В.Я.Гросул. Осенне-зимний кризис 1916 года в России

В.Я.Гросул. Осенне-зимний кризис 1916 года в России

ГРОСУЛ ВЛАДИСЛАВ ЯКИМОВИЧ, доктор исторических наук, профессор.

24 октября 1957 года на расширенном заседании Учёного совета Института истории АН СССР, главного исторического центра страны, тогдашний директор института А.Л.Сидоров сделал большой доклад, посвящённый 40-летию Великого Октября, на тему «Экономические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции». В этом докладе он подчеркнул, что крупные военные поражения лета 1915 года породили острый хозяйственный и политический кризис. И далее отметил: «Осенью 1916 г. всё это привело к общенациональному политическому кризису, вызвавшему мощный революционный подъём, который привёл к свержению царизма в феврале 1917 г.». (Сидоров А.Л. Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции. — М., 1970. С. 68).

Об осеннем кризисе 1916 года говорили и писали и до и после доклада А.Л.Сидорова, но в данном случае кризис констатировал крупнейший специалист по экономике России периода Первой мировой войны, автор фундаментальной монографии по этой теме, не потерявшей своей значимости и в наши дни. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. — М., 1973). Более того, многие работы, вышедшие после книги А.Л.Сидорова, подтвердили этот его вывод.

Итак, что же произошло осенью 1916 года? Собственно, по Сидорову, первый звонок прозвучал ещё в 1915 году. Действительно, уже тогда в результате военных поражений Россия лишилась 15 экономически развитых западных губерний, в которых проживало 23 млн. человек, то есть 13% населения империи. (См.: Рейман М. в сотрудничестве с Литерой Б., Свобода К. и Коленовской Д. Рождение державы. История Советского Союза с 1917 по 1945 год. — М., 2015. С. 61). Это более половины населения тогдашней Франции, собственно население средней европейской страны. И дело не только в потере этих губерний, но также в том, что их богатствами стала пользоваться противная сторона. Германия и Австро-Венгрия в этом плане только усилились, тогда как Россия заметно ослабела. Только в Варшавском округе, занятом неприятелем, насчитывалось 4 189 предприятий с 353,4 тыс. рабочих. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 336).

Летом 1916 года в результате наступления Юго-Западного фонта, известного как Брусиловский прорыв, русской армии удалось добиться заметных успехов. В обществе стал проявляться оптимизм, но продолжался он недолго. Западному и Северному фронту не удалось добиться успехов, и вскоре настроения в обществе становятся все более мрачными. По данным видного военного эксперта, в будущем эмигранта, генерала Н.Н.Головина, потери в 1916 году составляли более 2 млн. убитых и раненых и 344 тыс. пленных. Он даже один из разделов своей книги о Первой мировой войне назвал — «Надлом духа в стране». (Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. — Жуковский-Москва, 2001. С. 328, 330). «Надлом духа» был одной из характерных черт разразившегося масштабного кризиса, охватившего сферу экономики, социальных отношений, идеологии, внутреннюю и внешнюю политику. Об этом надломе сохранилось значительное количество материалов, самого различного характера. Они хорошо прослеживаются со второй половины 1916 года и особенно с начала октября 1916-го.

Уже 15(28) августа 1916 года один из лидеров октябристов А.И.Гучков, позиции которого во время Первой мировой войны заметно укрепились, поскольку он с 1915 года возглавил Центральный военно-промышленный комитет, направил примечательное письмо генералу В.М.Алексееву, начальнику штаба Ставки. Там он прямо писал: «Ведь в тылу идёт полный развал, ведь власть гниёт на корню». Далее он обрушивается на председателя правительства Штюрмера, у которого репутация если не готового предателя, то готового предать и на некоторых членов правительства, отвечавших за развитие промышленности, транспорта, сельского хозяйства и продовольствия. Гучков предсказывал, что повышенния настроения «народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализовать». Он также не видел радужных перспектив и после окончания войны, во всем обвиняя тогдашнюю власть. (См.: Головин Н.Н. Военные усилия России... С. 331—332). И это письмо было написано ещё летом 1916 года, когда страна узнала о блестящих результатах брусиловского прорыва. С осени грустные настроения охватывают значительные общественные круги.

В октябре того же года подобного рода тревожные письма стали характерными. Так, 4 октября депутат IV Государственной думы В.В.Лашкевич писал из Петрограда: «Положение грознее грозного. Сейчас у нас нет хлеба, нет так называемых видимых запасов его… Сердце щемит. Общее положение грозит катастрофой в недалеком будущем». (Представительные учреждения Российской империи в 1906—1917 гг. Материалы перлюстрации Департамента полиции. — М., 2014. С. 475). На следующий день, 5 октября князь Г.Н.Трубецкой, опытный дипломат, сообщал из Москвы в Кисловодск бывшему министру иностранных дел С.Д.Сазонову: «Одно несомненно — это общее недовольство, которое настолько велико, что стирает границы партий и дошло до острого напряжения… Всё это, а главное — обостряющаяся продовольственная неурядица сгущает грозовые тучи. Избави Боже нас от потрясений». (Там же. С. 475—476).

Жандармский генерал А.Спиридович подчёркивал: «В начале 1917 года, в силу целого ряда предшествовавших обстоятельств различных категорий, разнообразного характера и разного значения … настроение всех слоёв населения обеих столиц России было до крайности нервозно — взвинченное и беспокойное». (См.: Спиридович А. Большевизм: от зарождения до прихода к власти. — М., 2005. С. 287—288). Так Спиридович пишет о предшествовавших обстоятельствах различного характера.

В современной литературе неоднократно отмечалось, что «в царской России рухнула вначале не армия, а тыл». (Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис / Отв. ред. Ю.А.Петров. — М.. 2014. С. 260). Уже в 1914 году война дезорганизовала товарооборот, нарушила работу железных дорог, сократила импорт в Россию промышленного сырья и машин, сотни тысяч рабочих ушли в армию. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 337).

Как подчёркивал А.Л.Сидоров, начиная с конца 1916 года, хозяйственные трудности настолько обострились, что промышленность оказалась не только не в состоянии справиться с обеспечением потребностей гражданского населения, но не снабжала и фронт. (См.: там же. С. 352). В этом же году недостаток металла стал подрывать военную промышленность.

Что касается текстильной промышленности, то её участие в поставках казне поднялось с 25% продукции в первый год войны до 85% в начале 1917 года. (См.: там же. С. 397).Текстильная промышленность, таким образом, также в основном работала на армию, создавая трудности для гражданского населения. Кризис затронул шерстяную и кожевенную отрасли.

Хорошо известна статистика о закрывшихся и открывшихся предприятиях с 1913-го по 1917 год. Если в 1913 году прекратили свою деятельность 21 предприятие, в 1914-м — 356, в 1915-м — 573, то в 1916 году таких предприятий было 298. Что касается вновь открытых предприятий, то в 1913 году таковых было 31, в 1914-м — 215, в 1915-м — 187, в 1916 году — 276. (См.: Кюнг П.А. Трансформация экономики Российской империи в период Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны 1914—1918. Материалы Международной научной конференции (Москва, 30 сентября — 3 октября 2014 г.). — М., 2014. С. 407). Современные исследователи считают, что в конце 1916 года экономика страны достигла предела мобилизации производственных мощностей, накапливание кризисных явлений в российской экономике во многом стало причиной политического кризиса в России. (Там же. С. 415).

Эти проблемы просматриваются в разных областях экономики, в том числе и на транспорте, прежде всего железнодорожном. Ещё накануне войны были отмечены проблемы российских железных дорог. С точки зрения интересов армии они заключались в недостаточной пропускной способности, что заметно тормозило массовую мобилизацию. Железнодорожный транспорт перед войной не справлялся с ростом перевозок. С началом войны и проведением мобилизации произошло резкое сокращение перевозок коммерческих грузов, сразу повлиявшее на всю хозяйственную жизнь страны. Следствием стал рост дороговизны и развитие спекуляции.

Проблемы на железнодорожном транспорте усилились во второй половине 1914 года, то есть сразу после начала войны. В январе-феврале 1915 года ситуация ухудшилась. Стал ощущаться недостаток вагонов и паровозов. Массовая эвакуация привела к острому кризису осенью и зимой 1915 года на дорогах тыла. Несмотря на строительство новых путей, поставки новых паровозов и вагонов, ситуация на железнодорожном транспорте продолжала оставаться сложной. В 1916 году резко снизилось поступление вагонов и паровозов, свидетельствуя, по словам А.Л.Сидорова, «об ухудшении общей экономической конъюнктуры в стране». (Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 604). Если на 31 декабря 1915 года имелось 20,7 тыс. паровозов всех видов и около 576 тыс. вагонов, то на 31 декабря 1916 года — 16,8 тыс. паровозов и немногим более 463 тыс. вагонов. Следовательно, количество паровозов и вагонов за год сократилось на 20%. (См.: там же. С. 607—608).

На транспорте начиналась самая настоящая разруха, отражая общее положение всего хозяйства страны. Всё более ощущалась нехватка паровозов, вагонов, рельсов, сокращалось количество железнодорожных станций, что привело к заметному понижению производительности железных дорог. Особенно со второй половины 1916 года отмечается помесячное сокращение перевозок, появление недогруза угля и дров, ухудшение ремонта составов, путей, всё большее скопление на железнодорожных станциях залежей грузов. Подробно разобрав ситуацию на железнодорожном транспорте, А.Л.Сидоров пришёл к выводу: «Кризис железных дорог в царской России являлся не только дискредитацией методов управления государственной машины помещичьего правительства, но и предвестником общего краха капиталистического хозяйства». (Там же. С. 634). Проблемы железных дорог вызвали серьёзный топливный кризис. С осени 1916 года усиливается недогруз топлива. В августе этого года он составлял 27%, в сентябре повысился до 32%, а в октябре достиг 37,4%. Топливный кризис особенно обострился в Москве и Петрограде. Недостаточной была заготовка дров, истощились запасы угля и нефти, хотя потребности в них колоссально возросли. (См.: там же. С. 559).

Особый разговор о ситуации в сельском хозяйстве страны — главном занятии большинства населения. Постоянные мобилизации резко сократили численность трудоспособного населения деревни. По 50 губерниям и областям страны призванные в армию составили 47,4% всего трудоспособного мужского населения в сельской местности. (См.: Россия в мировой войне 1914—1918 годов (в цифрах). — М., 1925. С. 21). С каждым годом войны число семейств без работников всё более и более возрастало. Несмотря на широкое использование в сельском хозяйстве труда военнопленных, численность которых к осени 1916 года превысила 1 млн. 100 тыс. человек, восполнить недостаток рабочих рук не удавалось. Резко сократилось также поступление сельскохозяйственной техники, значительная часть которой ввозилась из-за рубежа. В самой же России её производство во время войны уменьшилось в 2 раза по сравнению с 1913 годом. Не хватало даже простых кос, значительная часть которых до войны ввозилась из Австро-Венгрии.

Деградация сельского хозяйства во время войны просматривается по всем основным показателям. Это и сокращение рабочего скота, и значительное уменьшение вносимых удобрений, и сокращение посевных площадей, и падение урожайности, и катастрофические падение экспорта хлеба. В 1914—1916 годах экспорт зерна в среднем составлял 26 млн. пудов, а до войны он равнялся 665 млн. пудов (см.: История России XX—XXI века / Под ред. академика РАН Л.В.Милова. — М., 2006. С. 204), уменьшился почти в 26 раз. В крестьянских хозяйствах посевная площадь под зерновыми и бобовыми культурами сократилась с 1914-го по 1916 год с 77,30 млн. десятин до 62, 28 млн. — сокращение на 11,7%. У помещиков посевные площади сократились в этот период с 8,41 до 6,63 млн. десятин, то есть на 22,3%. (См.: Анфимов А.М. Российская деревня в годы Первой мировой войны. — М., 1962. С. 280). По данным А.М.Анфимова, автора специальной книги о положении российской деревни во время Первой мировой войны, валовой сбор зерна в 1916 году сократился по сравнению с 1913-м на 27,2%, товарность уменьшилась на 32,6%. (См.: там же. С. 296).

Недостаток продовольствия, возрастание цен на продукты питания были характерны для всего периода войны. Ситуация в этом плане ухудшалась с каждым годом. Только в 1915 году цена на хлеб подскочила в 4 раза. (См.: Россия в годы Первой мировой войне... С. 304). А в городе Саратове за период с 1915 по 1917 год цены по ряду товаров выросли до 22 раз. (См.: там же. С. 511).

В 1916 году продовольственные волнения принимают общероссийский характер, охватив буквально всю страну. Во время продовольственного кризиса 1916 года в правительственных кругах даже появились планы назначения продовольственного диктатора, который бы руководил всеми вопросами продовольствия армии и тыла. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 481). Действительно, осенью 1916 года ситуация с заготовкой хлеба заметно ухудшилась. В конце этого года ситуация ещё более обострилась, вывести страну из этого кризиса уже не представлялось возможным. По мнению специалистов, поскольку экспорт хлеба во время войны существенно сократился (см.: Туган-Барановский М.И. Влияние войны на народное хозяйство России, Англии и Германии // Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество 1914—1918. Том 3. Либеральный взгляд на войну: через катастрофу к возрождению / Отв. ред. В.В.Шелохаев. — М., 2014. С. 324), запасов продовольствия в России все-таки было достаточно, но расстройство транспортной системы затрудняло доставку уже заготовленного хлеба в районы потребления. Введение же принудительных поставок привело к массовому сокрытию крестьянами своих хлебных запасов. Они стремились реализовывать их по свободным ценам. (См.: Шацилло М.К. Внутренняя торговля и снабжение населения в период Первой мировой войны // Россия в годы первой мировой войны 1914—1918. С. 477). Однако параллельно шёл процесс деградации внутреннего рынка.

Одним из элементов этого кризиса стала работа мельниц. Обследование мукомольной промышленности в декабре 1916 года привело к заключению о печальном положении русского мукомолья. Реальный перемол за этот месяц сократился до 43% обычного месячного перемола по пшенице и 22% — по ржи. По сравнению с ноябрем перемол сократился на 16,4%. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 495). В этих условиях возникла идея продразверстки, в результате каждая губерния получила определённые цифры поставок хлеба.

Это касалось не только губерний, имевших излишки хлеба, но и таких губерний, которые нуждались в поставках. Заготовками зерна занимались специальные уполномоченные, но результаты разверстки были более чем скромными. Голод охватил не только города, но и армию. Петроград в ноябре 1916 года вместо 3 050 тыс. пудов хлебопродуктов получил всего 465 тыс. пудов, или 15%, а в декабре вместо 3 740 тыс. пудов — только 524 тыс., то есть 14%. (См.: там же. С. 496). Не лучше обстояло дело и в Москве.

Неурядицы охватили и другие стороны экономической жизни страны. Прежде всего они затронули фондовый рынок. Паника охватила биржи уже в июле 1914 года. Сразу же возникло расстройство кредита в Петербурге и Москве и внезапно и весьма значительно подорожала иностранная валюта. (См.: Лизунов П.В. Биржи России и Европы в годы Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны 1914—1918. С. 478). 19 июля было решено приостановить работу Петербургской биржи. За ней приостанавливают работу и другие биржи страны, также как закрылись биржи в зарубежных странах.

Но со второй половины сентября в Петрограде начала работать неофициальная фондовая биржа. В 1915 году ситуация на биржах несколько улучшилась, а затем и несколько стабилизировалась. Многие предприятия получили заметную прибыль и могли дать неплохие дивиденды, на денежном рынке появился избыток свободных средств, по данным специалистов, довольно значительных. (См.: там же. С. 482).

В 1916 году Министерство финансов даже пришло к заключению о возможности открыть фондовую биржу, поскольку фондовый рынок достаточно окреп. Торжественное открытие Петроградской фондовой биржи состоялось 24 января 1917 года. (См.: там же. С. 485). И это при том, что из обращения прежде всего исчезли золотые монеты, затем серебряные, а потом и медные деньги. Произошла их замена бумажными деньгами, и в хозяйстве возник дефицит денежной наличности. (См.: Соколов А.С. Денежное обращение России в 1914 — марте 1917 г. // Россия в годы Первой мировой войны 1914—1918. С. 499—500). Для укрепления финансового положения страны прибегли к новым налогам, как косвенным, например, на сахар, табак, спички, керосин, так и прямым, а также к внутренним займам. Было решено отказаться от продажи водки, что имело больше негативных последствий нежели положительных. С увеличением денежной массы постоянно падал курс рубля. В 1915 году его официальный курс снизился до 80 коп., а к концу 1916 года до 60 коп. Реальная же покупательная способность рубля к 1917 году упала вчетверо, до 27 коп. к довоенному уровню. (См.: там же. С. 502).

Современные исследователи подчёркивают, что экономический фактор нельзя считать достаточным для объяснения причин, почему именно Россия первой из стран Европы вошла в революцию уже во время войны.

Но они же рассматривают экономический фактор как весьма важный в нарастании социального конфликта в России, как до Февральской революции, так и особенно при Временном правительстве. Они отмечают ухудшение питания, конфликт между городом и деревней, рост цен, падение реальной заработной платы. (См.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 264).

Вместе с тем большие военные заказы, значительный рост цен предоставляли возможность крупным капиталистам получать огромные прибыли. Как отмечал А.Л.Сидоров, прибыли большинства отраслей промышленности резко поднялись по сравнению с довоенным временем. Увеличилось накопление капиталов. (См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение... С. 407). Заметно усилились банки, что позволяет исследователям говорить о их всевластии. (См.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 392).

Всё это происходило на фоне массового обнищания большинства населения страны, что не могло не усилить социальную напряжённость. Как отмечают современные исследователи, «произошло переключение буржуазии с общегосударственных интересов на узкоклассовые и эгоистические, что привело к падению доверия к ней как со стороны властных структур, так и населения». (Трошина Т.И. Утраченный шанс: национальная буржуазия в условиях Первой мировой войны (на матери-алах Европейского Севера России) // Россия в годы Первой мировой войны 1914—1918... С. 427). Не случайно один из идеологов русского дворянства, видный психиатр П.И.Ковалевский во время войны оставил следующее свидетельство: «Прежние помещики, имея рабов, своею кровью защищали отечество, нынешние капиталисты не желают жертвовать своею кровию. Они не прочь на боевом поле видеть дворян и крестьян, но не для защиты нации, а для защиты своих капиталов». (Ковалевский П.И. Психология русской нации. — Б. м. и г. изд. С. 11).

Но и крупные финансисты предчувствовали серьёзные изменения в стране. В конце 1916 года один из самых влиятельных среди них — А.И.Путилов в беседе с послом Франции в России М.Палеологом предсказывал разрушительную революцию. (См.: Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. — М., 1991. С. 177—178). Подобные же мысли характерны и для другого представителя российского капитала М.П.Рябушинского, подчёркивавшего: «Мы переживаем трагическое время, и декабрь 1916 года в истории России навсегда оставит память противоположности интересов родины и правительства. Темно будущее». (Россия в годы Первой мировой войны... С. 396). Российская экономика оказалась неспособной выдержать перегрузки, связанные с войной, и, как отметил В.И.Бовыкин, «капитализм в России оказался … дискредитированным как экономическая система». (Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений. К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. — М., 1988. С.142).

В литературе хорошо изучены настроения рабочих России периода Первой мировой войны. Убедительно показаны их изменения от проявления веры в победу России до катастрофического потери доверия к государственной власти. (См.: Пушкарева И.М. Рабочие России в годы Первой мировой войны: историческая реальность и проблемы ее изучения // Россия в годы Первой мировой войны... С. 432).

Уже в 1915 году «народное потребление» сократилось на 25%, а в 1916-м — на 43%. Цены по продукты питания по сравнению с довоенным уровнем в том году поднялись в стране в среднем в 3—4 раза. Особенно подорожали одежда и обувь. Стоимость жизни рабочей семьи в связи с дороговизной к февралю 1917 года выросла в 4 раза по сравнению с довоенным временем. В промышленности, вопреки законодательству, рабочий день составлял 12 часов, нередко доходил до 14—16 часов. Перегрузка на производстве влекла за собой рост травматизма и заболеваний. В Петрограде заболеваемость рабочих возросла с 0,5% в 1915 году до 10% в 1917-м. (См.: там же. С. 433). В 1916 году заработок рабочих был в среднем в 3 раза меньше, чем у служащих на предприятиях, и в 15 раз меньше, чем у директоров и управляющих. (См.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 250—251).

Ухудшение материального положения рабочих повлекло за собой значительное усиление рабочего движения. Если во второй половине 1914 года в стране отмечено лишь 170 стачек, то в 1915-м их количество возросло до 1 928, то есть рост более чем в 10 раз, а в 1916 году число стачек выросло до 2 417, в них участвовало более 1 млн. 558 тыс. человек. (См.: Кирьянов Ю.И. Социально-политический протест рабочих России в годы Первой мировой войны (июль 1914 — февр. 1917 гг. ). — М., 2005. С. 19). Стачечники выступали за повышение заработной платы, протестовали против дороговизны и продовольственных трудностей. Всё более увеличивалось количество стачек с политическими требованиями, обращенными к властям. В военные месяцы 1914 года в таких стачках участвовало только 12 тыс. человек, в 1915-м уже более 165 тыс., а в 1916-м более 273 тыс. человек. (См.: Пушкарева И.М. Указ. соч. С. 435). И это несмотря на то, что уже в начале войны был издан указ, ужесточавший наказания за стачки. В литературе показана общая картина забастовочного движения в основных воюющих странах Европы. В соответствии с ней к концу 1916 года количество стачек в России было в 2,2 раза больше, чем в Англии, в 11,4 раза — чем в Германии и в 70 раз — чем во Франции. (См.: там же. С. 437).

Одной из новых форм народного движения стали массовые выступления на почве дороговизны, ставшие характерными именно для военного времени. Весной 1916 года в Петроградской городской думе прозвучали следующие тревожные слова: «Мы накануне голодного дня, за которым последует голодный бунт». (Кирьянов Ю.И. Массовые выступления на почве дороговизны в России (1914 — февраль 1917 г.) // Отечественная история. 1993. № 3. С. 3). Выступления на почве дефицита и дороговизны предметов первой необходимости происходили не только в форме стачек и демонстраций, но и в форме столкновений населения с торговцами, хозяевами магазинов и складов. В таких выступлениях, которые часто назывались «голодными бунтами», обычно активную роль играли женщины, поэтому о них нередко говорили — «бабьи бунты».

Ухудшение положения с продовольствием стало заметно ощущаться уже в 1915 году, что привело к массовым выступлениям населения. Например, 17 августа в Петрограде в течение дня в различных районах города, прежде всего рабочих, толпами людей были разбиты стёкла в 103 магазинах и лавках, в некоторых из которых были почти полностью разграблены товары. Такие выступления отмечены не только в столицах, но и во многих других городах и посёлках буквально по всей стране. 1916 год, по официальным данным, дал увеличение подобного рода выступлений в 13 раз, с 23 до 288. Эти выступления заметно встревожили жандармские власти. Не случайно 25 января 1917 года в агентурном донесении из Петрограда сообщалось: «…Подобного рода стихийные выступления голодных масс явятся первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех — анархической революции…». (Там же. С. 16). Эти слова были сказаны за месяц до Февральской революции. Подчеркнём, что без учёта всё возраставшего рабочего движения в самых различных его формах трудно понять весь масштаб общенационального кризиса 1916 года, а затем и суть Февральской революции 1917 года. (Из современных работ о рабочем движении 1916 г. см. подробнее: Кирьянов Ю.И. Социально-политический протест рабочих в годы Первой мировой войны. — М., 2005; Поршнева О.С. Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. — М., 2004).

Несмотря на то, что с 1913-го по 1917 год численность рабочих в стране сократилась с 18,2 млн. человек до 15,2 млн., то есть более чем на три миллиона, рабочие оставались мощной и организованной оппозиционной силой, роль которой в протестных действиях 1916 года заметно возросла. Сокращение общей численности рабочих произошло прежде всего за счёт сельскохозяйственных рабочих (с 6,5 до 4,5 млн. человек) и чернорабочих (с 3,3 до 2,1 млн. человек). В свою очередь, численность рабочих крупной промышленности за это время возросла с 3,1 до почти 3,5 млн. человек, а транспортных рабочих с 824 до 839 человек. (См.: Рабочий класс России (1907 — февраль 1917 г.). — М., 1982. С. 246). Следовательно, количество квалифицированных рабочих за годы войны даже выросло.

Рабочая среда во время войны, чем дальше, тем больше, поддавалась агитации членов революционных партий, особенно большевиков, постоянно занимавших антивоенные позиции и продвигавших идею рабочей революции в России. С осени 1916 года забастовки в Петрограде приобрели отчётливо выраженный политический характер.

17—20 октября прошла забастовка на ряде крупных заводов города, в которой участвовало более 75 тыс. человек. А через 10 дней, 26—29 октября организуется новая политическая забастовка протеста против суда над балтийскими матросами-большевиками, в которой приняли участие более 79 тыс. человек. (См.: Кризис самодержавия в России 1895—1917. — Лг., 1984. С. 610).

Но не агитация была главным фактором роста протестного движения, а реальное социально-экономическое положение. В одном из документов Центрального военно-промышленного комитета от 28 июля 1916 года отмечалось: «Настроения рабочих весьма далеки от разрушительных тенденций, что убедительно показала война, однако у них отмечается снижение патриотического духа, озлобление». (См.: Поршнева О.С. Эволюция общественных настроений в России в годы Первой мировой войны (1914 — начало 1917 г. ) // Россия в годы Первой мировой войны 1914—1918. С. 139). Но через 3 месяца, в октябре 1916 года, из недр того же комитета вышла записка членов его Рабочей группы, где говорилось: «Как бы те или иные течения в рабочей среде ни относились к войне, полнейшая неизвестность относительно её целей, опасения, что война ведётся во имя завоевательных задач, не встречающих никакого отклика в рабочей среде, — всё это вместе рождает естественную тревогу, что страшные жертвы народа идут на неправое дело, что народ подвергается истощению не во имя самозащиты, а во имя интересов, чуждых и враждебных народу». (См.: там же. С. 139).

Недовольство всё более охватывало и деревню. Полицейские власти сообщали, что крестьяне «всё ждут не дождутся, когда же, наконец, окончится эта проклятая война». В донесении Петроградского губернского жандармского управления за октябрь 1916 года сообщалось: «В деревнях наблюдается революционное брожение вроде того, которое имело место в 1906—1917 гг.». (Кризис самодержавия... С. 610—611)

Оппозиционные настроения, естественно, не могли не затронуть армию, причём как тыловые части, так и действующую армию, располагавшуюся на фронте. К 1917 году армия столкнулась с серьёзными проблемами пополнения живой силой. Это казалось удивительным, поскольку среди воюющих держав Россия занимала первое место по численности населения. Более того, за всю войну было мобилизовано 8,7% её населения, а во Франции — 17%, в Германии — 20,7%, в Австро-Венгрии — 17,1%. Но в России 83% населения проживало в сельской местности, где были большие семьи, а процент взрослых мужчин был меньшим, чем в других воюющих странах. (См.: Катков Г. Февральская революция. — М., 2006. С. 68). Мобилизации усиливали недовольство и в тылу и в самой армии.

В декабре 1916 года отказались выехать на фронт и оказали вооружённое сопротивление солдаты 12-го Кавказского стрелкового полка, располагавшегося в Аккермане, а 21—23 февраля 1917 года вспыхнуло восстание на распределительном пункте бендерского гарнизона. Восстания солдат также произошли на распределительных пунктах в Гомеле и Кременчуге. Дело дошло до того, что во время декабрьских боев 1916 года на Рижском плацдарме отказались наступать солдаты 2-го Сибирского корпуса. Целого корпуса! К концу 1916 года число дезертиров в армии достигло 1,5 млн. человек. (См.: Пушкарева И.М. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России. — М., 1982. С. 91). Дело доходило до массовой сдачи в плен. (См.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 408). По наблюдениям военной цензуры к октябрю 1916 года «произошёл какой-то перелом в настроениях армии в худшую сторону». (Кризис самодержавия... С. 610). Антивоенные настроения всё больше охватывали солдат петроградского гарнизона. По сведениям охранки, гарнизон столицы «не верит в успех русского оружия и находит, что продолжение войны бесполезно». А когда вспыхнула октябрьская стачка в Петрограде, то солдаты 181-го запасного полка поддержали рабочих во время столкновения с полицией на Выборгской стороне. (См.: там же).

Смыкание армии и протестующего народа становилось всё более частым. О сочувствии солдат населению во время «продовольственных выступлений», вылившихся в неповиновение распоряжениям высших офицеров, говорится в документах о событиях в Канавине и Гордеевке Нижегородской губернии 1 июня 1916 года, на станции Тихорецкой Кубанской области (июнь), в Семипалатинске — 19 ноября и других местах. Нехватка продовольствия стала быстро расширять круг противников войны, приверженцами которой в народе всё чаще стали называть купцов и торговцев, наживавшихся на постоянном вздутии цен. (См.: Кирьянов Ю.И. Массовые выступления... С. 14—15). 3 ноября 1916 года начальник Московского жандармского управления в связи с нехваткой хлеба в текстильном селе Озерках Коломенского уезда доносил: «Сразу и очень резко послышалось недовольство войной». (См.: там же. С. 15).

Недовольство войной, и чем дальше, тем больше, недовольство всем и вся, становилось привычным. По свидетельству охранки, «петроградский обыватель с восторгом приветствует всякое проявление оппозиции — будет ли она направлена на городское самоуправление или на кондукторшу трамвая, на министров, на правительство или на немцев — всё равно». (Кризис самодержавия в России... С. 611). Общественные настроения становились всё более и более оппозиционными. По свидетельству генерала Н.Н.Головина, «все представители русской интеллигенции были отброшены к концу 1916 года правительством в лагерь оппозиции. И в результате вместо того, чтобы слышать из уст представителей своих более образованных классов слова бодрости и разъяснения, народные массы слышали только критику, осуждение и предсказания неминуемой катастрофы». (Головин Н.Н. Военные усилия России... С. 331).

29 октября 1916 года будущий руководитель Временного правительства, а тогда главноуполномоченный Всероссийского Земского Союза князь Г.Е.Львов направил письмо председателю Государственной думы М.В.Родзянко. В нём он прежде всего сообщил о состоявшейся 26 октября в Москве встрече председателей губернских земских управ, посвящённой вопросам продовольственного дела, во время которой было подвергнуто обсуждению «общее тревожное политическое положение страны». Далее Львов изложил итоги их «единодушного мнения». Эти итоги носили антиправительственный характер до такой степени, что открыто говорилось: «правительственная политика дала свои роковые плоды». Правительству бросался упрёк за нежелание пойти на совместную работу с Государственной думой. Констатировалось последовательно острое расстройство в области транспорта, производства необходимых для населения предметов, в том числе даже продовольствия. Прямо говорилось: «Разъединённые, противоречивые, лишённые определённого плана и мысли действия и распоряжения правительственной власти неуклонно увеличивают общую дезорганизацию всех сторон государственной жизни». Более того, там подчёркивалось, что все распоряжения высшей власти как бы направлены к цели ещё больше запутать тяжёлое положение страны и ведут к преступной растрате её людских и материальных сил.

Львов счёл необходимым сообщить председателю Думы о «мучительных и страшных подозрениях и зловещих слухах о предательстве и измене, о тайных силах, работающих в пользу Германии». Несколько далее он прямо писал о том, что «вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел». В письме также сообщалось о слухах по поводу нежелания правительства продолжать дальнейшую борьбу, прекратить войну и заключить сепаратный мир. Львов довёл до сведения Родзянко мнение председателей губернских земских управ — продолжать войну до конечной победы вместе с союзниками, заверял председателя Думы в поддержке в деле создания правительства, способного объединить все живые народные силы и привести родину к победе. (См.: Шевырин В.М. Власть и общественные организации в России (1914—1917). — М., 2003. С. 127; ГАРФ. Ф. 892 (А.А.Гирса). Оп. 1. Д. 67. Л. 1 – 3).

Всего лишь через два дня после написания этого письма, 1 ноября 1916 года, последовало нашумевшее выступление лидера кадетов П.Н.Милюкова на V сессии Государственной думы с его известными словами «глупость или измена», прямо заявившего: «Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе». (Милюков П.Н. Выступление в Государственной думе 1 ноября 1916 г. // Первая мировая война в оценке современников... С. 440—447). Интересно, что уже во время этого выступления, один из лидеров Союза русского народа Н.Е.Марков спросил оратора: «А ваша речь — глупость или измена?». (Милюков П.Н. Указ. соч. С. 446; Гайда Ф.А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 — весна 1917 г.). — М., 2003. С. 233). Но дело было не только в речи Милюкова. Она, как можно заметить, по своему содержанию очень близка к вышеупомянутому письму Г.Е.Львова и была лишь составной частью тех решительных действий, к которым призывали прибегнуть кадеты в октябре 1916 года. (См.: Гайда Ф.А. Указ. соч. С. 228). Своей речью Милюков задал тон для последующих думских выступлений ведущих лидеров либеральной оппозиции: С.И.Шидловского, И.Н.Ефремова, В.А.Маклакова.

В ноябрьские дни 1916 года лозунг создания «ответственного министерства» стал общим лозунгом всей либеральной оппозиции. Как пишут в литературе, конфликт между исполнительной и представительной ветвями власти достиг «точки кипения». (См.: Шелохаев В.В. Первая мировая война в оценках российской либеральной интеллектуальной элиты // Россия в годы Первой мировой войны... С. 170). Но особенность момента заключалась в том, что правительство не оправдало ожиданий и консервативного лагеря, своей основной опоры, оказавшегося хоть и в умеренной, но всё-таки оппозиции. (См.: Иванов А.А., Репников А.В. Русские консерваторы: взгляд на проблемные точки Российской империи в годы Первой мировой войны (1914—1917 гг.) // Россия в годы Первой мировой войны... С. 158). Правые должны были выработать свои предложения в связи с насущными проблемами страны. Они не могли не поддержать борьбы против роста цен, мер по предотвращению голода. Даже по рабочему вопросу правые выступили за повышение заработной платы в связи с усиливавшейся инфляцией. Были у правых свои установки и по национальному, и по другим вопросам, по которым не всегда были совпадения с правительственной линией. Но консерваторы не смогли предложить эффективных мер по выводу страны из системного кризиса и спасения самодержавия от краха. (См.: там же. С. 153—159).

Тем временем Прогрессивный блок, созданный в недрах Государственной думы в 1915 году либеральными фракциями, усиливался, став господствующим в Думе. Его антиправительственная направленность все более проявлялась. (См.: Демин В.А. Прогрессивный блок // Российский либерализм середины XVIII — начала ХХ века. Энциклопедия. — М., 2010. С. 767—770). Но в ноябре 1916 года произошло ещё одно важное событие. В открытую оппозицию перешёл и Государственный совет. Собственно Госсовет был создан в качестве верхней палаты так называемого российского парламента для того, чтобы гасить инициативы Государственной думы, и так продолжалось все годы его существования.

В ноябре 1916 года Дума и Госсовет, где большинство также составили сторонники Прогрессивного блока, сомкнулись в своей антиправительственной критике. Впервые обе палаты выступили единодушно по вопросу большой государственной важности. Современники расценили это как событие важного политического значения. (См.: Бородин А.П. Государственный совет России (1906—1917). — Киров, 1999. С. 160). Изоляция императорской власти становилась всё более ощутимой, и это не могло не отразиться на общих настроениях в стране.

Как писал генерал Н.Н.Головин, «выражение всеобщего недовольства, окончательное падение авторитета власти, предчувствие, даже уверенность в надвигающейся страшной катастрофе можно прочесть решительно во всех мемуарах, относящихся к этому времени. Во всех слоях общества и народа ползли слухи один мрачнее другого. Почти открыто говорили о необходимости династического переворота». (Головин Н.Н. Военные усилия России... С. 332). Один из лидеров кадетов В.А.Маклаков 27 декабря писал о падении престижа династии и, среди прочего, отмечал: «Но бесспорно то, что сейчас в умах и душах русского народа происходит самая ужасная революция, какая когда-либо имела место в истории. Это не революция, это катастрофа, рушится целое вековое миросозерцание, вера народа в Царя...». (Россия в годы Первой мировой войны... С. 699). Мрачные пророчества звучали и со стороны духовенства. (См.: там же. С. 498).

Это всё настроения конца 1916 года. Подобные настроения сразу зафиксировали и за рубежом, прежде всего в странах союзной Антанты.

15 ноября 1916 года великий князь Михаил Михайлович, проживавший в Лондоне с 1891 года, направил письмо Николаю II следующего содержания: «Я только что возвратился из Букингемского дворца. Жоржи [английский король Георг] очень огорчён политическим положением в России. Агенты Интеллидженс Сервис, обычно очень хорошо осведомлённые, предсказывают в ближайшем будущем в России революцию. Я искренне надеюсь, Никки, что ты найдёшь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока ещё не поздно». (Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. — М., 2008. С. 193).

Итак, английская разведка предсказывала революцию ещё в середине ноября 1916 года. Она обладала достаточно достоверными сведениями и не только она. Как писал видный дипломат, октябрист А.А.Гирс «за ходом нашего домашнего конфликта с напряжённым вниманием следят правительства как вражеских, так и союзных нам держав. Отношение к нему первых, как и средства воздействия к которым они могут прибегать до чрезвычайности просты: видя у нас смуту, они могут открыто ликовать и прибегать ко всем доступным им способам для того, чтобы вызвать в России революционное движение». (ГАРФ. Ф. 892. Оп. 1. Д. 94. Л. 2; см.также: Гайда Ф.А. Указ. соч. С. 289). Гирс был сторонником продолжения войны до победного конца и строгого соблюдения обязанностей перед Англией и Францией. Он констатировал наличие затягивающегося конфликта страны с правящей властью и понимал, что на карту была поставлена дальнейшая судьба самодержавия. «Выход из переживаемого кризиса» он видел в том, чтобы Государственная дума добилась прежде всего создания объединённого правительства, к которому она бы могла относиться с полным доверием. (См.: там же. Л. 3 об.).

Наличие кризиса и приближение революции тогда же, осенью 1916 года, видели и члены императорской фамилии. 11 ноября великий князь Георгий Михайлович, после посещения ставки генерала Брусилова, направил письмо Николаю II, где писал: «…если в течение ближайших двух недель не будет создано новое правительство, ответственное в своих действиях перед Государственной думой, мы все погибнем…». (Великий князь Александр Михайлович. Указ. соч. С. 193). До такой степени тревожно оценивал ситуацию один из великих князей.

Как отмечается в литературе, «тревога за собственное будущее заставляла и членов императорской фамилии пытаться воздействовать на царя, чтобы уменьшить влияние на него Александры Федоровны и Распутина». (Кризис самодержавия в России... С. 616). Ряд членов императорской фамилии пытался активно вмешаться в тогдашние события. Великий князь Дмитрий Павлович, как и Ф.Ф.Юсупов, женатый на дочери великого князя Александра Михайловича, вместе с В.М.Пуришкевичем участвовали 17 декабря 1916 года в убийстве Г.Распутина, которое М.В.Родзянко назвал началом второй революции. (См.: Родзянко М.В. Крушение империи. — Харьков, 1990. С. 193). А великий князь Николай Михайлович, генерал и историк, в литературе рассматривается как лидер великокняжеской фронды. Не случайно 1 января 1917 года он был выслан из Петрограда. (См.: Кризис самодержавия... С. 625, 640). Сложными были отношения императора с великим князем Николаем Николаевичем, бывшим верховным главнокомандующим русской армией. В литературе есть упоминания о том, что он поддерживал отношения с теми, кто работал против Николая II. (См.: Кузнецов (игумен Серафим). Православный царь — мученик. — М., 1997. С. 494).

Обострение отношений внутри самой императорской фамилии стало отражением усиливавшегося политического кризиса в стране и всё большей изоляции, в которой оказался император. По свидетельству жандармского генерала А.Спиридовича, «в начале 1917 года … настроение всех слоев населения обеих столиц России было до крайности нервозно — взвинченное и беспокойное… Заметно было недоброжелательство к Верховной Власти и не скрывалось враждебно-пренебрежительное отношение к правительству». (Спиридович А. Указ. соч. С. 288).

Тревожные настроения охватили и других представителей государственного аппарата. Генерал П.Г.Курлов, став заместителем министра внутренних дел, изучил в октябре 1916 года материалы своего министерства и пришёл к убеждению, «что положение государства представлялось угрожающим и крайне затруднительно было наметить полицейские мероприятия, которыми можно было бы восстановить порядок». Он же подчёркивал: «Потерявшее голову великосветское общество … громко говорило о необходимости дворцового переворота… Ясно, что власти уже не было, а оставался только её бледный призрак». (Курлов П.Г. Гибель императорской России. — М., 1992. С. 236—238).

Множество слухов распространялось в то время. Смысл одного из них сводился к тому, что если мы не уберём Николая, то в случае победы в войне он ещё больше укрепится на троне, чего допустить нельзя. (См.: Кузнецов (игумен Серафим). Указ соч. С. 206—207). Одним из факторов усилившейся активности оппозиционеров была поддержка со стороны лидеров Антанты. Не подлежит сомнению участие английской разведки в убийстве Распутина, придерживавшегося прогерманской ориентации. Опасались союзники подписания Россией сепаратного мира с Германией. Об этом, например, писали даже швейцарские газеты, на что в ноябре 1916 года обратил внимание В.И.Ленин. (См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 184—192). Современное состояние источников позволяет говорить об определённых закулисных связях между Германией и Россией на всем протяжении войны. Но они не позволяют делать убедительного вывода о намерении руководства России подписать сепаратный мир с Германией. (См.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 707—708).Тем не менее слухи о подобных планах усиливались. (См.: Родзянко М.В. Указ. соч. С. 140—142, 159). Они расширились после назначения 20 декабря 1916 года министром внутренних дел А.Д.Протопопова, обвинённого в присоединении к «прогерманской партии» императрицы и якобы готового добиваться сепаратного мира. (См.: Катков Г. Указ. соч. С. 93). Действительно, слух о том, что императрица возглавляет клику, собирающуюся заключить сепаратный договор с Четверным союзом, результатом чего будет разгром союзников России, был достаточно распространённым и сыграл свою роль. (См.: Улам А. Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года. — М., 2004. С. 290).

Усиливавшийся кризис 1916 года повлиял на деятельность политических партий, в том числе и большевиков, ушедших с началом войны в глубокое подполье. Руководство партии находилось в эмиграции, а многие видные её члены — в тюрьмах и ссылке. В конце 1916 года оживляет свою деятельность Русское бюро партии во главе с А.Г.Шляпниковым, вернувшимся в Петроград и возглавившим работу большевиков внутри самой России. В Петрограде из известных большевиков в это время работают П.А.Залуцкий, В.М.Молотов, М.И.Калинин, В.Н.Залежский, Н.А.Угланов, В.Я.Чубарь и др. Общенациональный политический кризис вскоре перерос в революцию, во вторую русскую революцию. Война, конечно, ускорила наступление революции. Не случайно В.И.Ленин называл её «могучим ускорителем» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 13), но действовали и более долговременные факторы. Все более обострялся аграрный вопрос, который нельзя сводить только к малоземелью. Увеличивалась плата за аренду, а к моменту начала войны до четверти помещичьей пашни сдавалось в аренду крестьянам (см.: Россия в годы Первой мировой войны... С. 293), давили налоги, обострялись отношения внутри сельского общества, а города не могли поглощать излишки рабочих рук в деревне. Обострялся и рабочий вопрос, как и национальный, и всё это, к которым добавлялись и другие сложные проблемы, привело к двум революциям 1917 года.


Версия для печати
Назад к оглавлению