстане

на 2016 год (по Туркмении — на 2010 г.).

Для сравнения: рост населения в 1991—2016 гг.

 

 Страна Число
мечетей 
 в 1991 г. 
 Число
мечетей 
в 2016 г.
 Рост
числа
 мечетей 
 Рост
населения
 Казахстан 68  2516  в 37 раз 8%
 Киргизия 39  2669  в 68 раз 36%
 Таджикистан  17  3930 в 231 раз 62%
 Туркмения  4  398 в 100 раз 49%
 Узбекистан 300   2065  в 7 раз 52%


В последующие годы число мечетей продолжало расти в большинстве республик региона. Например, в Киргизии по состоянию на август 2018 года их насчитывалось уже 2 811.

Пропорционально росту числа мечетей выросла и численность служителей культа. В Казахстане насчитывается 3 611 имамов, в Киргизии — 2 500, Таджикистане — 3 914, Узбекистане — 4 100 имамов. По Туркмении информация не известна. (См.: Ислам и государства Центральной Азии_ Риторика и практика отношений // https://www.fergananews.com/articles/9618).

Значительно увеличилось в постсоветские годы и количество мусульманских учебных заведений. В Узбекистане насчитывается два исламских университета (Ташкентский Исламский Университет и Ташкентский Исламский Институт имени имама Бухари) и 9 медресе, одно из которых (существующее с советского времени медресе «Мир-Араб») имеет статус «высшего медресе университетского уровня». Схожая картина в Казахстане: один университет, один институт повышения квалификации для имамов, 9 медресе и несколько центров подготовки чтецов Корана.

В Киргизии расклад иной. Из общего количества исламских учебных заведений (114) действует один университет, 9 институтов и 104 медресе. На другом полюсе располагается Таджикистан, где функционирует всего один государственный исламский институт. По Туркмении данные отсутствуют. Таким образом, Киргизия является несомненным рекордсменом по плотности исламского религиозного образования. Одно учебное заведение приходится на 68 тыс. жителей (в Казахстане — на 1,36 млн., Таджикистане — на 8,65 млн., Узбекистане — на 3,21 млн.). (См.: Ислам и государства Центральной Азии_ Риторика и практика отношений // https://www.fergananews.com/articles/9618).

Стабильно увеличивается число жителей региона, совершающих хадж — паломничество к мусульманским святыням в Медине и Мекке. В 2018 году в Саудовскую Аравию отправились 10 тыс. паломников

из Узбекистана (7,2 тыс. в 2017-м), 5,4 тыс. из Киргизии (4,8 тыс.

в 2017-м), 3 тыс. из Казахстана (2,5 тыс. в 2017-м), 6 тыс. из Таджикистана (столько же в 2017 г.). И это не считая так называемого малого хаджа (умра), который совершает сопоставимое количество граждан. Пример подают сами руководители государств. Так, в 2014 году паломничество в Саудовскую Аравию совершил тогдашний президент Киргизии Алмазбек Атамбаев, в 2016-м исламские святыни (причём уже

в четвёртый раз!) посетил глава Таджикистана Эмомали Рахмон, в том же году хадж совершил (вторично) его туркменский коллега Гурбангулы Бердымухамедов. Бывал в Мекке и Медине экс-глава Казахстана Нурсултан Назарбаев.

Что касается системы государственного регулирования религиозной сферы, в Казахстане этим занимается Комитет по делам религий

в составе Министерства информации и общественного развития, в Узбекистане — Комитет по делам религий при правительстве, в Таджикистане — Комитет религии, упорядочению национальных традиций, торжеств и обрядов при правительстве, в Киргизии — Государственная комиссия по делам религий при правительстве, в Туркмении — Комитет по делам религий при президенте. Основными общественными организациями выступают Духовные управления мусульман, а в Таджикистане — Исламский центр.

Создание религиозных партий во всех республиках на сегодняшний день запрещено на уровне законодательства. В течение довольно длительного времени из числа соседей выбивался Таджикистан. По мирному соглашению 1997 года, завершившему в стране гражданскую войну, там была легализована Партия исламского возрождения (ПИВТ). Она стала преемницей Объединённой таджикской оппозиции — одной

из двух сторон вооружённого конфликта 1992—1997 годов. Почти два десятилетия ПИВТ являлась основной оппозиционной силой Таджикистана и была представлена в парламенте. Однако в 2015 году партию обвинили в попытке вооружённого мятежа и запретили, попутно внеся

в список террористических организаций. Большая часть руководителей ПИВТ отбывает различные сроки тюремного наказания.

 

II. Сходства и различия.

Положение ислама в пяти республиках

В целом, политика государства по отношению к религии в регионе

не является однородной. В Таджикистане после запрещения Партии исламского возрождения произошло ужесточение контроля над данной сферой. Все религиозные учреждения должны отчитываться об источниках дохода, имуществе, использовании средств и имущества,

а также о заработной плате сотрудников и уплаченных налогах. Соответствующие поправки были внесены в 2018 году в закон «О свободе совести и религиозных объединениях Таджикистана». Ещё ранее,

в 2014 году, имам-хатибы соборных и пятничных мечетей (всего 265 человек) стали получать заработную плату из государственного бюджета наряду с госслужащими. Несовершеннолетним гражданам запрещено посещать мечети. Министерство образования и науки опубликовало правила внешнего вида для школьников, которые предусматривают запрет на ношение хиджабов для девочек и бород для юношей.

Произошло сокращение числа культовых сооружений. В 2018 году власти республики приняли решение о закрытии почти двух тысяч мечетей из-за отсутствия разрешительных документов. Как пояснил председатель Комитета религии, упорядочению национальных традиций, торжеств и обрядов Сулаймон Давлатзода, большинство из них были построены и функционировали без соответствующих документов и не прошли процедуру регистрации. Например, в городе Исфара и Исфаринском районе были закрыты 24 мечети из 113. (См.: В Таджикистане закрыли почти 2 тысячи незаконных мечетей // https://tj.sputniknews.ru/main/20180205/1024650822/tajikistan-mechet-zakrytie-nezakonnye.html). Также в Таджикистане были закрыты 19 медресе. Однако в последние месяцы появился ряд признаков того, что государственная политика в отношении религии будет смягчена. По словам Давлатзоды, межведомственная комиссия изучает вопрос возобновления работы почти 600 закрытых ранее мечетей.

Схожие изменения государственной политики в отношении религии, правда в иные сроки, пережил Узбекистан. Начало 1990-х годов ознаменовалось глубокой либерализацией этой сферы и резким ростом количества мечетей. Всего за два года — с 1991 по 1993 — их численность увеличилась с 300 до 6 тыс. В регионах начали возникать экстремистские организации. В 1990—1991 годах только в Наманганской и Андижанской областях появился целый ряд неформальных исламистских объединений — «Адолат» («Справедливость»), «Товба» («Покаяние»), «Ислом уйгониш хизби» («Партия исламского возрождения»), «Ислом лашкарлари» («Воины ислама») и т. д.

В декабре 1991 года экстремисты захватили Наманганский облисполком и выдвинули требования установления исламского государства, введения шариата и т. д. В 1992 году спровоцированные радикальными группировками волнения прошли в Ташкенте. Дальнейшее распространение экстремистских идей проявилось в создании нелегального Исламского движения Узбекистана (ИДУ), терактах в Ташкенте

в 1999 и 2004 годах, попытках вторжения боевиков в Ферганскую долину в 1999 и 2000 годах. (См.: Узбекистан по-новому борется с религиозным экстремизмом. Что изменил президент Шавкат Мирзиёев? // https://informburo.kz/stati/uzbekistan-po-novomu-boretsya-s-religioznym-ekstremizmom-chto-izmenil-pr....

Распространение радикальных течений и рост террористической активности заставили власти пересмотреть политику. Больше половины мечетей не прошли официальной перерегистрации и были закрыты. Запрещено создание религиозных учебных заведений в обход государственных органов, действовал запрет на ношение религиозной одежды. Тысячи граждан, обвинённых в религиозном экстремизме, оказались

во времена правления президента И.А.Каримова в местах заключения.

С приходом к власти Ш.М.Мирзиёева политика государства в отношении религии была частично либерализована. Новым руководством была проведена амнистия заключённых, декриминализованы ряд правонарушений, связанных с конфессиональными вопросами, частично снят запрет на посещение мечетей несовершеннолетними. Растёт количество мечетей. Только в 2018 году было построено 39 новых, открыто 13 прежде закрытых и отремонтировано около 100 мечетей.

В прошлом году Шавкат Мирзиёев заложил символический камень

в фундамент строящегося в столице Центра исламской цивилизации. Как сообщается, это будет огромный комплекс, включающий музей, библиотеку, информационно-ресурсный центр, научные кафедры и т. д. Принято решение о создании Высшего исламского образовательного учреждения «Научная школа хадиса», Международной исламской академии и исламского благотворительного фонда «Вакф».

Оборотной стороной этих послаблений стал рост числа подпольных медресе. Только за первую половину 2018 года было установлено функционирование 116 таких заведений, в то время как за весь 2017 год — лишь 33. (См.: Правда, 18 сентября 2018 г.).

Что касается Казахстана, здесь влияние ислама долгое время было не столь велико. Традиционно кочевники-казахи отличались меньшей религиозностью, чем оседлые узбеки или таджики. Даже сегодня доля тех, кто исполняет все ритуалы и постоянно соблюдает нормы ислама

в повседневной жизни, составляет немногим более 10% от общего числа мусульман в Казахстане. Однако многие годы государство фактически закрывало глаза на деятельность исламских проповедников, в том числе зарубежных. К 2011 году количество мечетей достигло максимальной отметки за годы независимости — 2 756.

Активность запрещённых исламистских организаций («Хизб ут-Тахрир», «Джамаат Таблиг» и др.) вынудила государство принимать меры. Принятый в 2011 году закон «О религиозной деятельности и религиозных объединениях» ужесточил требования к мечетям. В частности, запрещается нахождение культовых заведений в 300-метровом радиусе от школ. Несколько сотен мечетей в результате были закрыты, оставшиеся вошли в систему Духовного управления мусульман Казахстана. Приказами Министерства образования запрещено ношение хиджабов учащимися школ, обсуждаются вопросы законодательного регулирования использования других видов одежды, а также бород. (См.: Ислам и государства Центральной Азии_ Риторика и практика отношений // https: // www.fergananews.com/articles/9618).

Тем не менее строительство новых мечетей продолжается. За 2018 год количество исламских культовых учреждений в стране увеличилось на 38. При этом, как заявляют в Духовном управлении мусульман, возведение мечетей происходит по утверждённым им правилам. В оформлении мечетей используются символы ислама и местные традиции, включая внутреннюю и внешнюю отделку и декорирование купола.

После терактов 2016 года в Актобе (бывш. Актюбинск) и Алма-Ате Духовным управлением были созданы две группы по информационно-разъяснительной работе. В одну — республиканского уровня — вошли 33 исламоведа-теолога. Вторая группа собрана из 295 священнослужителей для работы в регионах. Их общая цель — при тесном взаимодействии с местной властью предотвращать распространение экстремистских идей.

Однако некоторые эксперты подвергают сомнению эффективность государственной религиозной политики. Одной из причин этого является неоднократная — шесть раз за 10 лет — трансформация государственного органа по делам религий. Он действовал то в статусе комитета, то агентства. В 2016 году было создано отдельное Министерство по делам религий и гражданского общества, что, как отмечалось, отражает важность этой сферы. Однако спустя менее двух лет ведомство было переименовано в Министерство общественного развития (с февраля 2019 г. — Министерство информации и общественного развития). В его составе числится Комитет по делам религий.

Ещё больше вопросов вызывает религиозная политика властей Киргизии. Менее жёсткая по сравнению с соседними республиками государственная система, пережившая несколько переворотов, характеризуется, в том числе, отсутствием действенного контроля над религией. Как неоднократно признавали сами чиновники, в стране не ведётся сколько-нибудь серьёзный мониторинг содержания проповедей в мечетях и учебных программ исламских учебных заведений. До сих пор нет жёстких требований к их открытию и работе. В результате Киргизия является рекордсменом по количеству медресе, а число мечетей значительно превысило количество школ. (См.: Радикальные мечети и медресе Кыргызстана. Контролирует ли ситуацию ДУМК? // https: // www.vb.kg/doc/372818_radikalnye_mecheti_i_medrese_kyrgyzstana._kontroliryet_li_sityaciu_dymk.html).

За последние 15 лет из религиозных учебных заведений лицензию получил только Исламский университет Киргизии. Остальные исламские учебные заведения, включая все медресе, не обладают разрешительными документами Министерства образования. Лишь каждый пятый богослов, преподающий там, имеет базовое религиозное образование. В некоторых медресе работают по два-три учителя, которые преподают все предметы, помещения часто не приспособлены для обучения детей, не соответствуют санитарным нормам и нормам безопасности. (См.: Количество медресе угрожает качеству образованию? // https: // rus.azattyk.org/a/kyrgyzstan-religion-bulan-madrasah/29132424.html).

В Киргизии не имеют регистрации почти 400 мечетей, но строгих мер государственные органы не принимают, ограничиваясь рекомендациями. «Концепция государственной политики в религиозной сфере реализуется очень слабо. Положение принято для улучшения ситуации. Теперь будем вести разъяснительную работу. Например, несмотря

на запреты, во многих медресе обучают детей с малого возраста. Хотя по закону в религиозные учреждения могут принять на учебу только после 9-го класса», — заявила представитель Госкомиссии по делам религий Гульназ Исаева, комментируя принятие положения о религиозном образовании. (См.: В Кыргызстане разработали положение

о религиозном образовании // https://24.kg/obschestvo/116521_vkyirgyizstane_razrabotali_polojenie_oreligioznom_obrazovanii/).

Результатом является широкое распространение религиозного сознания, причём зачастую в радикальных формах. Исследуя глубину распространения религиозных настроений, работающий в Киргизии научно-исследовательский институт исламоведения опросил свыше тысячи учащихся школ и вузов, воспитанников медресе (исламских учебных заведений) и представителей безработной молодёжи в возрасте до 30 лет. На вопрос «Поддерживаете ли вы превращение Киргизии в шариатскую страну?» 33,3% респондентов ответили утвердительно. Ещё 34,3% затруднились

с ответом и лишь 32% выступили против такой перспективы.

Эту тенденцию подтвердили и ответы на другие вопросы. Так, 29,3% опрошенных признались, что охотнее бы проголосовали за кандидата

в президенты с сильными религиозными взглядами, а 31,3% допустили такую возможность. 16% участников исследования заявили о симпатиях к радикальному религиозному движению «Джамаат Таблиг». Оно пропагандирует возвращение к «чистому исламу» и запрещено в ряде государств, включая Россию, Казахстан и Таджикистан. В Киргизии также раздавались неоднократные призывы к объявлению организации вне закона, но это решение не принято до сих пор. В том числе из-за большого влияния «Джамаат Таблиг» среди верующих мусульман.

(См.: Правда, 28 марта 2019 г.).

Составить чёткое представление о ситуации с религией в Туркмении трудно из-за того, что проправительственные издания (других в республике не регистрируют) дают строго дозированную информацию,

а базирующиеся за границей оппозиционные медиа-ресурсы часто оперируют непроверенными данными, доказать степень достоверности которых нельзя.

Уверенно можно лишь сказать, что государство осуществляет достаточно жёсткую политику в отношении ислама. Начало этому курсу было положено на заре суверенитета, одновременно с оформлением авторитарного режима Сапармурата Ниязова (Туркменбаши). В целях контроля за деятельностью религиозных организаций в 1994 году был создан Совет по делам религии, подчинённый президенту. Принятые

в 1997 году поправки в Закон «О свободе совести и религиозных организациях» ужесточили требования к созданию религиозных организаций. В частности, для этого необходимо собрать минимум 500 подписей сторонников в каждом административном образовании. Незарегистрированная религиозная активность объявлялась незаконной. Вводились строгие ограничения на образовательную, просветительскую, благотворительную и финансовую деятельность религиозных общин,

а также на их самостоятельную кадровую политику.

Созданные в начале 1990-х годов мусульманские учебные заведения постепенно закрывались. В стране было сохранено всего одно медресе, в 2005 году закрылся единственный факультет теологии. «Туркменизация» ислама проявилась в том, что основой идеологии и мировоззрения была объявлена книга Ниязова «Рухнама». Цитаты из неё вырезались на стенах мечетей и включались в проповеди. По утверждению самого экс-президента, трижды прочитавший «Рухнаму» станет праведником и попадёт в рай. В 2004 году

в Ашхабаде открылась крупнейшая в Средней Азии мечеть, названная в честь президента — Туркменбаши Рухы. Рядом с ней построен мавзолей, где покоится сам Ниязов и члены его семьи. (См.: Исламские институты современного Туркменистана // http://www.islamsng.com/tkm/pastfuture/2990).

После смерти Ниязова в 2006 году произошёл отказ от наиболее одиозных норм, существовавшие запреты были частично смягчены.

В частности, прошли официальную регистрацию несколько религиозных организаций. В стране функционируют несколько сотен мечетей, около 200 человек ежегодно отправляются в хадж — причём, в отличие от других республик региона, за государственный счёт. Тем не менее, по данным правозащитной организации «Хьюман Райтс Вотч», в республике по-прежнему жестоко карается приверженность неформальным мусульманским общинам — вплоть до длительных сроков заключения с применением пыток. (См.: Всемирный доклад 2018: Туркменистан // https://www.hrw.org/ru/world-report/2018/country-chapters/313670).

 

III. Эмиссары и проповедники.

Внешнее влияние на религиозную ситуацию

Характерной особенностью развития мусульманских общин Средней Азии и Казахстана в постсоветское время является большое зарубежное влияние. Сразу после 1991 года в регион, пользуясь слабостью новых политических режимов, хлынули отдельные проповедники и целые организации из Ближнего Востока и Южной Азии, молодые жители пяти республик стали обучаться в зарубежных медресе и исламских университетах.

Вплоть до сегодняшнего дня этот фактор остаётся довольно весомым, особенно в некоторых странах региона. В Киргизии значительная часть мечетей строится на деньги Турции, Саудовской Аравии и других арабских монархий. В прошлом году в Бишкеке открылась центральная мечеть, ставшая крупнейшей не только в Киргизии, но во всей Средней Азии. Строительство полностью профинансировало турецкое Управление по делам религий «Диянет». Этот государственный орган курирует деятельность религиозных организаций в самой Турции, а также финансирует строительство и работу исламских учреждений за её пределами. Например, в Киргизии «Диянет» выделяет средства для подготовки имамов на теологических факультетах двух местных вузов, а также на возведение мечетей и выпуск религиозной литературы. Вдобавок киргизские имамы получают выделяемые Анкарой стипендии.

Неудивительно, что центральная мечеть в Бишкеке построена в стиле архитектуры Османской империи. Внутри неё могут одновременно молиться до 6 тыс. прихожан, а с учетом прилегающей территории — 20 тыс. Комплекс также включает помещения для курсов чтения Корана и конференц-зал. На церемонии открытия мечети присутствовали президенты двух стран — Сооронбай Жээнбеков и Реджеп Тайип Эрдоган. Глава Киргизии заочно поспорил с теми из граждан республики, кто выражает тревогу по поводу роста числа мечетей и медресе. «Это хороший показатель, — заявил он. — Чем больше мечетей, тем больше станет совестливых детей. Чем больше медресе, тем больше совестливой молодёжи». (См.: Правда, 4—5 декабря 2018 г.).

В 2012 году благодаря финансовой помощи со стороны Саудовской Аравии была открыта крупнейшая мечеть на юге Киргизии — в городе Ош. Она может вместить до 20 тыс. человек. Арабское королевство выделило на её строительство 600 тыс. долл., ещё столько же средств было собрано местными властями и спонсорами. (См.: В городе Оше открылась самая большая в Кыргызстане мечеть // http://islam.ru/news/2015-09-04/33405).

Сотни мечетей построила в Киргизии Всемирная ассамблея мусульманской молодёжи. Базирующаяся в Саудовской Аравии организация является одним из основных проводников ваххабизма в мире и известна, в частности, тем, что вербовала добровольцев для «джихада» против советского контингента в Афганистане, а также для боевых действий в Боснии и Чечне. В Бишкеке легально действует представительство ассамблеи, несколько лет назад организация профинансировала оборудование молельной комнаты (намазканы) в здании парламента республики.

(См.: Кыргызстан: строительство намазканы в парламенте встречает сопротивление // https://iwpr.net/ru/global-voices/кыргызстан-строительство-намазканы-в-парламенте-встречает-сопротив....

Кроме того, зарубежные государства и фонды оказывают поддержку медресе и исламским вузам. Вот что заявляют в МВД Киргизии: «На местах во время проверки медресе мы не можем получить информацию и сталкиваемся с препятствиями. Проблемы возникают, и когда мы хотим провести разъяснительную работу по противодействию экстремизму. Кроме того, медресе открыто не говорят, из каких источников или стран идёт финансирование. Есть много сомнительных вопросов. Конечно, не могу сказать, что в медресе учат канонам различных течений, но такие опасения есть. Потому что есть факты, когда в медресе преподают учителя, отучившиеся в других странах, чья религия не соответствуют традиционному исламу. Нет конкретных фактов того, что получившие образование в медресе встали на неправильный путь,

но завтра никто такие гарантии не даст». (См.: Количество медресе угрожает качеству образования? // https: // rus.azattyk.org/a/kyrgyzstan-religion-bulan-madrasah/29132424.html).

Схожая картина наблюдается в других республиках региона. Например, одна из крупнейший мечетей Казахстана — «Нур Астана» — была построена на выделенный Катаром грант в 15 млн. долл. Само строительство осуществлялось турецкой компанией. В столице Таджикистана также на средства Катара строится центральная соборная мечеть. Ожидается, что она сможет вместить до 120 тыс. молящихся. На территории площадью 12 га, кроме мечети, будут располагаться музей, библиотека, конференц-залы, помещения для приёмов и учебные классы для мужчин и женщин.

Ещё одной формой зарубежного влияния на религиозную ситуацию

в Средней Азии и Казахстане стало обучение местной молодёжи в исламских учебных заведениях за рубежом. Речь идёт о медресе и мусульманских университетах Египта, Иордании, Турции, Саудовской Аравии, Пакистана, Бангладеш и некоторых других стран. Отучившиеся в них люди нередко занимают руководящие посты в религиозных общинах у себя на родине. Например, муфтий Киргизии Максатбек Токтомушев

в 1996—2005 годах учился в университете «Аль-Арабия Райванд» в Пакистане, а его предшественник Чубак ажы Жалилов получил религиозное образование в Саудовской Аравии. Казы (главы местных общин) Иссык-Кульской и Нарынской областей прошли обучение в университете «Аль-Азхар» в Египте, казы Бишкека постигал основы веры в Пакистане, а казы Джалал-Абадской области — в Турции. В исламских учебных заведениях дальнего зарубежья (пакистанских, египетских, турецких, саудовских, иорданских) отучились и 11 из 21 члена Совета улемов Киргизии. (См.: Образование граждан КР в зарубежных исламских учебных заведениях: ситуационный анализ // http://prevention.kg/wp-content/ uploads/2019/02/Report-Religious-Education-in-Russian.pdf).

Согласно данным киргизской Госкомиссии по делам религии,

в 2016—2017 учебном году образование в исламских учебных заведениях за рубежом получали 322 гражданина республики. Из них 127 в Саудовской Аравии, 87 в Турции, 26 в Египте, 25 в Иордании и т. д. Однако независимые данные позволяют судить о неполноте этих цифр. По некоторым оценкам, в одном только Египте в настоящее время обучается до 500 мусульман республики. Значительное число жителей страны получают религиозное образование в Турции. Согласно договору между теологическим факультетом Ошского государственного университета и турецким Управлением по делам религий «Диянет», ежегодно в исламские учебные заведения Турции отправляются 60 выпускников вуза. Не меньшее число граждан поступают туда самостоятельно. Десятки, если не сотни граждан, в том числе дети и подростки, обучаются в медресе Индии и Бангладеш.

Государство фактически не контролирует эту сферу. Так, за период

с 2007 до 2012 год Госкомиссия выдала лишь 119 направлений на обучение за рубежом. После 2012 года эта процедура и вовсе ликвидирована: желающие поступить в иностранные учебные заведения отправляются за границу по обычным туристическим визам.

Данная ситуация несёт в себе много рисков, поскольку облегчает проникновение нетрадиционных и радикальных форм ислама, включая ваххабизм (салафизм). «Все, закончившие зарубежные медресе, придерживаются определённой идеологии своих учебных заведений. После прибытия сюда они начинают распространять эту идеологию. Если нам не безразлично будущее нашего государства, мы должны задумываться над тем, куда мы своих детей отправляем учиться», — заявлял, к примеру, бывший ректор Исламского университета Киргизии Марс Ибраев.

Опасность признаёт даже экс-муфтий республики Чубак ажы Жалилов, сам отучившийся в Саудовской Аравии. «У каждой страны в сфере религиозного образования есть свои особенности. В Саудовской Аравии есть направление салафизма, в Египте обучают по направлению ашария… Я видел, как молодые ребята, не имеющие соответствующих базовых знаний, вовлекались в различные сомнительные религиозные течения, потому что у них отсутствовали знания и они поехали неподготовленными», — отмечал он. (См.: Образование граждан КР в зарубежных исламских учебных заведениях: ситуационный анализ // http://prevention.kg/wp-content/uploads/2019/02/Report-Religious-Education-in-Russian.pdf).

По этой причине остальные страны региона принимают меры против бесконтрольного выезда своих граждан. В Таджикистане введён запрет на получение религиозного образования за рубежом, с 2010 года власти стали отзывать жителей, учившихся в других странах. По данным властей, за последние годы удалось вернуть свыше 3,5 тыс. человек. Однако, несмотря на запрет, в религиозных учебных заведениях исламских государств по-прежнему обучаются 240 человек. Согласно позиции руководства Таджикистана, готовить кадры для мечетей должен расположенный в стране Исламский университет.

Аналогичные барьеры выстроены властями Узбекистана. Для получения разрешения на теологическое образование за рубежом нужно получить специальное разрешение от Духовного управления. Но на практике это случается крайне редко.

В Казахстане также несколько лет предпринимаются попытки законодательно ограничить возможность выезда за рубеж для получения религиозного образования. В 2018 году был разработан пакет поправок в Закон «О религиозной деятельности и религиозных объединениях». Одна из предлагаемых норм заключалась в том, что Духовное управление мусульман Казахстана при необходимости может направлять молодёжь в ведущие исламские вузы мира, но лишь на основе международного договора. Такие соглашения должны быть заключены уполномоченным органом в сфере образования или регулирования религиозной деятельности. Кроме того, разрешение на выезд могли бы получать только молодые люди, имеющие как минимум степень бакалавра. В качестве рекомендуемых были выбраны исламские университеты

в Турции, Египте, Узбекистане и России.

«Много нашей молодёжи в своё время выезжало бесконтрольно за рубеж, — заявлял в связи с этим вице-министр по делам религий и гражданского общества Казахстана Берик Арын. — Ни для кого не секрет, что они попадали под влияние экстремистских и террористических группировок. Кто-то сейчас даже воюет, другие же возвращаются.

И вы видите, к чему это приводит. Начинают распространять чуждые для нас идеологии. Если этот процесс не будет урегулирован, всё это будет продолжаться и дальше и в конечном итоге может привести

к расколу в обществе». (См.: Религиозное обучение казахстанцев будут жёстче контролировать // https: // informburo.kz/novosti/religioznoe-obuchenie-kazahstancev-budut-zhyostche-kontrolirovat-.html).

Однако после продолжительных дискуссий в январе 2019 года законопроект был отозван из парламента правительством. Можно предположить, что на решение властей повлияла жёсткая реакция со стороны США. Несколько лет подряд Казахстан отмечается в ежегодных докладах Госдепартамента о свободе вероисповедания как страна, где отмечены признаки «систематических, постоянных и вопиющих нарушений».

В результате сотни казахстанцев (по официальным данным, порядка 300) продолжают обучение в религиозных образовательных учреждениях за рубежом — преимущественно в Саудовской Аравии и Египте. Причём многие из этих учреждений в республике называют сомнительными. По данным управления по делам религий Атырауской области, 25 молодых людей из одного только этого региона обучаются в подобных заведениях Египта, Саудовской Аравии и Йемена. «Учебные заведения, где они обучаются, официально нигде не зарегистрированы. Сертификаты и дипломы по завершению обучения там не выдаются», — заявляют

в управлении. (См.: Атырауские студенты обучаются в сомнительных мусульманских вузах // https://mail.kz/ru/news/kz-news/atyrauskie-studenty-obuchayutsya-v-somnitelnyh-musulmanskih-vuzah).

 

IV. Радикальный ислам:

масштабы и причины

Отсутствие эффективного контроля над религиозным образованием и влияние внешних сил является одной из причин укоренения в постсоветских республиках идей религиозного экстремизма. Точные данные

о количестве приверженцев радикальных исламистских течений отсутствуют, хотя ещё в 2000-х годах численность сторонников одной только организации «Хизб ут-Тахрир» в регионе оценивалась в 15—20 тыс. человек. Кроме того, по данным Духовного управления мусульман Казахстана, на 2016 год в республике насчитывалось 16 тыс. приверженцев салафизма (ваххабизма). (См.: Казахстан: ислам и светскость — чья возьмёт? // https://camonitor.kz/28891-kazahstan-islam-i-svetskost-chya-vozmet.html).

Косвенным показателем распространённости данных взглядов является число граждан, присоединившихся к террористическим группировкам на Ближнем Востоке. Из Кыргызстана в Сирию и Ирак отправились, по данным Государственного комитета национальной безопасности,

850 человек, из них погибли более 200. Примерно столько же граждан, если верить официальной статистике, покинули Казахстан. Существенно большую цифру называют власти Таджикистана — 1 900 человек. По оставшимся республикам официальная информация не обнародовалось. Однако, по независимым оценкам, из Узбекистана на Ближний Восток выехало как минимум 600 граждан, а из Туркмении — 300—400.

Однако эти цифры могут быть существенно занижены. Известно,

к примеру, что в тюрьмах Сирии и Ирака в настоящий момент находятся шесть сотен жён и детей исламистов, прибывших в эти страны из Таджикистана. Аналогичное несоответствие прослеживается в отношении Казахстана. В первой половине 2019 года в результате операции «Жусан» на родину было эвакуировано почти 500 человек — преимущественно женщин и детей. В подавляющем большинстве это люди, задержанные курдским ополчением Сирии. Сколько людей продолжают томиться в сирийских и иракских тюрьмах, а также находятся в рядах избежавших разгрома отрядов боевиков, остаётся лишь гадать.

(См.: Правда, 4—5 июня 2019 г.).

Не меньшее количество выходцев из республик Средней Азии и Казахстана воюют в составе исламистских группировок в Афганистане и Пакистане. По некоторым оценкам, их число может достигать 4 тыс. Многие из этих боевиков присоединились к «Исламскому государству», чья активность особенно высока в таких провинциях Афганистана, как Нангархар, Кунар и ряде других. Заслуживающие пристального внимания сведения содержатся в докладе, подготовленном экспертами ООН и представленном в июле 2019 года Совету Безопасности. Там отмечается, что руководителем афганского отделения «Исламского государства» является уроженец Таджикистана Сайвали Шафиев, известный под псевдонимом Абубакри Муавиа. В докладе также упоминается бывший командир ОМОН МВД Таджикистана Гулмурод Халимов, который

в 2015 году примкнул к «Исламскому государству». По данным авторов, он возглавляет группу из 600 таджикских боевиков и в настоящее время находится в сирийской провинции Идлиб. (См.: Эксперты ООН: Группировку «Исламское государство — Хоросан» возглавляет гражданин Таджикистана // https: // knews.kg/2019/08/05/eksperty-oon-

gruppirovku-islamskoe-gosudarstvo-horosan-vozglavlyaet-grazhdanin-tadzhikistana/). 

О масштабе проблемы свидетельствует количество уголовных дел и число осуждённых за преступления, связанные с религиозно-экстремистской деятельностью. По данным МВД Таджикистана, за первые шесть месяцев 2019 года в республике было зарегистрировано 378 преступлений экстремистской направленности и задержано 97 членов террористических организаций. За 2018 год было зафиксировано 873 таких правонарушений, задержано почти 300 членов экстремистских групп.

В Киргизии за 2017 год было выявлено 597 подобных фактов, а уже за первые четыре месяца 2018 года — 284, что на 11,3% больше, чем за аналогичный период предыдущего года. При этом в исправительных учреждениях страны содержатся 558 человек, осуждённых за экстремистские и террористические преступления. Из них 16 приговорены

к пожизненному заключению. В 2010 году, для сравнения, количество отбывающих наказание экстремистов составляло всего 79.

Ещё больше заключённых, осуждённых за преступления религиозно-экстремистского характера, в Казахстане. По данным МВД, их число приближается к 1 тыс. Также наблюдается динамика роста количества правонарушений, связанных с экстремизмом и терроризмом. В 2011 году было зарегистрировано 89 таких преступлений, в 2012 — 132, в 2013 — 108,

в 2014 — 132, в 2015 — 297, в 2016 году — 497 преступлений. (См.: Билялов Б.С. О состоянии террористической и экстремистской преступности в Республике Казахстан // Уголовная юстиция. № 10. 2017. С. 130).

Официальная статистика по Узбекистану не публикуется в общедоступных источниках, хотя, по информации правозащитных организаций, в 2017 году в тюрьмах страны содержались примерно 13,5 тыс. осуждённых по религиозным и политическим мотивам. Кроме того, в республике существует так называемый чёрный список, в который включают сторонников запрещённых религиозных организаций. На них распространяется ряд ограничений, например, запрет покидать страну. После смерти Ислама Каримова данные списки были пересмотрены. Только в 2017 году из них были исключены 18 тыс. граждан. Но сама практика, по некоторым сведениям, продолжается.

Наиболее активными исламистскими группировками, действующими в Средней Азии и Казахстане, являются: «Хизб ут-Тахрир», «Джамаат Таблиг», «Союз исламского джихада», «Джунд аль-Халифат», «Акрамия», «Исламское движение Восточного Туркестана» (другое название — «Исламская партия Туркестана»), ряд салафитских организаций и

т. д. Почти все они призывают к построению «всемирного халифата» — исламского государства — и к утверждению шариата в качестве единственного свода законов. Отличием является их тактика. Если, к примеру, «Хизб ут-Тахрир» делает упор на мирном достижении этой цели путём пропаганды своих идей, то «Исламская партия Туркестана» и «Союз исламского джихада» — это военизированные группировки, использующие насильственные методы.

Представляется возможным выделить и ряд наиболее проблемных регионов, где влияние радикального ислама особенно велико. Во-первых, это Ферганская долина, расположенная на территории трёх республик (Ферганская, Андижанская, Наманганская области Узбекистана, Согдийская область Таджикистана, Ошская, Джалал-Абадская и Баткенская области Киргизии). Одним из показателей радикализации мусульманского населения этого региона является то, что большинство граждан Киргизии, участвовавших в боевых действиях на Ближнем Востоке, являются выходцами из районов Ферганской долины. Кроме того, с ней связаны так называемые Андижанские события 2005 года, Баткенские события 1999 и 2000 годов (попытка проникновения боевиков Исламского движения Узбекистана в Ферганскую долину) и т. д.

Во-вторых, Раштская долина (или Каратегинская зона), включающая Гармский, Тавильдаринский, Раштский и Джергетальский районы Таджикистана. Во время гражданской войны 1992—1997 годов она была основной базой оппозиции и имеет традиционно тесные связи с Афганистаном.

В-третьих, запад Казахстана (Мангистауская, Атырауская и Актюбинская области). Здесь велико влияние салафитских группировок, испытывающих влияние со стороны мусульман Саудовской Аравии, Катара и Объединённых Арабских Эмиратов. В этом регионе возникла группировка «Джунд аль-Халифат», взявшая на себя ответственность за теракты

в городах Атырау (бывш. Гурьев), Актобе (бывш. Актюбинск) и Тараз (бывш. Джамбул) в 2011 году и, возможно, причастная к организации террористических атак в Актобе и Алма-Ате в 2016 году. (См.: Кто угрожает ЦА? Террористические группировки на просторах Средней Азии и Казахстана // http://www.stanradar.com/news/full/10200-kto-ugrozhaet-tsa-terroristicheskie-gruppirovki-na-prostora....

Анализируя распространение экстремистских идей в постсоветские годы, причины этого явления можно разделить по следующим основным блокам.

Первые — социально-экономические. После разрушения СССР республики Средней Азии и Казахстан оказались в состоянии глубокого кризиса, затронувшего все стороны жизни и не преодолённого вплоть до настоящего дня. В первые же годы независимости уровень благосостояния населения резко рухнул, а бедность в отдельных странах (Киргизия, Таджикистан) превысила 80%. Это было связано с разрывом существовавших хозяйственных связей, провальными рыночными «реформами», а также внутриполитической нестабильностью. В последующем социально-экономическая ситуация отчасти стабилизировалась, но многие проблемы приняли хронический характер, и перспектив

их решения в условиях нынешнего курса не видно.

Так, официальный уровень бедности составляет 29,5% в Таджикистане (данные за 2017 г.), 22,4% в Киргизии (2018), 14% в Узбекистане (2014), 4,7% в Казахстане (2018). Однако эти показатели являются искусственно заниженными. Например, в Киргизии порог бедности почти вдвое меньше прожиточного минимума. Если установленная ООН черта бедности предусматривает доходы менее 5,5 долл. в день, то в республике бедными предлагается считать тех, кто живёт меньше, чем

на 1,3 долл. в день. А это даже ниже, чем международный порог крайней бедности (1,9 долл.). Таким образом, если пересчитать долю бедного населения региона по международным стандартам, то цифры будут намного выше официальных.

Не соответствует реальности и официальная статистика по безработице. Как правило, в качестве безработных регистрируются лишь те, кто встал на учёт в центрах занятости, а это лишь небольшой процент

от реально ищущих работу граждан. Наконец, очень высока доля граждан с непостоянной, нестабильной занятостью. Ярким симптомом болезни является поток трудовых мигрантов, хлынувших в постсоветское время из среднеазиатских республик. По последним данным, только

в одной России находятся 2,6 млн. граждан Узбекистана, 1,3 млн. граждан Таджикистана, свыше 800 тыс. выходцев из Киргизии.

Острее всего проблему безработицы испытывает молодёжь. В условиях роста населения и экономического кризиса трудоустроиться могут далеко не все выпускники школ и вузов. Власти же зачастую демонстрируют безразличие и, ссылаясь на «законы рынка», пускают ситуацию на самотёк.

Отсутствие работы и перспектив в жизни толкают граждан, особенно молодых, к принятию радикальных взглядов. Показательно, что Ферганская долина, считающаяся «эпицентром» исламизма во всём регионе, одновременно лидирует по уровню бедности, безработицы и аграрному перенаселению.

Вторые — культурно-идеологические. Уничтожение Советского Союза и создание независимых республик сопровождались целенаправленным и масштабным очернением коммунистической идеологии. Однако концепции, предложенные в качестве её замены, оказались пустыми и бессильными суррогатами. Это касается и искусственного прославления деятелей далёкого прошлого (например, Исмаила Самани

в Таджикистане, Тамерлана в Узбекистане), и таких эрзац-идеологий, как культ Туркменбаши в Туркмении или «Семь заповедей Манаса»

в Киргизии. В условиях обнищания большинства населения, глубочайшего социального расслоения и тотальной коррупции они воспринимались населением как неудачная попытка отвлечь внимание от острых социальных проблем.

Образовавшийся вакуум заполнила религия, в которой многие люди хотели отыскать нужные им идеи равенства и справедливого воздаяния (пусть и посмертного). С этим же связан успех радикальных течений, которые строят свою пропаганду на возвращении к порядкам «первоначального ислама» — с равенством мусульманской уммы (общины), помощью бедным и т. д.

Немалое значение имело и усиленное проникновение в постсоветские республики западной культурной продукции. Это было воспринято как насаждение чуждых ценностей безнравственности и потребительства. Неспособность власти справиться с такими негативными тенденциями, как рост наркомании, алкоголизма и проституции, общее чувство неудовлетворённости окружающей действительностью толкают людей в ряды экстремистских группировок.

Свою роль сыграло также снижение качества образования и его доступности, кризис научной сферы и культурно-просветительской политики государства. Исследование, проведённое Детским фондом ООН (ЮНИСЕФ) в Киргизии, установило, что доля государственных расходов на культуру

в общей сумме расходов бюджета составляет лишь около 1,6%. Только 10% опрошенных граждан сообщили о наличии в местности их проживания одновременно трёх объектов культуры (кинотеатр/клуб, музей/театр, библиотека). В структуре расходов домохозяйств (глава домохозяйства

до 29 лет) расходы на услуги культурных учреждений равны нулю. В других домохозяйствах (с молодыми людьми, не являющимися их главами) расходы на услуги культуры составляют 1,47%. Таким образом, уровень расходов на культуру составил в среднем 0,74%. «Это свидетельствует о том, что молодые люди крайне ограничены в расходах на культурный досуг… Только 16% респондентов читают или посещают культурные объекты (театры, музеи, выставки и пр.)», — резюмируют авторы исследования. (См.: Индекс благополучия и развития молодёжи в Кыргызской Республике. — Бишкек, 2017. С. 53—54).

Третий блок причин — отсутствие эффективной государственной политики по ограничению распространения радикальных взглядов. Это проявляется в отсутствии действенного контроля над содержанием проповедей в мечетях и учебных программ в медресе. Особенно актуальна данная проблема для Киргизии. Как признал экс-заместитель директора Государственной комиссии по делам религий Канатбек Мурзахалилов, в республике отсутствуют законы, регулирующие религиозное образование. Проведённая муфтиятом аттестация показала отсутствие знания элементарных канонов ханафитского мазхаба (господствующая в регионе версия умеренного ислама) у 28% имамов мечетей. Как результат, «эмиссары и приверженцы радикальных групп персонифицированно работают с прихожанами, особенно с молодёжью. Они направляют усилия на формирование своего кадрового резерва, организуют нелегальную отправку молодых граждан на обучение в зарубежные исламские центры. Их пропаганда ведётся через Интернет, а фетвы распространяются в онлайн-режиме». (Радикальные верующие. Почему в Кыргызстане их становится всё больше // https://24.kg/obschestvo/93956_radikalnyie_veruyuschie_pochemu_ vkyirgyizstane_ihstanovitsya_vse_bolshe/).

Кроме того, власти не всегда решаются принимать необходимые ограничительные меры из-за нежелания испортить отношения с арабскими монархиями. Экономическое, политическое и культурное влияние последних — речь, прежде всего, идёт о Саудовской Аравии, Объединённых Арабских Эмиратах и Катаре — сильно выросло за последние годы. Осуществляются совместные проекты, эти страны финансируют строительство мечетей и культурных центров. Между тем официальной религией в указанных государствах является ислам ваххабитского (салафитского) толка. Это приводит к тому, что, например, власти Казахстана, несмотря на многочисленные обращения и призывы, так и не признали салафизм экстремистским течением и не запретили его. (См.: Традиционный ислам и фундаменталистские мусульманские течения в Республике Казахстан // https://ia-centr.ru/publications/traditsionnyy-islam-i-fundamentalistskie-musulmanskie-techeniya-v-r....

Без решения указанных проблем опасность распространения радикальных исламистских идей в Средней Азии и Казахстане сохраняется на высоком уровне. Это тем более опасно, что империалистические силы рассматривают регион как важный плацдарм для антикитайской, антииранской и антироссийской политики. Ставка на террористические группировки, уже проявившие себя на Ближнем Востоке, может быть использована и здесь. Признаков, указывающих на это, предостаточно. Государственный департамент США и западные правозащитные организации (например, «Хьюман Райтс Вотч») постоянно критикуют власти постсоветских республик за «ограничения религиозных свобод» и угрожают им санкциями. Отмечены неоднократные контакты спонсируемых американскими фондами неправительственных организаций с исламистами, которых защищают юристы этих самых НПО. (См.: Правда, 7—8 апреля 2015 г.).

Особая ответственность при этом лежит на коммунистических партиях. Выступая с позиций материализма и науки, требуя глубоких социальных преобразований в интересах трудящихся масс, только они могут предотвратить сползание региона в средневековье и дать людям столь чаемые ими справедливость и равенство.


Версия для печати
Назад к оглавлению