С.В.Кожемякин Многополярный мир: шаг к справедливости или новый виток империализма?

_____

КОЖЕМЯКИН СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ — собственный корреспондент газеты «Правда», кандидат политических наук (Киргизская Республика, г. Бишкек).

 

«Новая эра»

После начала специальной военной операции на Украине в риторике российского руководства прочно закрепилась идиома «многополярный мир». Рассматриваемый как альтернатива строго иерархической системе международных отношений под главенством США, он всё чаще предстаёт в официальной пропаганде как главная цель усилий Москвы на глобальной арене. При этом многополярности априори придаётся характер более справедливого мироустройства, учитывающего интересы всех народов и стран.

О значимости, придаваемой этой идее, говорит хотя бы тот факт, что в 2022 году президент РФ В.В.Путин упоминал многополярный мир в тридцати с лишним своих публичных выступлений. «На наших глазах рождаются контуры по-настоящему многополярного миропорядка: в Азии, Африке, Латинской Америке формируются новые центры развития, которые всё активнее отстаивают свои национальные интересы, защищают свой суверенитет, право на собственный путь развития. Противостоять этим объективным процессам истории просто невозможно», — заявил он в видеообращении к участникам встречи глав оборонных ведомств государств — членов ШОС и СНГ 9 декабря. (См.: http://kremlin.ru/events/ president/news/70057).

Ещё более патетическая картина «новой эры» (слова Путина) была дана на XIX заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай». «Единство человечества не строится по команде „делай как я”, „будь как мы”». Оно формируется с учётом и на основе мнения всех, с бережным отношением

к идентичности каждого общества и народа. Именно на таком принципе может развиваться долгосрочное взаимодействие в многополярном мире...

От Азии, Африки, Латинской Америки в мире завтрашнего дня будет зависеть намного больше, чем принято считать сегодня, и такой рост их влияния, безусловно, позитивен», — отмечал президент. (См.: http://kremlin.ru/events/president/news/69695).

После столь ясного сигнала данная тема стала активно «раскручиваться» российскими СМИ. В их изображении многополярный мир является полной противоположностью, антитезой существующего глобального порядка. Прямо или исподволь в массовое сознание внедряется мысль о том, что это устройство гарантирует справедливость в противовес неравенству, суверенитет и самостоятельный выбор пути развития вместо гегемонизма, защиту «здоровых ценностей» в противовес «извращениям».

Схожая тональность присутствует в риторике лидеров других стран. Так, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган в 2021 году издал написанную им книгу с говорящим названием «Более справедливый мир возможен». Заявив, что

в настоящее время рождается новый миропорядок, он предложил «построить более справедливую архитектуру глобального управления». Первым шагом

к этому должна стать реформа ООН, которая, как утверждает Эрдоган, сейчас подчинена интересам пяти постоянных членов Совета Безопасности. (См.: Эрдоган выступает за «более справедливый мир» и предлагает реформу ООН: https://mediamax.am/ru/news/society/44553/).

Внести серьёзные коррективы в систему международных отношений требует премьер-министр Индии Нарендра Моди. «Мы, глобальный Юг, имеем самые большие ставки в будущем. В наших странах проживает три четверти человечества, и у нас должен быть эквивалентный этому голос. А поскольку восьмидесятилетняя модель глобального управления меняется медленно, мы должны ускорить формирование нового порядка», — заявил он в январе 2023 года на «Саммите глобального Юга». (См.: World in crisis, let us shape emerging order, PM Modi tells Global South: https://indianexpress.com/article/india/global-south-summit-world-in-crisis-let-us-shape-emerging-or....

С сожалением приходится констатировать, что столь некритичную, оторванную от классового подхода характеристику происходящих на мировой арене событий подхватили и некоторые представители левых сил. Фактически это означает дрейф на позиции так называемого цивилизационного подхода. С помощью последнего западная политическая наука на протяжении десятилетий пыталась опровергнуть исторический материализм. Развитию производительных сил как основы общественных отношений, классовому антагонизму и проистекающей из этого смене общественно-экономических формаций противопоставляются многообразие локальных, сильно отличающихся друг от друга цивилизаций.

Но марксизм тоже признаёт, хотя и без подобной абсолютизации, уникальность каждого общества. Она проистекает из неодинакового уровня экономического, политического, культурного развития, исторических и национальных особенностей. Как подчёркивал в связи с этим В.И.Ленин, марксистская теория «…даёт лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 184).

Важная особенность цивилизационного подхода, однако, состоит в том, что основным критерием каждой цивилизации провозглашаются не социально-экономические, а природно-культурные факторы — религия, мировоззрение, географические особенности. Весь исторический процесс в конце концов сводится к противостоянию различных цивилизаций, в то время как классовые противоречия тщательно затушёвываются.

Правящим кругам это даёт широчайший простор для манипулирования общественным сознанием. Спекуляции на «культурных особенностях» и «межцивилизационных различиях» позволяют отвлечь внимание трудящихся от куда более насущных проблем. «Родной» эксплуататор при таком раскладе становится верным союзником угнетаемой массы в защите от «чужаков», а любая социальная борьба автоматически клеймится как «предательство нации». Такой же ярлык навешивается на пролетарский интернационализм и попытки доказать, что иностранный рабочий куда ближе отечественному рабочему, чем «доморощенный» эксплуататор.

Разумеется, при этом важно не впадать в другую крайность, игнорируя существование в мире межгосударственных противоречий. Последние являются неотъемлемой частью всех антагонистических, классовых обществ.

Особенно ярко это проявляется в эпоху империализма, когда капиталистические державы вступают в ожесточённую борьбу за политический и экономический раздел мира. «Пружиной» конкуренции выступает стремление монополий к максимально высокой прибыли, хотя формы соперничества могут быть разные — и «мирный» раздел рынков, и прямые военные столкновения. Однако основа во всех случаях общая — жажда выгоды. «Мирные союзы подготовляют войны и в свою очередь вырастают из войн, обусловливая друг друга, рождая перемену форм мирной и немирной борьбы из одной и той же почвы империалистских связей и взаимоотношений всемирного хозяйства и всемирной политики», — отмечал Ленин. (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 417—418).

 

«Великий передел» XXI века

Выходят ли нынешние события в мире за рамки отличительных черт империализма, выведенных Лениным больше ста лет назад? Отнюдь. Размывание гегемонии евроатлантического центра мировой капиталистической системы — явление, которое невозможно отрицать. Водоразделом в этом процессе можно считать глобальный финансовый кризис 2008 года, заметно пошатнувший позиции традиционных «тяжеловесов» и давший толчок к появлению в капиталистической «лиге» новых амбициозных игроков.

Приведём несколько показателей, демонстрирующих постепенное выталкивание Соединённых Штатов с Олимпа мировой экономики. Доля ВВП США в мировом ВВП снизилась с 32% в 2001 году до 20% в 2022 году, в глобальном товарном экспорте их доля рухнула с 13,7% до 8% всего за три года — с 2008 по 2011-й, и с тех пор не превышает 10%. Помимо этого, Вашингтон уступил роль лидера мировой обрабатывающей промышленности, а в 2021 году впервые более чем за столетие сместился с первого места среди стран по объёму расходов на научные исследования и разработки (НИОКР). Они составили у США 599 млрд. долл., в то время как у Китая — 622 млрд. Показательно, что ещё в 2010 году вклад Соединённых Штатов в мировые расходы на НИОКР составлял 33%, а Китая — 12%. Сейчас это соотношение составляет 24,5 и 25,5% соответственно. (См.: 2021 Global R&D Funding Forecast released: https://www.rdworldonline.com/2021-global-rd-funding-forecast-released/).

США пока сохраняют за собой позиции финансового центра. На них приходится более 50% общей стоимости мирового фондового рынка. Но и здесь заметны изменения. Например, Китай вышел на третье место, потеснив Японию.

Китай — не единственный участник «великого передела». Например, в 2003 году в рейтинг 500 крупнейших ТНК по размерам капитализации, ежегодно составляемый газетой Financial Times, были включены только 12 компаний стран БРИКС. К 2018 году число таковых увеличилось до 74 (из них 45 китайских), а количество ТНК из стран «Большой семёрки» сократилось с 393 до 329. Если же использовать методологию, в которой за основу берётся размер дохода, количество ТНК стран БРИКС составило 129, а «Большой семёрки» — 280. (См.: Кузнецов А.В. Россия и финансовый мир: на пороге системных трансформаций // Проблемы постсоветского пространства. 2020. № 2. С. 194).

Ослабление экономическое неизбежно влечёт за собой ослабление политическое, ведь, как указывал Ленин, раздел мира происходит «по капиталу», «по силе». Целый ряд стран и даже регионов демонстрируют нежелание подчиняться диктату капиталистического центра во главе с США. Впрочем, как мы увидим ниже, стремление к автономии вовсе не обязательно означает разрыв с капитализмом.

При всей драматичности и грандиозности этого смещения для ныне живущего поколения в разрезе истории оно не является уникальным. Нечто похожее происходило, например, на рубеже XIX и XX веков, когда бесспорный лидер буржуазного мира — Британская империя — вынуждена была отдать пальму первенства Германии, а затем США. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916 г.) Ленин писал по этому поводу: «Полвека тому назад Германия была жалким ничтожеством, если сравнивать её капиталистическую силу с силой тогдашней Англии; тоже — Япония по сравнению с Россией. Через десяток-другой лет „мыслимо” ли предположить, чтобы осталось неизменным соотношение силы между империалистскими державами? Абсолютно немыслимо». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 417).

Можно, конечно, назвать это переходом от однополярного к многополярному миру, но, на наш взгляд, такая характеристика страдает одним большим недостатком. Заключается он в уводе внимания от сути вопроса. Последняя же состоит в том, что мы наблюдаем обычный для империализма процесс, проистекающий из неравномерности развития капиталистических держав и порождаемых этой неравномерностью противоречий и конфликтов.

Капиталистический мир был и будет ареной конкуренции, триумфа сильных и беспощадной расправы над слабыми. Однако в определённых исторических условиях «период мирных союзов» даёт более или менее продолжительную передышку «периоду войн». Именно это произошло в послевоенную эпоху, когда капитализм сплотился вокруг «североамериканского полюса». Причин здесь несколько. Во-первых, ослабление европейских капиталистических держав в результате двух мировых войн и параллельное с этим возвышение США. Во-вторых, установление и укрепление Советской власти и превращение СССР по итогам Второй мировой войны в мировую державу. Из-за страха перед «красной опасностью» европейская буржуазия добровольно встала под американский «зонтик», отказавшись от части суверенитета в обмен на обеспечение своей «безопасности».

После разрушения СССР неравноправный союз сохранился, поддерживаемый экономическим и военно-политическим могуществом Соединённых Штатов и такими пропагандистскими «скрепами», как «угроза международного терроризма», «возвышение Китая» и «российский ревизионизм». Но даже в этом однополярном мире противоречия не были полностью сглажены, то и дело прорываясь на поверхность. Здесь можно вспомнить выход Франции из военной организации НАТО в 1966 году, отказ Германии и Франции поддержать вторжение в Ирак в 2003 году и т. д.

Однако объективные законы капиталистического развития размывали это единство. В результате появились и стали укрепляться новые «центры», претендующие на более или менее заметную самостоятельность от американского «гегемона». Среди этих стран можно выделить Турцию, Индию, Японию, Бразилию, Саудовскую Аравию, Россию. Многие из них за последние десятилетия поднялись вверх по «глобальной пирамиде». Например, Индия, чей ВВП (по паритету покупательной способности) вырос с 962 млрд. долл. в 1990 году до 11,7 трлн. в 2022-м. Она переместилась с 10-го места в мировой экономике на 3-е.

ВВП (по ППС) Турции увеличился за тот же промежуток с 397 млрд. до 3,3 трлн. долл., что позволило ей «подрасти» с 17-го до 11-го места. Показатели России, достигнув «дна» в 1998 году (1,3 трлн. долл., 10-е место), тоже выросли и теперь составляют 4,6 трлн. долл. (6-е место). Другие страны (Саудовская Аравия, Япония, Бразилия) примерно сохранили свои позиции, но изменения в мировой экономике и политике толкают их буржуазию к более смелому требованию своих «кусков пирога».

Является ли данный процесс ослаблением капитализма, способствует ли он крушению этого строя? Или же происходит простое «перераспределение сил», тогда как капиталистическая система в её империалистической фазе пока остаётся незыблемой? Чтобы ответить на эти вопросы, мы поставили перед собой цель проанализировать развитие нескольких новых «полюсов» мировой экономики и политики. Главной задачей при этом было выяснить, являются ли они типичными империалистическими странами или в них происходит отход от базовых признаков капитализма в нынешней — монополистической — стадии.

«Не изобретая велосипед», мы опирались на признаки, обозначенные Лениным: концентрация производства и капитала с созданием монополий, играющих решающую роль в хозяйственной жизни; слияние банковского капитала с промышленным и создание на этой базе финансового капитала, финансовой олигархии; нарастание вывоза капитала; экспансия, участие в территориальном разделе мира.

 

Концентрация производства и капитала

Данный процесс Ленин считал главной отличительной чертой империалистической стадии. Он указывал, что картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни, а крупные части последней «изъяты, как общее правило, из свободной конкуренции». Согласно ленинскому пояснению, «…концентрация, на известной ступени её развития, сама собою подводит, можно сказать, вплотную к монополии. Ибо нескольким десяткам гигантских предприятий легко прийти к соглашению между собою, а с другой стороны затруднение конкуренции, тенденция к монополии порождается именно крупным размером предприятий. Это превращение конкуренции в монополию представляет из себя одно из важнейших явлений — если не важнейшее — в экономике новейшего капитализма…». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 311—312).

При этом Ленин подчёркивал, что на общую тенденцию образования монополий не влияет, какой тактики придерживается то или иное буржуазное государство. По его словам, «различия между отдельными капиталистическими странами, например, в отношении протекционизма или свободной торговли, обусловливают лишь несущественные различия в форме монополий или во времени появления их, а порождение монополии концентрацией производства вообще является общим и основным законом современной стадии развития капитализма». (Ленин В.И. Полн. собр. Соч. Т. 27. С. 315).

В современной экономической науке для определения степени концентрации рынка используется индекс Херфиндаля-Хиршмана (Herfindahl-Hirschman Index, HHI). Базируясь на данных об отношении объёма продаж компании к объёму всех продаж отрасли, он показывает, какую долю занимают продавцы на данном рынке. HHI менее 0,01 указывает на высоконкурентную отрасль, HHI более 0,25 свидетельствует о высокой концентрации, а выше 0,6 — о монополии. Данный индекс также применяется для анализа концентрации рабочей силы на крупнейших предприятиях.

Другой метод исследования — индекс концентрации CR, показывающий, какая доля рынка (в процентах) приходится на заданное количество самых крупных игроков. Например, при CR3 речь идёт о трёх компаниях, при CR4 — о четырёх и т. д.

В обрабатывающей промышленности Турции в 1980-е годы CR4 составлял почти 60, то есть четыре крупных компании контролировали практически две трети производства. В 1990-е годы и первой половине 2000-х годов уровень концентрации снизился, но примерно с 2005 года вернулся на траекторию роста. (См.: Ozhan M. The Concentration-Profitability Relationship in Turkish Industry // European Journal of Economics and Business Studies. Сентябрь-декабрь 2015 г. С. 172—184).

Так, в производстве легковых автомобилей индекс CR4 сократился до 89

в 2006 году и вновь вырос до 96 в 2009-м. CR8 и вовсе составил 99,8. В свою очередь, индекс Херфиндаля-Хиршмана увеличился в 2005—2010 годах с 0,27 до 0,3, что говорит о высокой степени концентрации. Аналогичные тенденции, хотя и не столь яркие, характерны для других отраслей. В фармацевтической промышленности Турции CR4 в 2013—2016 годах увеличился с 19 до 20. Статистика также фиксирует высокую концентрацию рабочей силы на крупных предприятиях. В промышленности на 20 ведущих компаний приходится 65% производства и около 60% рабочей силы. В сфере услуг эти показатели составляют, соответственно, 45% и 35%, в строительстве — 25% и 20%. Если в строительстве пока сохраняется высокая конкурентная среда, то в промышленности и сфере услуг в последние годы заметно нарастает концентрация. Также крупные предприятия привлекают всё больше инвестиций. В среднем на долю четвёрки крупнейших предприятий в каждой отрасли промышленности приходится более 40% вложений отечественного происхождения и свыше 70% — зарубежного. (См.: Facts on Business Dynamism in Turkey: https://www.tcmb.gov.tr/wps/wcm/connect/e5328677-8a20-4ca8-9b31-53b6c881ffcf/wp1930.pdf).

Число слияний и поглощений (более 300) в турецкой экономике в 2021 году достигло семилетнего максимума, сумма сделок составила 15 млрд. долл. Среди заметных слияний и поглощений последних лет можно выделить покупку нефтегазовой компанией SOCAR Turkey Enerji AS активов портового оператора Petlim Limancilik Ticaret AS, приобретение лидером пищевой промышленности Ulker Group компании Turyag, специализирующейся на производстве растительного масла, маргарина и т. п.

Характерной чертой экономического развития Турции является усиление роли конгломератов — объединений фирм, работающих в разных отраслях, но принадлежащих одному владельцу. Крупнейший из них — финансовая и промышленная группа Sabanci Holding, контролируемая семьёй Сабанджи. Конгломерат владеет банками, страховыми и инвестиционными компаниями, активами в цементной промышленности, энергетике, розничной торговле. Другая группа — Cengiz Holding — объединяет компании, работающие в энергетике, горнорудной промышленности, строительстве, туризме, издательской деятельности и т. д. Владелец конгломерата — Мехмет Ченгиз.

В Индии к отраслям с наивысшей монополизацией относятся (в скобках — индексы CR4 и Херфиндаля-Хиршмана): табачная промышленность (93; 0,6), компьютерная индустрия (86; 0,4), а также нефтепереработка, выпуск средств связи, фармацевтика. Например, лидер табачной отрасли ITC Ltd за 1990—2017 годы увеличил свою долю на рынке с 67 до 85%. В производстве компьютеров и периферийного оборудования две ведущие компании — Moser Baer и TE Connectivity India контролируют 81% рынка. В нефтеперерабатывающей промышленности монополистами являются Индийская нефтяная корпорация, компании Reliance Industries, Bharat Petroleum и Hindustan Petroleum, вместе обеспечивающие почти 70% продаж. Либерализация экономики привела к снижению влияния госкомпаний и параллельному развитию частного бизнеса. Так, частная Reliance Industries увеличила свою долю за тридцать лет с 5 до 20%.

Высокими темпами растёт концентрация в производстве средств связи. Индекс Херфиндаля-Хиршмана увеличился здесь за последние годы с 0,24 до 0,37, а индекс CR4 достиг 78. Лидерами сектора являются компании Samsung India, Nokia Solutions и Bharat Dynamics, владеющие более чем 80-процентной долей рынка. В фармацевтической промышленности четыре ведущие компании сосредоточили в своих руках 77% суммарной стоимости активов. Самый крупный игрок на этом поле — входящая в промышленную группу Poonawalla Investment and Industries компания «Институт сыворотки Индии» — увеличила долю на рынке с 28% в 2005 году до 40% в 2017-м. Другая компания — Syngene International — за тот же период нарастила свою долю с 3 до 12%.

В цементной промышленности более половины рынка держит в своих руках компания Jaypee, вместе с рядом других фирм (Ramco Industries Ltd., Everest Industries Ltd. и др.) создавшая картель. Антимонопольные органы обвинили компании в сговоре относительно ценообразования и объёмов производства, но серьёзных последствий это не имело. (См.: Saraswathy B. Economic Reforms and Market Competition in India: https://isid.org.in/wp-content/uploads/2022/07/WP216.pdf).

В последние несколько лет степень концентрации в индийской экономике ещё более возросла. Это показывает исследование, проведённое в конце 2021 года и затронувшее 2 863 компании из 20 ведущих отраслей. Установлено, что в трети отраслей пятёрка компаний-лидеров получала свыше 90% прибыли. В целом же на пять крупнейших фирм страны пришлось 21% всей прибыли — по сравнению с 17% шестью годами ранее. Если же рассмотреть 20 самых крупных компаний Индии, то они генерировали 14% всех корпоративных прибылей в 1990 году, 30% в 2010 году и 70% в 2019-м. Секторами, где монополизация идёт особенно активно, стали энергетика, строительство, инфраструктура. В числе главных причин разорения мелких производителей специалисты называют пандемию, налоговую и денежную реформы правительства Нарендры Моди. (См.: Echoes of oligopoly as big firms get bigger: https://www.livemint.com/companies/news/india-inc-sees-rising-dominance-of-a-select-few-as-pandemic-....

Механизмы концентрации хорошо видны на примере телекоммуникационной сферы. В посвящённом этой теме материале читаем: «Всё началось с ценовой войны 2016 года, когда игроки стали снижать тарифы на передачу данных, чтобы сохранить клиентов и увеличить долю рынка. Это привело к тому, что многие мелкие игроки ушли, учитывая их ограниченную финансовую мощь, а крупные игроки извлекли выгоду из возможности получить долю рынка и купить активы со скидкой. Ключевые сделки последующих лет включали приобретение компанией Bharti Airtel компании Telenor и оператора беспроводной связи Tata Group. Vodafone и Idea объединились, чтобы противостоять конкуренции со стороны Airtel и Reliance Jio. Рынок, на котором когда-то было почти десять игроков, теперь работает всего с тремя игроками». (Indian Telecom Industry — Oligopoly to Duopoly: https://www.linkedin.com/pulse/indian-telecom-industry-oligopoly-duopoly-aakash-agarwal).

После начавшейся в 1990-е годы ускоренной приватизации всё большую роль в индийской экономике играют конгломераты. Одно из таких объединений — Adani Group — принадлежит богатейшему жителю Индии Гаутаму Адани и включает компании, занимающиеся производством и передачей электроэнергии, добычей полезных ископаемых, управлением аэропортами и морскими портами, производством продуктов питания, дорожным строительством, предоставлением финансовых услуг и т. д. Рыночная капитализация Adani Group, составлявшая в апреле 2021 года 100 млрд. долл., в ноябре 2022-го достигла 280 млрд. долл. В начале 2023 года конгломерат оказался в центре международного скандала, связанного с коррупцией и спекуляциями, но всё равно остаётся ведущим игроком экономики страны.

Владельцем другого конгломерата — Tata Group — является семья Тата. Активы группы имеются в таких отраслях, как автомобильная, аэрокосмическая, электронная, цементная, ювелирная промышленность, металлургия, гостиничный бизнес, розничные продажи, операции с недвижимостью и т. д. Количество занятых работников на фирмах конгломерата достигло 935 тыс. (650 тыс. в 2015 г.), а доходы группы в 2022 году составили 128 млрд. долл.

Хозяином третьего крупнейшего конгломерата — Reliance Industries Limited — является Мукеш Амбани и его семья. Его активы оцениваются в 190 млрд. долл., доходы в 2022 году составили 87 млрд. долл., увеличившись втрое за последнее десятилетие, а число работников составляет более 340 тыс. (61 тыс.

в 2010 году, 98 тыс. в 2015 году, 196 тыс. в 2020 г.). Конгломерат владеет компаниями в нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности, телекоммуникационной и издательской сферах, розничной торговле и др.

Пример Индии, где концентрация приобрела особенное ускорение в последние годы, прекрасно иллюстрирует взаимосвязь, установленную Лениным: «…кризисы — всякого рода, экономические чаще всего, но не одни только экономические — в свою очередь в громадных размерах усиливают тенденцию к концентрации и к монополии… Падение цен, понижение спроса привели эти „чистые” (т. е. мелкие. — С.К.) предприятия в такое бедственное положение, которое либо вовсе не коснулось комбинированных гигантских предприятий, либо затронуло их на совсем короткое время». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 325). Пандемия, вызванный украинским конфликтом рост цен на энергоносители и продовольствие, а также правительственные меры вроде денежной реформы 2016 года привели к разорению массы мелких производителей и способствовали расцвету корпораций и конгломератов.

В Японии процесс концентрации хорошо виден на примере сталелитейной промышленности. Ведущими производителями здесь являются Nippon Steel Group и JFE Steel, созданная благодаря слиянию в 2002 году компаний Japan steel pipe и Kawasaki iron. Индекс CR1, то есть доля рынка, которой владеет одна крупнейшая компания (Nippon Steel Group), вырос с 26 в 2001 году до 47 в 2018-м, а CR2 — соответственно с 46 до 75. Другими словами, две корпорации контролируют три четверти производства стали. (См.: Comparative Study on Industrial Concentration Degree of China, Japan, USA, Korea Steel Industry: https://www.e3s-conferences.org/articles/e3sconf/pdf/2021/11/e3sconf_netid2021_02002.pdf).

Схожая картина характерна для большинства других отраслей. Наибольшая концентрация сложилась в энергетике, электронной, текстильной промышленности, распределении газа, телекоммуникационной сфере. Здесь две трети прибыли получают шесть компаний и меньше. Эти процессы получили ускорение в ходе проведения так называемой «абэномики» — программы экономических реформ премьер-министра (в 2012—2020 гг.) Синдзо Абэ. Она предусматривала снижение корпоративных налогов, стимулирование инвестиций в частный сектор и т. д. (См.: Asano A., Tyers R. Japan’s Oligopolies: Potential Gains from Third. Arrow Reforms: https://cama.crawford.anu.edu.au/sites/default/files/publication/cama_crawford_anu_edu_au/

2016-01/3_2016_asano_tyers.pdf).

Посмотрим на изменение индекса CR3 для ряда отраслей. В цементной промышленности он увеличился в 1993—2014 годах с 44 до 69, в производстве полипропилена — с 65 (2002) до 87 (2014), бензина — с 56 (2009) до 64 (2014), аккумуляторов — с 72 (2004) до 83 (2014).

Как и в других капиталистических странах, в Японии велика роль конгломератов, или дзайбацу. Самые крупные из них: «Митсубиси» (автомобильная, химическая, горнодобывающая, электронная, пищевая промышленность, финансово-банковская сфера), «Ниссан» (автомобилестроение, электроника, строительство, производство промышленного оборудования, телекоммуникационная сфера, финансовые услуги), «Мицуи» (добыча нефти и газа, пищевая промышленность, розничная торговля, финансовые услуги, операции с недвижимостью).

Стабильно растёт ежегодный объём сделок по слиянию и поглощению.

В 2021 году только на внутреннем рынке они были заключены на сумму более 100 млрд. долл. — на 25 млрд. больше, чем годом ранее. Больше всего сделок произошло в финансовом и технологическом секторах. Если в 1990-е годы совершалось в среднем 200—300 слияний и поглощений, то в первое десятилетие нового века их число превысило 1 тыс., а к концу 2010-х годов достигло 3 тыс.

Развитие капитализма в современной России, включая процессы концентрации производства и капитала, имело существенные отличия от большинства других буржуазных стран. Если в последних главную тенденцию экономики можно в общей форме представить как путь от конкурирующих между собой разрозненных предприятий к олигополиям и монополиям, то вступившая на рыночный путь Россия имела предшественницей Советский Союз с его плановой социалистической экономикой. Это наложило заметный отпечаток на последующее развитие. Например, в нефтегазовой сфере сохранилась высокая степень централизации. Такие «гиганты», как «Газпром» или «Роснефть», несмотря на появление более мелких конкурентов, остались главными игроками в отрасли.

В других сферах — металлургии, цементной промышленности, розничной торговле и т. д. — приватизация 1990-х годов привела к дроблению и появлению множества хозяйствующих субъектов. Однако закономерности капиталистического развития быстро взяли верх, приведя к укрупнению производства. На первом этапе этот процесс включал поглощение трейдеров, снабженческих фирм и т. п., затем настал черёд полноценного буржуазного «отбора», когда мелкие фирмы не выдерживали конкуренции со стороны более крупных.

Это хорошо видно на примере металлургической промышленности. В чёрной металлургии в 1996 году четыре крупнейших компании контролировали менее 40% рынка, а к 2004-му — уже более 60%. В цветной металлургии концентрация (используя тот же индекс CR4) шла ещё активнее — с 38 до 92 за тот же период времени. (См.: Шамраева И.С. Усиление концентрации металлургической промышленности России // Вестник Омского университета. Серия «Экономика». 2006. № 1. С. 80—82).

В цементной промышленности индекс CR3 вырос в 1992—2005 годы с 18 до 65, а CR8 — с 42 до 94. Другими словами, восемь крупнейших производителей, в начале 1990-х годов владевшие менее чем половиной рынка, почти не оставили места конкурентам. Крупнейшая компания отрасли — АО «Евроцемент Груп» — владеет сегодня 16 заводами и контролирует треть российского рынка.

Нынешний уровень концентрации (данные за 2021 г.) по ряду отраслей представлен в следующей таблице.

 

Сектор/отрасль         Весь рынок,   Выручка         Индекс

            млрд. руб. в год        4 крупнейших            концентрации

                        компаний       CR4

 

Биржи               63                   63                 100

Производство удобрений             1060                1015                  98

Телекоммуникации           2000                1950                  97

Газ                  8300                 7350               89

Цветная металлургия                      2800                 2350               84

Розничная торговля             6000                 4900               82

Авиаперевозки                       920                    720             78

Банки           10300                  7360             72

Нефть           19100                13200             69

Чёрная металлургия             5500                  2400             44

 

Источник: https://bcs-express.ru/novosti-i-analitika/investiruem-v-monopolii-aktsii-kompanii-kotorye-dominirui...

 

Рассмотрим уровень концентрации на примере ряда отраслей. Среди производителей стали доминируют несколько вертикально и горизонтально интегрированных холдингов: группа НЛМК (главный актив — Новолипецкий металлургический комбинат, основной владелец — Владимир Лисин), группа ММК (главный актив — Магнитогорский металлургический комбинат, основной владелец — Виктор Рашников), а также «Евраз», «Северсталь», «Металлоинвест» и «Мечел». По состоянию на 2019 год, они в совокупности произвели более 50 млн. тонн стали из совокупного производства 78 млн. тонн.

В посвящённом вопросу исследовании отмечается: «Высокие барьеры входа в отрасль, связанные с сильным влиянием эффекта экономии от масштаба, а также с высокой стоимостью и немобильностью основных фондов, фактически закрывают доступ в отрасль для малых и средних предприятий, что наряду с уже устоявшимся положением её основных участников, позволяет признать рынок стали в России олигополистическим. Итак, в настоящий момент на рынке стали всё ещё происходит процесс вертикальной интеграции в виде поглощения компаний более крупными холдингами. Например, выкуп металлургического предприятия ООО «Парус» трубной металлургической компанией в 2020 г.». (Сагинашвили Д.Г., Рябова В.Д., Закирова М.И. Анализ отрасли сталелитейной промышленности в России // Вестник Владимирского государственного университета. 2021. № 8. С. 81—88).

Представление о процессе концентрации даёт история компании «Евраз». В 1990-е годы у компании был один крупный актив — Нижнетагильский металлургический комбинат. В 2002 году она получила контроль над Западно-Сибирским комбинатом, а в следующем году — над Кузнецким. В свою очередь, владельцы НЛМК вдобавок к главному активу приобрели Данковский комбинат «Доломит» (1997 г.), Студёновскую горнодобывающую компанию «Стагдок» (1999 г.), Стойленский горно-обогатительный комбинат (2004 г.), Верх-Исетский завод «ВИЗ-сталь» (2006 г.) и т. д.

В промышленности минеральных удобрений самым конкурентным сегментом является производство азотных удобрений. Однако даже здесь уровень концентрации является достаточно весомым. На долю основного производителя — компании «Еврохим» — приходится 28,6% от общего объёма выработки продукции. Топ-3 компаний-производителей («Еврохим», «Акрон» и «Уралхим») обеспечивают уже 64,4% производства азотных удобрений.

Ещё большая монополизация характерна для других сегментов. Основной производитель калийных удобрений «Уралкалий» имеет 82-процентную долю рынка, а основной игрок в выпуске фосфорных удобрений «Фосагро» сконцентрировал более 60% производства. Эта же компания имеет лидирующие позиции (43% рынка) в сегменте сложных удобрений. (См.: Богачёв А.И. Российский рынок минеральных удобрений: особенности функционирования в новых реалиях и метаморфозы развития // Вестник аграрной науки. 2022. № 3. С. 81).

Характерной чертой рынка минеральных удобрений является взаимное согласование цен, условий экспорта и т. д. С этой целью в 2008 году была создана Российская ассоциация производителей удобрений (РАПУ), объединившая основных поставщиков, контролирующих более 90% рынка. Трудно найти лучшее подтверждение слов Ленина, назвавшего такие соглашения обязательным условием создания монополий: «Картели договариваются об условиях продажи, сроках платежа и пр. Они делят между собой области сбыта. Они определяют количество производимых продуктов. Они устанавливают цены. Они распределяют между отдельными предприятиями прибыль и т. д.». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 317).

Добычу нефти и газового конденсата в России по состоянию на начало 2019 года осуществляли 290 организаций. При этом свыше ста из них входят в структуру 11 вертикально интегрированных компаний, на долю которых приходится суммарно более 85% всей нефтедобычи. Конкурентные преимущества крупного производства приводят к тому, что почти весь объём дизельного топлива (свыше 92%) выпускается на нефтеперерабатывающих заводах данных вертикально интегрированных компаний. Как и в цементной промышленности, здесь присутствуют согласованные действия, причём с участием государства. Примером является заключённое в 2011 году соглашение, участниками которого стали 12 нефтяных компаний, Федеральная антимонопольная служба, Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору и ряд других госструктур. Согласно официальной трактовке, документ был подписан «в целях предупреждения нарушений антимонопольного законодательства, необходимости модернизации производственных мощностей нефтяных компаний и повышения качества поставляемых на внутренний рынок нефтепродуктов». Эксперты называют это одним из инструментов административной монополии, когда компетентные органы признают контроль компаний на рынке и признают их согласованные действия. (См.: Уровень монополизации нефтяного рынка в России и Китае. Правовые инструменты для создания конкурентной среды: https://magazine.neftegaz.ru/articles/gosregulirovanie/482262-uroven-monopolizatsii-neftyanogo-rynka....

Одним из лидеров по степени концентрации является рынок сотовой связи. Он почти на 100% поделён между четырьмя игроками: МТС, «МегаФон», «Билайн» и «Теле2». По итогам 2022 года количество их абонентов составило, соответственно, 80, 75, 48 и 47 млн. И процесс монополизации далёк от завершения. Например, компания «Ростелеком», владеющая брендом «Теле2», ведёт переговоры о покупке «МегаФона» с его владельцем — USM Group Алишера Усманова. Потенциальная сумма сделки — более 600 млрд. рублей.

Не менее стремительными темпами происходит концентрация сферы розничной торговли. Только с 2015 по 2018 год «армия» региональных торговых сетей сократилась с 700 компаний, владевших 18 тыс. магазинами, до 400 компаний с 15 тыс. магазинами. За тот же отрезок времени количество магазинов федеральных сетей выросло почти вдвое — с 26 до 45 тыс. (См.: Продуктовый ретейл в РФ продолжит укрупняться: https://regnum.ru/news/3275080.html).

Процесс характеризуется не только поглощением мелких компаний крупными, но и слиянием федеральных сетей. Например, за последние два года сеть магазинов «Лента» (владелец — хозяин «Северстали» Алексей Мордашов) купила сеть «Билла Россия» (161 супермаркет, преимущественно в Москве и Московской области), пермскую торговую сеть «Семья» и сеть интернет-торговли «Утконос». В свою очередь, «Магнит» за 88 млрд. руб. приобрёл сеть магазинов «Дикси» (2 447 магазинов), а компания X5 Retail Group — сеть кухонь «Много лосося».

После этого ведущими игроками отрасли стали X5 Retail Group (сети магазинов «Пятёрочка», «Перекрёсток», «Карусель»; принадлежит бизнес-группе «Альфа» Михаила Фридмана), «Лента» и «Магнит» (крупный пакет акций — у банка ВТБ). (См.: Олигархи монополизируют торговые сети ради сверхприбыли: https://versia.ru/oligarxi-monopoliziruyut-torgovye-seti-radi-sverxpribylej).

Рынок слияний и поглощений в России остаётся крупным, несмотря на санкции и внешнеполитические потрясения. В первой половине 2022 года суммарный объём сделок составил более 18 млрд. долл., превысив аналогичный показатель предыдущего года на 5,6%. Хотя общее число сделок сократилось на 26% — до 217, средний размер соглашений увеличился в 1,7 раза, до 64 млн. долл. Больше всего слияний и поглощений произошло в строительстве и девелопменте (бизнесе в сфере недвижимости). В целом данный рынок демонстрирует возвращение на «траекторию роста» после сокращения 2014—2019 годов, когда сделок заключалось в среднем на 22—25 млрд. долл. ежегодно (для сравнения: в 2012 г. слияния и поглощения произошли на сумму 117 млрд. долл.). Среди крупнейших сделок последних лет — приобретение нефтегазохимической компанией «Сибур» холдинга «Таиф» (владелец компаний «Нижнекамскнефтехим», «Казаньоргсинтез» и т. д.) за 4 млрд. долл., покупка группой компаний «Русинвест» Антипинского НПЗ и Трубной металлургической компанией — Челябинского трубопрокатного завода.

Типичная для капиталистических стран форма концентрации — крупные многоотраслевые консорциумы или конгломераты — характерны и для России. Например, «Альфа-Групп» (владельцы — Михаил Фридман, Герман Хан, Алексей Кузьмичёв) имеет активы в таких сферах, как финансовые услуги, страхование, инвестиции, розничная торговля, телекоммуникации, водоснабжение, девелопмент и т. д. Общее число сотрудников составляет 400 тысяч. Бизнес-группа «Ренова» (Виктор Вексельберг) владеет активами в нефте- и газодобыче, цветной металлургии, химической промышленности, машиностроении, телекоммуникационной сфере и т. д. Холдинг «Интеррос» (Владимир Потанин) сосредоточил под своим контролем мощности в металлургии и горнодобывающей промышленности (ГМК «Норильский никель»), финансовой сфере («Росбанк», «Тинькофф банк»), а также имеет интересы в девелопменте, туризме, транспорте и логистике, СМИ и т. д. Многие из этих групп имеют значительные зарубежные активы, что подробно будет проанализировано в следующем разделе.

Кратко рассмотрим ситуацию в других крупных развивающихся экономиках. В Бразилии индекс CR4 для обрабатывающей промышленности вырос в 2007—2016 годах с 19 до 24, для пищевой промышленности — с 17 до 23 в 2005—2013 годах. Велик уровень концентрации в сельскохозяйственном производстве. Индекс CR4 для продаж семян кукурузы составляет 97, сои — 82. Три производителя говядины — JBS, Minerva и Marfrig — контролируют треть рынка. (См.: Corporate power in the food system: http://marita-wiggerthale.de/mediapool/16/163463/data/Corporate_power_food_system_Jan_2021_1_.pdf). Уровень концентрации в основных отраслях бразильской экономики существенно ниже, чем в рассмотренных выше странах, но и здесь налицо процесс укрупнения производств.

Среди крупнейших бразильских конгломератов следует назвать, во-первых, холдинговую компанию Itausa, контролирующую активы в металлургии, химической промышленности, финансовом секторе и т. д. Число занятых работников приближается к 130 тысячам. Принадлежит конгломерат семьям Сетубал и Вильела. Во-вторых, Ultrapar, владеющую компаниями в энергетике, химической промышленности, фармацевтике и т. д.

Характерной чертой экономики Саудовской Аравии является высокая концентрация производств, находящихся в собственности государства (читай: королевской династии). Например, нефтегазовая корпорация Saudi Aramco, являющаяся крупнейшей компанией мира по рыночной капитализации, контролирует большую часть добычи нефти и газа, их транспортировку (по трубопроводам и морским путём), переработку. Корпорации принадлежат нефтеперерабатывающие заводы, нефтехимические производства. Группа компаний SABIC, также находящаяся под контролем государства, занимается производством удобрений, металлов, промышленных полимеров.

 

Рост роли финансового капитала

Уделяя большое внимание новой роли банков как характерной черте перехода капитализма к империалистической стадии, Ленин отмечал, что «по мере развития банкового дела и концентрации его в немногих учреждениях, банки перерастают из скромной роли посредников в всесильных монополистов, распоряжающихся почти всем денежным капиталом всей совокупности капиталистов и мелких хозяев, а также большею частью средств производства и источников сырья в данной стране и в целом ряде стран. Это превращение многочисленных скромных посредников в горстку монополистов составляет один из основных процессов перерастания капитализма в капиталистический империализм…». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 326).

Для анализа этого процесса Лениным использовались данные о росте капитализации банков, увеличении числа их контор и отделений, сращивании банковского и промышленного капиталов «посредством владения акциями, посредством вступления директоров банков в члены наблюдательных советов (или правлений) торгово-промышленных предприятий и обратно». Кроме того, Ленин обращал внимание на перерастание банков в учреждения «универсального характера». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 337—340).

В начале статьи мы отмечали продолжающееся доминирование в финансовой сфере западного капитала. Однако страны, стремящиеся вырваться из-под опеки Запада, пытаются создать собственные финансовые центры. Они понимают, что без этого невозможно ни достичь автономии в рамках глобальной капиталистической системы, ни получить свою сферу влияния из числа зависимых экономик.

В Турции толчок концентрации банковского дела дал кризис конца 1990-х — начала 2000-х годов, когда из-за роста процентных ставок, обесценивания национальной валюты — лиры — и общего снижения экономической активности ряд финансовых учреждений либо разорился, либо слился с более крупными. При этом процесс слияний и поглощений напрямую поощрялся государством, в том числе через систему налоговых льгот. В результате общее число банковских учреждений сократилось с 61 в 2001 году до 47 в 2005 году, а коммерческих банков — с 46 до 34. Уровень концентрации виден по динамике индексов CR3 и CR5. Первый (то есть доля трёх крупнейших банков в финансовом рынке) вырос в 2001—2005 годах с 37 до 46, второй — с 48 до 53. (См.: Concentration, Competition, Efficiency and Profitability of the Turkish Banking Sector in the Post-Crises Period: https://www.researchgate.net/publication/24114456_Concentration_Competition_Efficiency_and_Profitabi....

В последующие годы процесс концентрации продолжился. К началу следующего десятилетия общее количество банков в Турции уменьшилось до 45, а индексы CR3 и CR5 (по распределению депозитов) достигли, соответственно, 47 и 67. На протяжении 2010-х годов тенденции были неоднозначными. Если крупнейшие пять банков примерно сохранили достигнутую в начале десятилетия планку (59% активов, 66% депозитов, 60% выданных кредитов), то десятка ведущих игроков укрепила позиции. По указанным показателям их доля достигла 90%.

Ещё одним заметным изменением стало снижение роли филиалов иностранных банков. По состоянию на 2020 год активы только одного из них (из общего числа 21) превышали 40 млрд. долл., в то время как среди собственно турецких банков таковых было шесть.

Крупнейший коммерческий банк Турции «Зираат Банк» имеет активы 127 млрд. долл. (79 млрд. долл. в 2010 г.), что составляет 17% всех активов финансовых учреждений страны, 25 тыс. сотрудников (23 тыс. в 2010 г.), сеть из 1,8 тыс. отделений в Турции (1,4 тыс. в 2010 г.) и филиалы в 18 странах мира (России, Казахстане, Азербайджане, Грузии, Боснии и Герцеговине и т. д.).

Второй по значимости «Вакиф Банк» располагает активами в 94 млрд. долл. (33 млрд. долл. в 2010 г.), имеет 17 тыс. сотрудников (11 тыс. в 2010 г.), более 900 отделений внутри страны (636 в 2010 г.), филиалы в Германии, Австрии, Северном Кипре.

Третий — «Халкбанк» — имеет активы в 92 млрд. долл. (36 млрд. долл. в 2010 г.), свыше 20 тыс. работников (13,5 тыс. в 2010 г.), более 1 тыс. отделений в стране (700 в 2010 г.), филиалы в Бахрейне, Северной Македонии, Северном Кипре. (См.: Banks in Turkey 2020: https://www.tbb.org.tr/en/Content/Upload/Dokuman/189/ Banks_in_Turkey_2020.pdf).

На примере Турции (и, как увидим ниже, других стран) подтверждается превращение банков в учреждения универсального характера. Так, в составе «Зираат Банка» есть дочерние банки (Ziraat Katilim Bankasi A.S. и др.), страховая компания (Ziraat Sigorta A.S.), пенсионный фонд (Ziraat Hayat ve Emeklilik A.S.), инвестиционный фонд (Ziraat Portfoy Yonetimi A.S.), девелоперская компания (Ziraat GYO A.S.) и такие подразделения, как Ziraat Teknoloji A.S. (разработка приложений, консультационные услуги для финансового сектора и др.). Через компанию Ziraat Portfoy Yonetimi A.S. «Зираат Банк» имеет 23 паевых инвестиционных фонда, 9 биржевых фондов, 43 пенсионных паевых инвестфондов и более сотни индивидуальных инвестиционных портфелей. Аналогичными «сетями», пусть и меньшего масштаба, владеют остальные банки.

В Индии в 1990-е годы, после либерализации экономики и снятия ряда барьеров для иностранного капитала, число коммерческих банков заметно возросло. В следующем десятилетии объективные законы рыночной экономики привели к усилению концентрации. По состоянию на 2019 год в стране произошло 37 слияний и поглощений в банковской сфере.

Всплеск концентрации банковского капитала начался после прихода к власти правой «Бхаратия джаната парти» в 2014 году. Вызванное экономическими потрясениями и неолиберальными реформами разорение мелких компаний затронуло и финансовый сектор. Индекс CR3 в результате увеличился с 28,8 в 2012 году до 41 в 2021-м. (См.: India: Banking system concentration:https://www.theglobaleconomy.com/India/banking_system_concentration/).

Процесс укрупнения характерен как для банков государственного сектора, так и банков в частной собственности. В первом случае число организаций снизилось в 2000—2019 годах с 27 до 12, а индекс CR5 вырос с 63 до 82. Во втором количество банков за тот же период сократилось с 27 до 21, а концентрация по индексу CR5 выросла с 65 до 77. Самым успешным оказался HDFC Bank, чья доля увеличилась с 6 до 26,4%, схожий рывок (с 5 до 16%) продемонстрировал Axis Bank.

Исключением являются иностранные банки, чья численность выросла с 29 до 46, а концентрация, хоть и незначительно, но снизилась. Индекс CR5 в этом сегменте за два десятилетия сократился с 78 до 71. В целом же в индийском банковском секторе показатель концентрации только в 2010—2019 годах вырос с 45 до 56 (по индексу CR5). Особый всплеск, как уже говорилось, приходится на последние годы. Всего за один год — с 2018 по 2019-й — индекс CR7 подскочил с 55 до 68. (См.: Archana Arvind Fulwari. Concentration and Competition in the Indian Banking Sector: A Bank-group wise Study: http://www.apjmr.com/wp-content/uploads/2020/02/APJMR-2020.8.1.11.pdf).

Рассмотрим динамику развития крупнейших банков Индии. Первое место занимает Государственный банк Индии, капитализация которого по состоянию на 2022 год составляла 624 млрд. долл. (212 млрд. в 2010 г.), количество отделений превышало

24 тыс. внутри страны (12,5 тыс. в 2010 г.), а число зарубежных представительств составляло 191 в 36 странах (пять отделений в Сингапуре, четыре — на Мальдивах, по три — на Шри-Ланке, в Бангладеш и США, по два — в Китае, Бахрейне и т. д.). В этой внушительной системе занято 246 тыс. работников (270 тыс. в 2010 г.).

Следующее за ним финансовое учреждение — частный HDFC Bank — имеет капитализацию 280 млрд. долл. (54 млрд. в 2010 г.), 6,4 тыс. отделений (1,7 тыс. в 2010 г.) и 153 тыс. сотрудников (52 тыс. в 2010 г.). Филиалы и офисы открыты в Бахрейне, Гонконге, Кении, ОАЭ, Саудовской Аравии, Канаде, США, Австралии, Германии, Великобритании.

На третьем месте — частный ICICI Bank с капитализацией 230 млрд. долл. (86 млрд. в 2010 г.), числом отделений 5,3 тыс. (2,5 тыс. в 2010 г.) и 130 тыс. сотрудников (74 тыс. в 2010 г.). Зарубежные отделения работают в Сингапуре, Китае, Бахрейне, ОАЭ, США.

Четвёртую строчку занимает также частный Axis Bank. Его капитализация — 150 млрд. долл. (53 млрд. в 2010 г.), численность отделений приближается к 4,1 тыс. (1 тыс. в 2010 г.), а сотрудников — превысила 78 тыс. (22 тыс. в 2010 г.). Отделения имеются в Сингапуре и ОАЭ.

Завершим «хит-парад» частным Kotak Mahindra Bank, чьи владельцы добились капитализации в 63 млрд. долл. (12 млрд. в 2010 г.), создали 1,7 тыс. отделений (321 в 2010 г.) и привлекли 71 тыс. служащих.

Каждый более или менее крупный банк является своего рода финансовым «комбинатом». Например, Kotak Mahindra Bank выступает крупнейшим акционером товарной биржи Multi Commodity Exchange, владеет страховой компанией Kotak Mahindra Old Mutual Life Insurance, инвестиционными портфелями в автомобильной промышленности и фармацевтике, лизинговыми, микрофинансовыми компаниями и т. д.

Япония также не выбивается из числа рассматриваемых нами стран. Суммарная доля капитализации, приходящаяся на три крупнейших банка, увеличилась с 32,2% в 2000 году до 46,3% в 2021 году. Несмотря на многочисленность финансовых учреждений — их количество составляет около 2 тыс. — ядром кредитно-банковской системы выступают несколько так называемых городских банков. Три из них — MUFG Bank, «Мидзухо» и SMBC — обычно именуются «мегабанками».

Особенностью экономической системы Японии является, как уже говорилось, существование финансово-промышленных групп. Во главе каждой из них стоит крупный частный коммерческий банк, а вокруг него группируются промышленные компании. Например, крупнейший MUFG Bank был создан в 2006 году в результате слияния «Банка Токио — Митсубиси» и UFJ Bank Ltd. Он служит основным розничным, корпоративным и инвестиционно-банковским подразделением конгломерата «Митсубиси». Его капитализация на сегодняшний день превышает 3 трлн. долл. (2,2 трлн. в 2010 г.), здесь трудится 29 тыс. сотрудников (79 тыс. в 2010 г.; сокращение связано с автоматизацией многих процессов), у банка имеется 477 отделений внутри страны и 103 за границей (соответственно 726 и 81 в 2010 г.). Внутри Японии дочерними компаниями MUFG Bank являются холдинговая компания Senshu Ikeda Holdings Inc, онлайн-компания по ценным бумагам Kabucom Securities Co и т. д. Среди зарубежных активов можно назвать американский банковский холдинг UnionBanCal Corporation, таиландский банк Krungsri, индонезийский банк Danamon и другие.

Банк «Мидзухо» является частью одноимённой финансовой группы и через пакеты акций и другие механизмы имеет влияние на крупнейшие японские корпорации. Инвестиции и операции с ценными бумагами возложены на дочернюю инвесткомпанию Mizuho Securities, венчурную компанию Mizuho Capital, трастовую компанию Mizuho Trust & Banking, компанию по управлению активами Asset Management One (управление биржевыми, пенсионными, девелоперскими фондами и активами). Дочерними подразделениями являются также консалтинговая фирма Asset Management One, научно-исследовательский институт «Мидзухо» (разработка информационных технологий и других продуктов). Капитализация финансовой группы составляет 1,9 трлн. долл. (1,7 трлн. в 2010 г.), количество отделений — 800 (950 в 2010 г.), количество сотрудников — 66 тыс. (57 тыс. в 2010 г.).

SMBC, или банковская корпорация «Сумитомо Мицуи», тесно связана с двумя конгломератами — «Сумитомо» и «Мицуи», являясь их корпоративным и инвестиционным подразделением, и была создана благодаря слиянию в 2001 году «Сумимото-банка» и «Сакура-банка». Клиентская база состоит из японских корпораций, в последние годы увеличилось корпоративное кредитование за рубежом. По состоянию на 2018 год зарубежная сеть SMBC состоит из 130 филиалов и офисов в 40 странах. Банк предоставляет финансовые продукты и услуги широкому кругу клиентов, включая частных лиц, малые и средние предприятия, крупные корпорации, финансовые учреждения и организации государственного сектора. В числе активов SMBC — пакеты акций британского банка «Барклайс», гонконгского Банка Восточной Азии, индонезийского банка BTPN и т. д. Различные подразделения работают в сферах брокерских услуг, лизинга, управления активами. Например, SMBC Nikko Securities предоставляет услуги по торговле ценными бумагами, Sumitomo Mitsui DS Asset Management управляет активами, чей суммарный объём на конец 2022 года составил 619 млрд. долл. Входящий в состав банковской корпорации Японский научно-исследовательский институт (JRI) соединяет функции аналитического центра, консалтингового агентства и разработчика информационных технологий. Суммарные активы SMBC составляют 2,1 трлн. долл. (1,4 трлн. в 2010 г.), число отделений — 463 (530 в 2010 г.), количество занятых — 103 тыс. (60 тыс. в 2010 г.).

В России, как отмечают исследования на эту тему, наблюдалось несколько волн концентрации банковского капитала. Значительное число банков прекратило своё существование во второй половине 1990-х годов как в результате банкротства, так и в результате поглощений. Только с 1999 по 2003 год число действующих банков сократилось на 162. Негативные последствия дефолта 1998 года были преодолены только в начале следующего десятилетия, когда количество новых зарегистрированных банков превысило число учреждений, ликвидированных в результате отзыва лицензии.

Всплеск слияний и поглощений пришёлся на середину и вторую половину первого десятилетия 2000-х годов. Если в 2004 году было зарегистрировано 93 сделки на общую сумму 825 млн. долл., то в 2006 году — 99 сделок на 4,4 млрд. долл. Наибольшую активность на рынке слияний и поглощений проявляли крупные государственные и частные банки, заинтересованные в консолидации активов (Газпромбанк, Связь-Банк и др.). В результате последовательной серии сделок в банковском секторе России сформировались несколько крупных игроков, например, группы Росбанка и «Уралсиба». По итогам слияний и присоединений «Русского народного банка», Сибакадембанка, Кузбасского транспортного банка, Уралвнешторгбанка, Эталонбанка и Желдорбанка появилась группа УРСА Банка.

Государство поощряло концентрацию капитала, что нашло отражение в нормативно-правовой базе. Например, в федеральное законодательство были внесены изменения, направленные на ускорение и упрощение процедур реорганизации финансовых организаций. Сократилось количество необходимых документов и срок их рассмотрения.

В целом на протяжении многих лет Центробанк проводит «чистку» банковского рынка путём повышения требований к объёмам капитала. Например,

в начале 2000-х годов минимальный размер уставного капитала не превышал

5 млн. евро, а в 2018 года минимальный размер уставного капитала для банка с базовой лицензией равнялся 300 млн. руб., с универсальной — 1 млрд. руб.

Особенностью российской финансово-банковской системы в этот период авторы называют также большое число «кэптивных», или карманных банков,

то есть созданных в рамках финансово-промышленных групп для облуживания их финансовых потоков. (См.: Крылова Л.В. Особенности централизации банковского капитала в России // Финансовый рынок. 2009. № 4. С. 24—33).

Во втором десятилетии XXI века процесс концентрации продолжился. Иллюстрацией этого является более чем двукратное сокращение числа банков — с 1058 в 2010 году до 436 в 2020 году и 326 к концу 2022 года. Максимальное сокращение пришлось на 2014—2017 годы, когда российский Центробанк проводил политику массового отзыва лицензий с целью оставить на рынке только конкурентоспособные банки.

Продолжились сделки слияния и поглощения. Только за 2020 год было осуществлено около десяти крупных сделок. Курскпромбанк влился в Экспобанк, ВТБ присоединил к себе банки «Возрождение», Саровбизнесбанк и ЗапСибкомбанк, Связь-банк присоединился к Промсвязьбанку и т. д.

Как результат, рынок банковских услуг в России отличается высокой концентрацией. На долю двух крупнейших банков (Сбербанк и ВТБ) приходится 48% суммарной капитализации, а пяти (указанные плюс Газпромбанк, Альфа-банк и Россельхозбанк) — 64%. Из 104,5 трлн. руб. суммарных активов свыше 86 трлн. приходится на 30 крупнейших банков.

Роль банковского капитала в экономической системе страны последовательно увеличивается. Если в 2000 году отношение активов банковского сектора к ВВП РФ составляло 32,6%, то в начале 2019 года этот показатель составил уже 90,6%. Более половины активов кредитных организаций занимают кредиты, из них 2/3 — корпоративные, а 1/3 — розничные. (См.: Анализ российского рынка банковских услуг: https://tiec.mgimo.ru/2020/2020-02/russian-market-banking-services-analysis).

Начало спецоперации на Украине и попадание крупнейших российских банков в санкционные списки сделало невозможным для них проведение международных расчётов. Часть клиентов стала открывать или активнее использовать уже имеющиеся счета в менее крупных банках, в том числе в дочерних кредитных организациях дружественных стран. В результате впервые после более чем 10-летнего роста доля топ-15 банков в активах снизилась с 85,9 до 84,6%. В то же время выгодополучателями процесса в основном стали банки, занимающие места по активам с 16-го по 100-е, в то время как кредитные организации, не входящие в топ-100, даже в текущих условиях не смогли заметно улучшить свои конкурентные позиции и значительно нарастить клиентскую базу. По прогнозам аналитиков, в ближайшее время концентрация банковского сектора ускорится. (См.: Итоги банковского сектора за 1-е полугодие 2022 года: к чему приведёт трансформация? https://www.raexpert.ru/researches/banks/bank_1h2022/).

Концентрация банковского капитала видна на примере развития крупнейших учреждений. Так, активы «Сбербанка» достигли 38 трлн. руб. (9 трлн. в 2010 г.), у банка есть 86 филиалов и 24,5 тыс. отделений (около 20 тыс. отделений и филиалов в 2010 г.), в них трудятся 288 тыс. человек (241 тыс. в 2010 г.). Активы ВТБ составляют 21 трлн. руб. (2,6 трлн. в 2010 г.), количество офисов, филиалов и представительств — 1,3 тыс. (500 в 2010 г.), количество сотрудников — 79 тыс. (9 тыс. в 2010 г.). У Газпромбанка активы составляют 8,7 трлн. руб.

(2,2 трлн. в 2010 г.), количество филиалов и офисов — соответственно 20 и 420 (43 и 500 в 2010 г.), число сотрудников — около 20 тыс. (10 тыс. в 2010 г.).

Подтверждением ленинских выводов стало срастание в 1990-е годы банковского капитала с промышленным и появление финансового капитала. Этот процесс проходил под зловещей сенью «семибанкирщины». Термин, ярко характеризовавший «новую Россию», появился с подачи главного представителя этой клики — Бориса Березовского. В интервью британским журналистам он заявил, что по итогам программы залоговых аукционов более половины российской экономики принадлежит семи финансовым структурам.

Например, «ОНЭКСИМ-банк» Владимира Потанина вместе банком МФК установили контроль над РАО «Норникель», Новолипецким металлургическим комбинатом, ОАО «Новороссийское морское судоходство», ОАО «Северо-Западное пароходство», компанией «Сиданко» и др. В созданное Михаилом Ходорковским финансовое объединение МЕНАТЕП уже в начале 1990-х годов входили 25 банков, главным из которых был столичный банк МЕНАТЕП. Позже в его состав вошли негосударственный пенсионный фонд «Прогресс-Доверие», «Доверительный и инвестиционный банк» (позднее — банк «Траст»), Самарский биржевой банк и т. д. Банку МЕНАТЕП принадлежали пакеты акций тридцати

с лишним крупных предприятий, среди которых нефтяная компания ЮКОС, Березниковский титано-магниевый комбинат, АО «Апатит», Волжский трубный завод и другие. Для управления активами было создано ЗАО «Роспром» дочерними компаниями банка также являлись «Торговый дом МЕНАТЕП», «МЕНАТЕП-Инвест», торговая компания «МЕНАТЕП-Импекс».

Хотя судьба представителей «семибанкирщины» оказалась различной, проложенная ими дорога определяет развитие российского капитализма вплоть до настоящего момента. Финансово-промышленные группы по-прежнему господствуют в экономике страны. Например, контролируемая Олегом Дерипаской группа «Базовый элемент» включает финансовые учреждения (банк «Союз», страховая компания «Ингосстрах», НПФ «Социум»), предприятия в сферах металлургии и энергетики (РУСАЛ, «ЕвроСибЭнерго», «Союзметаллресурс»), машиностроения («Группа ГАЗ», авиационный завод «Авиакор», «Абаканвагонмаш» и др.), строительства (холдинг «Главстрой»), агробизнеса (агрохолдинг «Кубань»), недвижимости («Профис недвижимость»).

Инвестиционной компании АФК «Система» принадлежат МТС-банк, ведущий телекоммуникационный оператор России и ряда стран СНГ МТС, Сегежский и Сокольский целлюлозно-бумажные комбинаты, фармацевтическую компанию «Биннофарм», сеть магазинов «Детский мир», сеть частных клиник «Медси», агрохолдинг «Степь» и т. д. Крупными финансово-промышленными группами являются также группа «Газпром», группа USM, «Альфа-групп» и ряд других.

В Саудовской Аравии в последние годы отмечена ускоренная концентрация банковской деятельности. Индекс CR3 по активам увеличился с 54 в 2016 году до 73 в 2021-м. Крупнейший коммерческий банк — Саудовский национальный банк — образовался в 2021 году путём слияния Национального коммерческого банка и финансовой группы «Самба». Число отделений превышает 500, его дочерние компании работают в восьми странах мира, банк владеет крупным пакетом акций международной инвестиционной компании Credit Suisse Group AF. Общие активы составляют 244 млрд. долл. (116 млрд. у Национального коммерческого банка в 2018 г.), число сотрудников — 14 тыс.

Саудовский инвестиционный банк, входящий в тройку ведущих финансовых учреждений, занимается финансированием промышленного и торгового секторов, экспортными и импортными операциями. Среди дочерних объектов банка — брокерско-инвестиционная компания Alistithmar Capital, девелопер коммерческой недвижимости Saudi Investment Company и другие.

В банковском секторе Бразилии индекс CR3 увеличился с 49 в 2012 году до 71 в 2021-м, что немного ниже пикового значения, достигнутого в 2016 году (75). 80% суммарных активов банковского сектора контролируют пять учреждений — государственные Banco do Brasil и Caixa и частные Itau Unibanco, Bradesco и Santander Brasil. (См.: Banking concentration returns to the spotlight in Brazil: https://www.bnamericas.com/en/features/banking-concentration-returns-to-the-spotlight-in-brazil).

При этом если в период правления Партии труда (2003—2016 гг.) возрастала роль государственных банков, то затем наилучшие показатели развития стали демонстрировать частные организации. Как и в других странах, банки в Бразилии являются «финансовыми супермаркетами», занимаясь инвестиционной, страховой, девелоперской деятельностью внутри страны и за рубежом. Например, Banco do Brasil является стержнем целого конгломерата, в который входят банки Banco Votorantim (Бразилия), Banco Patagonia (Аргентина), Banco do Brasil Americas (США), страховая компания BB Seguridade, технологическая компания BB Tecnologia e Servicos и другие.

 

Нарастание вывоза капитала

Согласно ленинской характеристике, этот процесс является отличительной чертой монополистической стадии — в отличие от присущего фазе свободной конкуренции вывоза товаров. Предпосылкой нарастающего вывоза капитала выступает его накопление и, как следствие, громадный избыток в передовых странах. «Разумеется, если бы капитализм мог развить земледелие, которое теперь повсюду страшно отстало от промышленности, если бы он мог поднять жизненный уровень масс населения, которое повсюду остаётся, несмотря на головокружительный технический прогресс, полуголодным и нищенским, — тогда об избытке капитала не могло бы быть и речи, — отмечал Ленин. — …Пока капитализм остаётся капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путём вывоза капитала за границу… Необходимость вывоза капитала создаётся тем, что в немногих странах капитализм „перезрел”, и капиталу недостаёт (при условии неразвитости земледелия и нищеты масс) поприщ „прибыльного” помещения». (Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 27. С. 359—360).

Формы вывоза капитала могут быть различными. Это и инвестиции в иностранную экономику, и займы (государственные и частные). За последние три десятилетия можно выделить следующие тенденции. Движение капитала в мировом разрезе последовательно нарастало с начала 1990-х годов до кризиса 2008 года, затем резко обрушилось и, хотя в последующем его объёмы не достигли пиковых значений (12,4 трлн. долл. в 2007 г.), оно в 2—3 раза превышает показатели тридцатилетней давности. При этом произошло важное изменение: растущие экономики серьёзно потеснили традиционных лидеров. Если в 2000 году развивающиеся страны были источником 8% общего объёма прямых иностранных инвестиций, то к 2014 году показатель вырос до 42%.

Начнём с Турции. В 2001 году объём накопленных прямых инвестиций турецких компаний за рубежом составлял 3,7 млрд. долл. Через десять лет,

в 2011 году, их сумма увеличилась до 26 млрд., а в 2020 году составила 43,9 млрд. долл. Количество стран, имеющих турецкие инвестиции, выросло за десятилетие со 103 до 124. (См.: Turkish entrepreneurs’ investments abroad reach $44 billion: https://www.dailysabah.com/business/economy/turkish-entrepreneurs-investments-abroad-reach-44-billio....

Из общего объёма турецких инвестиций 72% процента приходится на сферу услуг, 26% — на промышленность, 2% — на сельскохозяйственный сектор. Наиболее привлекательными сферами для турецкого капитала за рубежом являются строительство, лёгкая и пищевая промышленность, металлургия, а также финансы и страхование. Например, в 2022 году турецкие подрядчики заполучили за рубежом 454 проекта на сумму 17,8 млрд. долл. Крупнейшим рынком для строительных компаний стала Россия, далее следуют Азербайджан и Ирак. Россия лидирует в этом списке уже несколько лет. Например, в 2021 году турецкие подрядчики получили в России проекты на 11 млрд. долл., но затем эта цифра снизилась из-за событий на Украине. (См.: Турецкие подрядчики в 2022 году заработали за рубежом почти $18 млрд: https://rossaprimavera.ru/news/92d08bcb).

В целом наибольшие объёмы турецких ПИИ накоплены в России, Германии, США, Индонезии, Пакистане. Велик приток капитала из Турции в такие постсоветские страны, как Азербайджан, Казахстан, Киргизия. К настоящему моменту у Анкары подписаны соглашения о свободной торговле с 22 странами. Это Азербайджан, Украина, Албания, Судан, Пакистан, Марокко и др. (См.: Kilicaslan Y., Onder G. и др. Why do Turkish firms go abroad to invest? https://www.researchgate.net/publication/338886723_Why_Do_Turkish_Firms_Go_Abroad_to_Invest).

Значительную часть вывоза капитала обеспечивают банки Турции. Например, в 2018 году турецкий «Эксимбанк» предоставил Национальному банку внешнеэкономической деятельности Узбекистана кредит в размере 250 млн. долл. Ранее 100-миллионный кредит получила от Анкары Киргизия.

Важность этого инструмента при империализме отмечал ещё Ленин. Ни один из денежных рынков не решается отказать в займе, из боязни, что сосед предупредит его, согласится на заём, а вместе с тем обеспечит себе известные услуги за услуги. При такого рода международных сделках почти всегда кое-что перепадает в пользу кредитора: уступка в торговом договоре, угольная станция, постройка гавани, жирная концессия, заказ на пушки. «Самая обычная вещь: условием займа ставится расходование части его на покупку продуктов кредитующей страны, особенно на предметы вооружения, на суда и т. д.», — писал он. (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 362—363).

Ленинские выводы находят подтверждения и в наши дни. Азербайджан, являющийся крупным получателем турецкой помощи, вступил в военно-политический союз с Анкарой. Казахстан и Киргизия закупают турецкие беспилотники и другие вооружения. Яркий пример «долговой дипломатии» демонстрируют ливийско-турецкие отношения. Имея многомиллиардный долг перед Анкарой, базирующееся в Триполи «правительство национального единства» фактически передало Турции право на разведку и добычу шельфовых месторождений нефти и газа, а также позволило «партнёрам» разместить крупный военный контингент.

Неразрывную связь экономики и политики доказывает и то, что львиная доля турецких инвестиций в Россию приходится на регионы с преобладанием мусульманского населения. Так, Татарстан аккумулирует четверть всего ввоза капитала. Здесь действуют более десяти крупных предприятий с участием турецкого капитала, треть инвестиций в особую экономическую зону «Алабуга» приходятся на Анкару. Следом идёт Башкирия, где работают более сорока организаций с участием турецкого капитала. (См.: «Брак по расчёту»: о внешней экономике Турции и торговле с Россией: https://eadaily.com/ru/news/2023/01/12/brak-po-raschyotu-o-vneshney-ekonomike-turcii-i-torgovle-s-ro....

Вывоз капитала из Индии в последние два десятилетия также идёт по нарастающей, хотя и некоторыми «волнами». Всплеск инвестиций пришёлся на мировой финансовый кризис. Если в среднем в мире они упали почти на 20%, то индийские вложения за границей существенно увеличились. Во многом это было связано со скупкой подешевевших активов. В 2000 году накопленные прямые инвестиции Индии за рубежом составляли всего 1,8 млрд. долл. К 2009 году они выросли до 77 млрд., а в 2013-м достигли 120 миллиардов.

В свою очередь, среднегодовой объём зарубежных инвестиций составил в 2012—2020 годах 26 млрд. долл. После падения, вызванного пандемией (в 2020—21 финансовом году инвестиции сократились до 12,1 млрд. долл.), наблюдается постепенное возвращение на траекторию роста. В 2021—22 финансовом году они увеличились до 17,5 млрд. долл.

Важнейшими направлениями индийских инвестиций являются Сингапур

(4,5 млрд. долл. за последний финансовый год), Маврикий, США, Нидерланды, Великобритания, ОАЭ, Россия. Всё более активным становится проникновение индийского капитала в Среднюю Азию и Казахстан. Осуществляются совместные проекты в сфере энергетики и транспорта, продукция индийской фармацевтической промышленности занимает немалую долю на рынках республик региона. Примером повышенного внимания стал визит руководителя конгломерата Adani Group Гаутама Адани в Казахстан в декабре 2022 года. Как отмечалось, миллиардер намерен инвестировать до 150 млрд. долл. в различные проекты в этой стране. Предварительные направления сотрудничества — энергетика, газо- и нефтехимия, транспорт. (См.: Индийский миллиардер Гаутам Адани планирует инвестировать в Казахстан: https://ru.sputnik.kz/20221213/indiyskiy-milliarder-gautam-adani-planiruet-investirovat-v-kazakhstan....

В целом наиболее привлекательными отраслями для индийского капитала выступают финансы, бизнес и страхование (почти 40% инвестиций), промышленное производство (27%), торговля, гостиничный и ресторанный бизнес (16%).

Среди самых крупных вложений капитала за последнее время выделяются следующие субъекты. Компания Tata Communications — подразделение одного из крупнейших промышленных конгломератов Индии Tata Group — инвестировала 690 млн. долл. в свою дочернюю компанию в Сингапуре. Другое ответвление корпорации — Tata Steel — объявило о намерении инвестировать 838 млн. долл. в принадлежащий ей трубный завод в Великобритании. Другой конгломерат — Jindal Group — вложил 366 млн. долл. в дочернюю компанию на Маврикии и 65 млн. долл. — в ОАЭ. Ресторанный бренд Aisa и Lupine Ltd инвестировал более 270 млн. долл. в совместные предприятия в США и Индонезии. Группа компаний Reliance, в свою очередь, вложила сотни миллионов долларов в проекты в Норвегии и Германии. А государственная нефтегазовая компания ONGC Videsh инвестировала 83,3 млн. долл. в России. Корпорация, в частности, участвует в проекте «Сахалин-1», всего же она имеет долю почти в 40 проектах в 17 странах — Вьетнаме, Судане, Южном Судане и т. д.

Вывоз капитала облегчают соглашения о свободной торговле. По состоянию на 2022 год Индия подписала их с 13 странами, преимущественно из Южной и Юго-Восточной Азии: Шри-Ланкой, Непалом, Бангладеш, Таиландом, Сингапуром и др. (См.: India overseas investments: https://www.ibef.org/blogs/india-s-overseas-investments).

Всё более активно пользуется Индия «долговой дипломатией». Например, за два последних года она выделила кредиты на сумму 3,5 млрд. долл. страдающей от кризиса Шри-Ланке, 100 млн. долл. предоставлено в 2022 году Мальдивам на реализацию инфраструктурных проектов, в 2020 году кредит размером 190 млн. долл. получила Россия. Кредитная линия в объёме 448 млн. долл. предоставлена индийским «Эксимбанком» Узбекистану. Всего же, как заявили в Нью-Дели, страна готова предоставить на осуществление совместных проектов в регионе 1 млрд. долл. Эта «помощь» также не является безвозмездной. Например, финансируя Шри-Ланку, индийские власти требуют от её властей свести к минимуму контакты с Китаем.

В отличие от Турции и Индии, Япония является давним игроком на мировой финансовой арене. Это не мешает ей ставить новые рекорды. В 2018 году впервые за почти 30 лет Япония стала крупнейшим в мире источником прямых иностранных инвестиций. Рост продолжился в следующем году, когда японский капитал вложил за рубежом 250 млрд. долл. (17% мировых ПИИ). Для сравнения: в 2005 году объём зарубежных инвестиций был менее 50 млрд. долл., а в течение последующих десяти лет составлял в среднем 100—130 млрд. долл.

Специалисты объясняют это тем, что в последнее десятилетие японские компании ускорили переход своей бизнес-модели от ориентированного на экспорт внутреннего производства к прямым иностранным инвестициям или зарубежному производству, основанному на ПИИ. Нечто подобное происходило в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда резкий курс иены по отношению к доллару заставил японский капитал перемещать производства за границу для сокращения затрат. (См.: Will Japan’s Outward Direct Investment Continue to Expand in the Post-Pandemic Era? https://www.amro-asia.org/will-japans-outward-direct-investment-continue-to-expand-in-the-post-pande....

Ключевым фактором увеличения вывоза капитала являются трансграничные слияния и поглощения. Их количество в 2010-х годах более чем удвоилось по сравнению со средним уровнем первого десятилетия 2000-х годов. В основном сделки совершаются в потребительском секторе (в том числе производство и продажа продуктов питания и напитков), а также в сфере финансовых услуг. Главными направлениями инвестиций остаются США и страны Европы. Например, японский конгломерат «Хитачи» недавно приобрёл за 9,6 млрд. долл. американскую компанию — поставщика цифровых решений GlobalLogic Inc., а компания «Панасоник» приобрела аналогичную компанию из США Blue Yonder за 7,1 млрд. долл. Ранее «Хитачи» купила шведско-швейцарскую энергокомпанию ABB за 11 млрд. долл., японская корпорация NEC Corp. стала владельцем датской технологической компании KMD.

Вместе с тем в последнее время растёт доля Азиатско-Тихоокеанского региона и Африки. Так, накопленные инвестиции Японии в африканские страны составили в 2017 году 9 млрд. долл. — в семь раз меньше, чем соответствующие показатели Китая. Однако, как было объявлено в августе 2022 года, в течение ближайших трёх лет Токио вложит в развитие «чёрного континента»

30 млрд. долл. (См.: Япония выделит на развитие стран Африки $30 млрд: https:// kz.kursiv.media/2022-08-27/yaponiya-vydelit-na-razvitie-stran-afriki-30-mlrd/). Мотивы здесь преимущественно геополитические: Япония и её союзники стремятся ограничить влияние КНР и инициативы «Один пояс, один путь».

Также Япония выступает крупным международным кредитором. Средства предоставляются как государственными структурами (например, Японским агентством международного сотрудничества), так и частными компаниями. Кроме того, Япония является крупным акционером международных финансовых институтов — Азиатского банка развития (15,57% в уставном капитале, делит с США первое место), Международного валютного фонда (6,47%, второе место), Всемирного банка (6,84%, второе место) и т. д. Выделяемая Японией «официальная помощь в целях развития» составляет ежегодно 8—12 млрд. долл., её основными получателями выступают страны АСЕАН и Африки.

Превращение России в крупного участника международного движения капитала пришлось на 2000-е годы. Высокие цены на сырьевые товары привели к росту экономики, расширению внешнеэкономических связей и увеличению масштабов трансграничных финансовых потоков. Если в 1995 году Россия, по данным Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), занимала 35-е место по накопленному объёму экспортированных прямых иностранных инвестиций, а в 2000 году — 30-е, то уже в 2007 году страна поднялась на 13-е место. Их суммарный размер в 1995—2007 годах вырос в 109 раз, до 364 млрд. долл.

 

В 2009 году вследствие глобального кризиса показатели снизились, но затем снова стали демонстрировать впечатляющий рост, продолжавшийся примерно до середины 2010-х годов. В это время по сумме вывоза капитала и его отношению к ВВП Россия уверенно опережала все развивающиеся страны за исключением Китая. По объёму текущих ПИИ за рубежом страна занимала 6-е место в мире в 2013 году (95 млрд. долл.) и 7-е в 2014-м (57 млрд. долл.).

Затем началась вызванная падением сырьевых цен стагнация, оттеснившая Россию во вторую десятку государств. Однако объём инвестиций остаётся высоким. Например, в 2017 году накопленные зарубежные ПИИ достигли 389 млрд. долл., а в 2019 году — 407 млрд. долл., став наивысшими для современной истории РФ. В последние годы рост несколько раз сменялся снижением. Свою роль здесь играет внешнеэкономическая конъюнктура, влияющая на колебания курса рубля. Так, в 2018—2020 годах накопленные российские ПИИ в рублёвом выражении выросли на 21%, а в долларовом выражении сократились на 1%. (См.: Кузнецов А.В. Прямые инвестиции из России за рубеж: изменения с 2018 года // Общественные науки и современность. 2021. № 1. С. 5—15). По данным ЮНКТАД, в 2021 году текущие зарубежные инвестиции из России составили 64 млрд. долл. (25-е место в мире).

Главными направлениями вывоза капитала в 2010-х годах являлись Кипр (почти 40% по состоянию на начало 2016 г.), Виргинские острова (19%), Нидерланды (12%). Страны СНГ не занимают в этом списке лидирующих позиций, хотя поток российский инвестиций туда нельзя назвать мизерным. Так, в 2011 году в них было инвестировано 4,4 млрд. долл., за тем в течение четырёх лет инвестиции составляли 2,2—2,4 млрд. долл. в год. (См.: Изюмова О.Н., Крылова Т.А. Анализ и структура российских прямых инвестиций за рубежом // Научный вестник Южного института менеджмента. 2017. № 3. С. 9—13).

Географическое распределение вывоза капитала связано с особенностями российского капитализма. Среди них высокая офшоризация экспорта и импорта капитала. «Отечественный бизнес уже в начале 1990-х гг. активно использовал офшорные центры с льготным инвестиционным и налоговым режимом для экспорта капитала. В дальнейшем роль офшоров и так называемых „офшоропроводящих” стран в международных финансовых операциях частного сектора ещё более возросла… Сегодня они прежде всего служат основным каналом для вывоза прямых инвестиций из РФ и их поступления в национальную экономику из-за рубежа. В начале 2015 г. только на долю ведущих офшорных юрисдикций приходилось 65,3% общего объёма поступивших в Россию ПИИ и 50,3% накопленных за рубежом российских ПИИ. С учётом Великобритании и Нидерландов эти показатели возрастали соответственно до 80,8 и 65,4%», — указывается в одном из исследований по этому вопросу. (См.: Ерошкин А.М., Петров М.В. Участие России в международном движении капитала // Вестник Финансового университета. 2015. № 6. С. 87).

Либеральное валютное регулирование, почти не ставящее барьеров на пути оттока инвестиций, высокий уровень коррупции и налоговой преступности вкупе с рядом других факторов привели к тому, что вывоз средств из России по большей части носит характер бегства капитала, то есть экономически необоснованного, не отвечающего задачам развития страны экспорта финансовых ресурсов. Кроме того, для страны характерна ситуация, на Западе обозначаемая термином «round-tripping» («туда и обратно»). В её рамках капиталы вывозятся из России (законными и незаконными путями), а затем возвращаются обратно в виде иностранных инвестиций. Выгода от такого движения, по словам специалистов, заключается в возможности получить налоговые преимущества, а также в отмывании денег. (См.: Волгина Н.А. Россия в мировых потоках прямых иностранных инвестиций // Вестник РУДН. 2014. № 4. С. 47—61).

Вместе с тем в 2000-е годы стало возрастать значение других мотивов вывоза капитала, связанных с транснационализацией деятельности ведущих российских корпораций и банков, экспортирующих инвестиции в целях развития бизнеса за рубежом. Только в 2005—2014 годах их вложения в покупку иностранных производственных и сбытовых активов составили порядка 160 млрд. долл. Наиболее активно внешнюю экспансию осуществляли нефтегазовые и металлургические корпорации, приобретавшие предприятия в странах СНГ, в Европе, Северной Америке и других регионах мира. (См.: там же. С. 86—87).

Например, «Газпром» до недавнего времени владел компаниями по розничным продажам природного газа в Европе: Gazprom Marketing & Trading Ltd (Великобритания), Gazprom Marketing & Trading France SAS (Франция), Gazprom Germania GmbH, Wingas, WIEH, WIEE (Германия) и др. Во Вьетнаме компания PV Gazprom NGV владеет существенной долей рынка газомоторного топлива, участвует в проекте строительства электростанции в провинции Куангчи.

Корпорация участвует в разработке месторождений углеводородного сырья в Алжире, Боливии, Бангладеш, Вьетнаме, Сербии, Узбекистане, является владельцем газотранспортных систем Белоруссии (ОАО «Газпром трансгаз Беларусь»), Армении (ЗАО «Газпром Армения»), Киргизии (ОсОО «Газпром Киргизстан»), обеспечивая поставку природного газа потребителям этих стран. (См.: Отчёт руководства ПАО «Газпром» за 2020 г.: https://www.gazprom.ru/f/posts/05/118974/2020-mngmnt-report-ru.pdf).

«Роснефть» имеет активы более чем в двадцати странах, среди которых Белоруссия, Армения, Грузия, Киргизия, Туркмения, Китай, Монголия, Вьетнам, Ирак, Индонезия, Египет, Германия, Бразилия, США и т. д. Среди зарубежных проектов — добыча нефти (Куба, Венесуэла, Вьетнам, Ирак, Бразилия, Мозамбик и др.), её переработка (нефтеперерабатывающие и нефтехимические предприятия в Германии, Китае, Индонезии, Индии, Белоруссии), продажа нефтепродуктов через сети АЗС (Белоруссия, Киргизия, Абхазия) и т. д.

«Сбербанк» до 2022 года имел дочерние банки в восьми европейских странах (Венгрия, Сербия, Хорватия, Австрия и др.). После ухода финансовой организации с европейского рынка у неё остались подразделения в Индии, Белоруссии, Казахстане.

После начала специальной военной операции для российского капитала выросло значение незападных рынков. В 2022 году Россия стала главным источником инвестиций для Ирана. Из общего объёма вложенных в страну 5,95 млрд. долл. на Москву пришлось 2,7 млрд., или почти половина. Инвестиции были сосредоточены в нефтяной сфере. В том же году Россия вышла не первое место среди зарубежных инвесторов Узбекистана. Доля Москвы составила 20%, или почти 2 млрд. долл. За ней следуют Китай и Турция.

Как заявил весной 2021 года заместитель министра иностранных дел РФ Андрей Руденко, суммарный объём российских накопленных инвестиций только в Средней Азии и Казахстане приближается к 50 млрд. долл. Из них в Казахстане — 36 млрд., в Узбекистане — около 10 млрд., в Таджикистане — 1,5 млрд. «В период с 2008 года странам Центральной Азии была предоставлена безвозмездная финансовая помощь только на двусторонней основе свыше 4,2 млрд. долларов США. Кумулятивный эффект нашей помощи странам Центральноазиатского региона суммарно составил около 3 трлн. рублей, — продолжил он. — Эти цифры опровергают бытующий в последнее время тезис о том, что у России якобы нет экономических интересов в Центральной Азии и Россия якобы собирается оттуда уходить или теряет интерес, это совершенно не так. Уходить оттуда мы не собираемся и не уйдём». (См.: Объём помощи РФ странам Центральной Азии за последние 3 года составил около 3 трлн. рублей: https://tass.ru/ekonomika/11421837).

В Казахстане работает более 7,5 тыс. российских и почти 3,5 тыс. совместных предприятий с российским капиталом. Только за последние 15 лет объём прямых инвестиций из России составил более 16 млрд. долл. В республике работают корпорации «Росатом», «Лукойл», «Роснефть», «Русал» и др. В Узбекистане за последние пять лет объём накопленных российских инвестиций удвоился, превысив 9 млрд. долл. (См.: За полтора десятилетия Россия оказала Центральной Азии помощь в $6,2 млрд: https://www.ritmeurasia.org/news—2022-05-29—za-poltora-desjatiletija-rossija-okazala-centralnoj-azii....

Одним из главных направлений вывоза российского капитала была до 2014 года Украина. Объём накопленных прямых инвестиций оценивался в 10 млрд. долл., только в 2013 году Россия вложила в различные проекты 800 млн. долл., выйдя на второе место (после Кипра) среди иностранных инвесторов. По другим оценкам, из России в украинскую экономику было вложено за четверть века 50—60 млрд. долл.

В стране работало 13 российских банков, контролировавших порядка 12% банковского сектора. Три из них (Проминвестбанк, Сбербанк, Альфа-банк) входили в десятку крупнейших финансовых учреждений Украины. Российский оператор сотовой связи МТС контролировал 38% рынка (23 млн. абонентов), другой монополист — оператор «Киевстар» — принадлежал компании Vimpelcom, частично контролируемой холдингом Михаила Фридмана «Альфа-групп».

Принадлежащие российским олигархам Евгению Гинеру и Константину Григоришину компании VS Energy и «Энергетический стандарт» владели большинством областных энергосетей («Киевоблэнерго», «Николаевоблэнерго» и др.). Одесским НПЗ, нефтехимическим комплексом «Карпатнефтехим», сетью АЗС владела компания «Лукойл». В свою очередь, Лисичанский НПЗ и сеть из 150 заправок принадлежали «Роснефти». В целом доля российских компаний на украинском рынке переработки нефти составляла 95% в 2006 году и 40% в 2013 году.

Крупными были инвестиции металлургических компаний. Принадлежащая Александру Абрамову компания «Евраз» вложила в украинские активы свыше

2 млрд. долл. Ей принадлежали Днепропетровский металлургический завод, рудник «Сухая балка», коксохимический комплекс «Баглейкокс». Николаевским глинозёмным заводом и Запорожским алюминиевым заводом владел «Русал» Олега Дерипаски. Кроме того, российский капитал присутствовал в сферах судостроения, автомобилестроения, вагоностроения, пищевой промышленности, гостиничном бизнесе и т. д. (См.: Российский бизнес на Украине: отнять нельзя оставить? https://ria.ru/20141006/1027162875.html).

Впрочем, даже после 2014 года Россия оставалась одним из основных инвесторов Украины. В 2017 году, например, она занимала третье место по объёму инвестиций. По состоянию на 2019 год в стране работали 5 российских банков, в том числе Сбербанк, ВТБ, Внешэкономбанк. Целый ряд компаний из России, прямо или опосредованно, продолжает работать там и сейчас. Среди них VS Energy, контролирующая 10% распределения электроэнергии и владеющая металлургическим комбинатом «Днепроспецсталь». Структурам, связанным с Дерипаской, до сих пор принадлежит Николаевский глинозёмный завод.

Во внешнеэкономической деятельности России активно используются кредитные инструменты. В 2021 году она выдала межправительственные экспортные кредиты на рекордную сумму — 318 млрд. руб. Это на 100 млрд. руб. больше, чем за предыдущий год. В пятёрку должников входят Белоруссия, Бангладеш, Венесуэла, Индия и Вьетнам. Среди стран постсоветского пространства «кругленькие суммы» России также должны Украина, Армения, Киргизия. Нередко кредиты предоставляются под закупку у России определённых товаров или осуществление конкретных проектов. Например, в 2017 году Турция получила заём под приобретение зенитно-ракетного комплекса С-400. Иран, в свою очередь, получил 5 млрд. долл. на строительство АЭС и электрификацию железных дорог. Также Москва выдавала кредиты на покупку российского железнодорожного и воздушного транспорта, энергетических машин и т. д. (См.: Россия в 2021 году предоставила межправительственных кредитов на рекордную сумму: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2022/02/03/907790-rossiya-mezhpravitelstvennih-kreditov).

Крупным донором финансовых средств является Саудовская Аравия. За последние годы многомиллиардные кредиты предоставлены ею Египту, Пакистану, Турции и другим, в основном, мусульманским странам. Саудовская Аравия является крупнейшим акционером Исламского банка развития — одного из ведущих мировых финансовых институтов со штаб-квартирой в Джидде. Значительная часть зарубежной «помощи» оказывается через Саудовский фонд развития, основанный в 1974 году. По состоянию на 2019 год он предоставил 665 займов на общую сумму 55 млрд. риалов (15 млрд. долл.), профинансировав 692 проекта развития в 82 развивающихся странах. Главным получателем средств стали государства Азии и Африки — Египет, Тунис, Судан, Марокко, Пакистан и др. (См.: Чикризова О.С. Саудовская модель развития для «мира ислама»: особенности и ограничения // Вестник РУДН. Международные отношения. 2019. № 4. С. 545—565).

Быстрыми темпами — в шесть раз за последнее десятилетие — растут зарубежные инвестиции королевства. В обнародованной его руководством стратегии «Видение 2030» и вовсе поставлена задача превращения в «глобальный инвестиционный центр». Созданный паевой инвестиционный фонд проявляет активность на разных континентах. Только во втором квартале 2022 года он купил акции 17 крупных американских компаний на 7,5 млрд. долл. Среди них Alphabet Inc., BlackRock Inc., Microsoft Corp. Ранее монархия вложилась в производителей электромобилей Tesla и Lucid Motors, сервис для заказа такси Uber, ряд компаний по разработке компьютерных игр, японский венчурный фонд SoftBank Vision Fund и т. д. Национальная нефтяная компания Saudi Aramco имеет разветвлённую сеть нефтеперерабатывающих предприятий в 20 странах (США, Китай, Япония, Индия, Южная Корея и др.), несколько лет назад ею были приобретены 17% акций южнокорейской компании Hyundai Oilbank.

Для более наглядного представления вывоза капитала мы составили таблицу, используя данные Всемирного банка.

 

Страна         Текущие зарубежные инвестиции по годам (млрд. долл.)

            2000 г.            2010 г.            2021 г.

Бразилия        2,5       27        19

Индия 0,5       16        17

Китай (без Гонконга)          4,6       58        128

Россия            3,2       53        66

Саудовская Аравия 1,6       3,9       24

Турция           0,9       1,5       6,5

Япония          45        80        150

 

Источник: Foreign direct investment, net outflows (BoP, current US$) https://data.worldbank.org/indicator/BM.KLT.DINV.CD.WD

 

Важные выводы, в том числе касающиеся «распределения ролей» в мировой капиталистической системе, позволяет сделать рейтинг 500 крупнейших компаний, ежегодно составляемый журналом Fortune. Например, в 2002 году в нём значилась (на 226 месте) одна индийская компания — топливная Indian Oil Corporation Limited. В рейтинге за 2022 год включены уже девять компаний, занявшие места от 98-го до 437-го. Среди них Life Insurance Corp., Reliance Industries, Indian Oil и др.

В списке 2005 года Россия была представлена тремя компаниями («Газпром», «Лукойл» и РАО ЕЭС с суммарным годовым доходом 86 млрд. долл.). К 2011 году их число увеличилось до семи за счёт «Роснефти», «Сбербанка», «Сургутнефтегаза» и др., а общий доход превысил 350 млрд. долл.

Ещё один источник информации о масштабах вывоза капитала — индекс транснационализации. Он составляется ЮНКТАД для 100 ведущих нефинансовых корпораций развивающихся стран и рассчитывается как среднее арифметическое суммы заграничных долей в общей величине трёх показателей: активов, продаж и занятости. Попавшие в рейтинг российские компании — «Газпром», «Роснефть» и «Лукойл» — имеют индекс транснационализации на уровне, соответственно, 23,7, 30 и 36,3. У индийских компаний — Tata Motors Ltd, Oil and Natural Gas Corp Ltd, Hindalco Industries Ltd, Bharti Airtel Limited, Infosys Limited — уровень транснационализации преимущественно ещё выше — 68,3, 18,1, 52,9, 24,7 и 81,9. То же характерно для бразильских корпораций — горнодобывающей Vale SA (50,1) и сельскохозяйственной JBS SA (67,7). У саудовских компаний показатели различные — низкий индекс у Saudi Aramco (13,5) и довольно высокий у SABIC (44,7). (См.: The top 100 non-financial MNEs from developing and transition economies, ranked by foreign assets, 2018: https://unctad.org/system/files/non-official-document/WIR2020Tab20.xlsx).

 

Раздел мира между союзами капиталистов

Этот процесс Ленин называл неизбежным следствием буржуазного способа производства. По его словам, монополии прежде всего делят внутренний рынок, захватывая его в своё, более или менее полное, обладание. Однако внутренний рынок при капитализме связан с внешним, и стремление к максимальной прибыли оборачивается «дележом мира».

Формы этой борьбы, как подчёркивал Ленин, могут самыми различными и меняться в зависимости от различных, сравнительно частных и временных, причин. Например, сделки могут сменяться войнами — экономическими и обычными. Но сущность борьбы, её классовое содержание не может измениться, пока существуют классы. «Капиталисты делят мир не по своей особой злобности, а потому, что достигнутая ступень концентрации заставляет становиться на этот путь для получения прибыли; при этом делят они его „по капиталу”, „по силе” — иного способа дележа не может быть в системе товарного производства и капитализма. Сила же меняется в зависимости от экономического и политического развития…», — отмечал Ленин. (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 372—373).

Появление на мировой арене амбициозных игроков только обостряет борьбу за передел мира. По мере накопления экономической силы новые «полюса» всё смелее заявляют о своих претензиях, а политические притязания служат внешним оформлением интересов корпораций. Не все из рассматриваемых нами стран одинаково смело прибегают к экспансии. Например, в Бразилии правящий класс предпочитает экономические методы политическим, хотя в годы правления режима Жаира Болсонару были предприняты попытки создания союза правых сил Латинской Америки — альянса ПРОСУР. Подобную политику поддержали главные опоры реакционного правительства — крупные сельхозпроизводители, горнодобывающие компании и т. д.

В других случаях экспансионистские тенденции выражены более отчётливо. Так, Турция все последние годы занимается формированием сферы влияния, не брезгуя военными средствами. Открыто вмешавшись в сирийский конфликт, Анкара установила контроль над тысячами квадратных километров территории соседней страны. Части провинций Алеппо, Идлиб, Эр-Ракка, Эль-Хасака были оккупированы турецкими войсками и протурецкими экстремистскими группировками, включены в экономическую и политику-административную систему Турции. В качестве платёжного средства там используется турецкая лира, внедряются турецкий язык и система образования.

В конце 2022 года президент Реджеп Тайип Эрдоган объявил о намерении провести очередную военную операцию в приграничных районах Сирии под предлогом нейтрализации курдских вооружённых формирований. Это же прикрытие используется для боевых действий на севере Ирака. Здесь созданы несколько турецких военных баз.

После открытия богатых газовых месторождений в Восточном Средиземноморье Анкара предъявила на них свои права. Существующие морские границы, по утверждению турецких властей, проложены несправедливо и подлежат исправлению. Эти претензии вызвали конфликт с Грецией, особенно обострившийся после подписания турецко-ливийского соглашения о разграничении морских зон. Положения документа закрепляют за Анкарой значительную часть греческой исключительной экономической зоны. В ответ Афины заключили аналогичное соглашение с Египтом.

В 2019 году Турция стала участницей гражданской войны в Ливии, поддержав один из центров власти — базирующееся в Триполи правительство Фаиза Сарраджа. В стране были размещены турецкие войска и переброшенные из Сирии боевики, начались поставки оружия. В обмен на помощь Анкара добилась от Триполи серии уступок — разрешения на разведку и последующую добычу нефтегазовых месторождений, многомиллиардные контракты в сфере строительства, энергетики и т. д.

Ещё одним направлением турецкой экспансии является Закавказье. Анкара оказала Азербайджану всестороннюю поддержку в ходе Второй Карабахской войны. Подписанная в июне 2021 года Шушинская декларация, фактически оформила военный союз двух стран. Практически безостановочные совместные учения санкционировали присутствие в Азербайджане турецких войск, для компаний из Турции создан «режим наибольшего благоприятствования». Товарооборот между странами по итогам 2022 году достиг рекордного уровня —

6 млрд. долл. Теперь Анкара и Баку не скрывают притязаний на оставшуюся территорию Карабаха и даже часть собственно Армении под предлогом прокладки «Зангезурского коридора».

Военные базы Турции, помимо Сирии, Ирака, Ливии, Азербайджана, расположены в Северном Кипре, Сомали, Катаре. Для укрепления внешнеполитических амбиций Турции используется конфликт на Украине. Претендуя на роль посредника, Анкара в то же время поставляет Киеву оружие и прозрачно намекает на исторические связи Турции с Крымом. Эти же спекуляции на истории и культуре используются в отношениях с тюркоязычными странами и народами. В Организацию тюркских государств под эгидой Анкары входят Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Узбекистан и в качестве наблюдателей — Туркмения, Венгрия и Северный Кипр. Через СМИ и правые политические круги в общественное мнение внедряется идея «тюркского мира», в который включены десятки народов — от Балкан до российской Якутии и китайского Синьцзяна.

К военным авантюрам прибегает и Саудовская Аравия. В 2015 году началась интервенция королевства в Йемене, продолжающаяся до сих пор. В 2011 году саудовские войска были введены в Бахрейн для подавления массовых протестов. В ливийском конфликте Эр-Рияд поддержал правительство в Тобруке и войска фельдмаршала Халифы Хафтара. Косвенно — через исламистские группировки — монархия ранее вмешивалась в конфликты в Афганистане, Чечне, Сирии, Ираке.

Япония после окончания Второй мировой войны была оккупирована американскими войсками, а подписанный в 1960 году Договор о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности закрепил военно-политический союз между странами. Исходя из этого, японский капитал пока предпочитает бороться за раздел мира в рамках совместных действий с США и их союзниками. Токио стал членом Четырёхстороннего диалога по безопасности (QUAD) и участвует в политике «сдерживания» Китая и России.

Для усиления своего «восточного фланга» западный капитал позволил правящему классу Японии ревизовать ограничения, наложенные на страну после 1945 года. Главным из них стал запрет на существование полноценных вооружённых сил. Теперь эти положения отменяются одно за другим. В конце 2022 года правительство страны представило сразу три документа: обновлённую стратегию национальной безопасности, руководящие принципы национальной обороны и среднесрочную оборонную программу. Вооружённым силам теперь даётся право наносить контрудары по базам противника — причём как в случае атаки на саму Японию, так и на её союзников. Окончательно закрепить эти тенденции должны поправки в Конституцию, которые могут быть приняты в ближайшее время.

Акценты в указанных документах расставлены предельно чётко. Главным стратегическим вызовом объявлен Китай, следующими по значимости угрозами названы Северная Корея и Россия. Для противостояния им оборонные расходы будут увеличены с 1 до 2% ВВП, что выведет военный бюджет Японии на второе место после США и КНР.

Дополнительные траты пойдут на оснащение наступательными вооружениями — как собственного производства, так и закупаемыми за рубежом. (См.: «Правда», 27—30 января 2023 г.). Также у Японии появилась первая зарубежная военная база — в африканском Джибути.

Схожей тактики придерживается правящий класс Индии. Вступив в QUAD и заключив ряд соглашений в сфере безопасности с США, страна получила карт-бланш на расширение своего влияния. В первую очередь, притязания индийской буржуазии затрагивают Южную Азию и акваторию Индийского океана. Различные военные объекты (базы, радиолокационные станции, пункты материально-технического обеспечения ВМФ) имеются у Индии на Маврикии, Мальдивских и Сейшельских островах, в Омане, Сингапуре, Шри-Ланке, Непале, Бутане. Индийские власти пытаются помешать реализации китайской инициативы «Один пояс и один путь», оказывая неприкрытое давление на руководство Бангладеш, Шри-Ланки, Непала, Мальдивских островов и других государств, на которые имеет более или менее заметное влияние.

Здесь следует сделать крайне важное, на наш взгляд, замечание, касающееся Китая. Являясь главным соперником США и их союзников (о чём в этих странах говорят открыто), Пекин играет центральную роль в процессе перехода от однополярного мира к многополярному. Однако мы не включили КНР в наш анализ, руководствуясь рядом соображений.

На первый взгляд, Китай соответствует большинству взятых нами за основу критериям. Его экономика является высоко концентрированной, по вывозу капитала он является одним из мировых лидеров. Расширяется экономическое, политическое, культурное влияние страны на мировой арене, затрагивая не только соседние с КНР регионы, но и такие отдалённые территории, как Африка и Латинская Америка.

В то же время в этих процессах есть существенные нюансы, не позволяющие без колебаний отнести Китай к числу растущих империалистических держав. Несмотря на повышение роли частного капитала в ходе осуществления политики «реформ и открытости» (после 1978 г.), ключевые отрасли экономики контролируются государством и фактически функционируют как подразделения правительства.

Это хорошо видно на примере топливного сектора. В одной из посвящённых данной теме работ читаем: «До 1979 года нефтяная промышленность Китая, сосредоточенная в руках Министерства нефтяной промышленности КНР, была полностью в рамках плановой экономики… В 1979 году Государственный совет КНР утвердил политику контрактов, предусматривающую, что нефть, которая превысила целевой уровень добычи в соответствии с национальным планом, может быть продана по международной цене, а полученный от данного вида контрактов доход может быть использован в целях разведки и разработки нефти, что положило начало сосуществованию плановых и рыночных структур систем распределения нефти. В целях содействия международному сотрудничеству в области морской добычи нефти в марте 1982 года была создана Китайская национальная офшорная нефтяная корпорация (CNOOC)… В 1983 году нефтеперерабатывающие предприятия во всех секторах были объединены в Китайскую нефтехимическую корпорацию (Sinopec). В сентябре 1988 года Министерство нефтяной промышленности было распущено и реорганизовано в Китайскую корпорацию нефти и природного газа (CNPC) для управления нефтяными компаниями на суше. Следовательно, в нефтяной промышленности Китая в разведке и разработке преобладает CNPC, переработка монополизирована Sinopec, а разведка и добыча нефти на шельфе контролируется CNOOC.

В 1998 году помимо роспуска Министерства нефтяной промышленности КНР сама отрасль была реорганизована, чтобы разделить нефтяной бизнес на три географические части: юг, север и международный «офшор», при этом все региональные части продолжали контролироваться исключительно Sinopec, CNPC и CNOOC, чья производственная цепочка была изначально вертикально интегрирована — с включением регионов в производственную цепь монопольное управление приняло 100% характер в отрасли.

Существующая модель монополии в нефтяной промышленности Китая проистекает из реформы системы распределения нефти, которая началась в 1994 году и была дополнительно усилена последующей политикой очистки и ректификации. В мае 1999 года Генеральное управление Государственного совета КНР издало административное постановление об установлении монополии трёх компаний: „Заключение об очистке и утилизации небольших нефтепродуктов и регулировании порядка распределения сырой нефти и переработанной нефти” (далее — Документ № 38).

Этот документ регламентирует усиленный контроль над сектором сырой нефти со стороны CNPC и Sinopec и дал возможность двум компаниям монополизировать переработку и оптовую продажу нефти. Чтобы войти в сектор добычи, частным и другим компаниям необходимо сотрудничать с CNPC — CNPC предоставлял таким компаниям эксплуатировать исключительно участки с низкой доходностью и в то же время данные субъекты обязаны были нести все инвестиционные риски от деятельности. Кроме того, согласно Документу № 38, малые, средние и частные компании должны бесплатно передать 20% добытой нефти в CNPC и продать оставшиеся 80% в CNPC по цене, установленной CNPC. В секторе нефтепереработки Sinopec и CNPC получили право консолидировать под своим исключительным контролем нефтеперерабатывающие заводы локального уровня. Оптовая продажа нефтепродуктов (бензин, керосин и дизельное топливо), произведённых на нефтеперерабатывающих заводах в Китае, осуществляется исключительно специально назначенными дочерними предприятиями CNPC и Sinopec… Нынешняя нефтяная монополия в КНР не является результатом рыночной конкуренции, а продукт административных решений „сверху-вниз”.

Нельзя списывать со счетов жёсткое государственное управление нефтяной промышленности, распределённое между различными административными департаментами. Разведка и эксплуатация нефти находятся в ведении Министерства земли и ресурсов, цена устанавливается Национальной комиссией по развитию и реформированию, условия импорта и экспорта нефтепродуктов и нефти контролируются Министерством торговли, а Комитет по управлению государственными активами ответственен за интересы государства в качестве одного из крупнейших акционеров CNPC и Sinopec. В это же время корпорации берут на себя ответственность за добычу нефти, её эксплуатацию и промышленную перестройку, работая в некоторой степени тоже как административный департамент, и ввиду исключительного статуса всегда участвуют в разработке отраслевых норм и правил… В дополнение к предоставлению монопольной власти предприятиям посредством правил и политики, административные департаменты также усиливают монополию трёх нефтяных гигантов посредством ценового монопольного регулирования. Регулирование цен можно разделить на две формы: регулирование цены продавца или продажи и регулирование цены покупателя или покупки, что отражается в предпочтении и даже освобождении от платежей тем, кто обладает административной монополией на ресурсы…». (Магдалинская Ю.В. Уровень монополизации нефтяного рынка в России и Китае. Правовые инструменты для создания конкурентной среды: https://magazine.neftegaz.ru/articles/gosregulirovanie/482262-uroven-monopolizatsii-neftyanogo-rynka....

Поступающие в бюджет средства идут на решение важных социальных задач — таких как борьба с бедностью. И хотя в китайской экономике сохраняется существенное присутствие рыночных механизмов, власти постулируют построение социалистического общества к середине этого века.

Поведение Пекина на зарубежных рынках также в значительной степени отличается от курса западных держав. Например, реализуемые в рамках инициативы «Один пояс и один путь» проекты в сфере транспорта и инфраструктуры, энергетики и обрабатывающей промышленности создают рабочие места и способствуют развитию стран — партнёров КНР, а не их ограблению и порабощению, как это происходит при западной «помощи».

Вместе с тем не могут не внушать тревогу такие факты, как неудовлетворительные условия труда на китайских предприятиях за границей (в ряде стран, например, в Казахстане, это приводило к забастовкам) и подчёркнутый отказ от идеологизации внешней политики. Выстраивание тесных отношений с откровенно реакционными режимами вроде саудовского в конце 2022 года обернулось трениями Пекина с его традиционным партнёром (экономическим и геополитическим) — Ираном. Эти явления можно назвать вынужденной мерой в условиях острого противостояния Китая с США и их сателлитами, но, как бы то ни было, для ясного понимания мотивов Пекина, его места и роли в современном мире требуется время.

 

Заключение

Подводя итоги, необходимо коснуться вопроса о перспективах перехода мировой капиталистической системы с однополярной к многополярной стадии. Выше мы доказали, что формирующиеся «полюса» не выходят за рамки империализма в том смысле, которое в это понятие вкладывал Ленин. Следовательно, ждать от размывания западной гегемонии автоматического перехода к более справедливой системе не приходится.

Среди приверженцев левых взглядов, однако, бытует мнение, что раскол глобального капитала — в каком бы направлении ни двигались его «осколки» — облегчит прогрессивным силам борьбу за социализм. Эта точка зрения имеет право на существование, но условием успеха опять-таки являются не общемировые процессы, а сила самих коммунистических и рабочих движений.

В то же самое время новая реальность несёт с собой немало вызовов, с которыми неизбежно придётся столкнуться прогрессивному лагерю. Отличительной чертой большинства растущих «полюсов» является стремительно увеличивающееся влияние националистических течений. Как правило, они облечены в религиозную форму и играют на патриотических чувствах с помощью призывов к «восстановлению былого величия». Обязательным компонентом является и создание образа врага — как внутри страны, так и за её пределами.

За этой внешней оболочкой скрываются вполне практические мотивы правящих кругов. С помощью национализма решаются несколько задач. Во-первых, закладывается идеологическая основа для достижения большей самостоятельности от «старых» капиталистических центров. Во-вторых, наносится удар по той части собственной «элиты» (компрадорской буржуазии), которая ориентирована на Запад. «Национальный капитал» стремится к неограниченному влиянию внутри страны. В-третьих, подавляется протестное движение. Трудящихся отвлекают от борьбы с помощью идеологических суррогатов о «великом будущем нации» и необходимости сплочения ради борьбы с империалистическими (читай: западными империалистическими) силами. Те же, кто всё-таки отваживается на защиту своих прав, клеймятся «предателями национальных интересов».

Данные конструкции претендуют на «истину в последней инстанции» и тотальное доминирование в идеологической сфере. Как предупреждал Ленин, «монополия, раз она сложилась и ворочает миллиардами, с абсолютной неизбежностью пронизывает все стороны общественной жизни, независимо от политического устройства и от каких бы то ни было других „частностей”». (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 355).

В Турции эти идеи приобрели форму неоосманизма (возрождения величия Османской империи) и религиозного ренессанса, которые противопоставляются начатой при Кемале Ататюрке вестернизации. Также активно насаждается концепция «Великого Турана» — объединения тюркоязычных народов под главенством Турции. Для «цементирования» этих настроений правящий класс яростно обрушивается на прозападную оппозицию, усиливает репрессии против курдского населения и обвиняет зарубежных недоброжелателей в стремлении «ослабить Турцию». На роль последних в зависимости от политической конъюнктуры выбираются то Израиль, то Греция, то Евросоюз в целом, то США.

В Индии «националистически-религиозный ренессанс» связан с приходом к власти правой «Бхаратия джаната парти» (БДП). Последняя является политическим «филиалом» военизированного движения «Раштрия сваямсевак сангх» (РСС), исповедующего идеи индуистской исключительности. Националисты называет «чуждыми» религии, «принесённые захватчиками» (ислам и христианство), требуя их искоренения на индийской земле. Это проявилось в активной антимусульманской политике, включающей снос мечетей, переименование географических названий и т. п. — вплоть до физических расправ.

Ссылаясь на древние мифологические предания, идеологи БДП и РСС утверждают о «многотысячелетнем глобальном господстве» индуистской Раштры (государства) и призывают к восстановлению «великой родины». В последнюю включаются Афганистан, Пакистан, китайский Тибет, Бангладеш, Шри-Ланка, Мьянма, Непал и ряд других современных стран. В рамках этого курса активно подогреваются антикитайские настроения.

Японские правящие круги используют для разжигания реваншистских настроений ностальгию по имперскому могуществу — разгромленному в 1945 году милитаристскому режиму. Члены правительства во главе с премьер-министром регулярно отправляют подношения в храм Ясукуни, где поминаются души воинов японской императорской армии, включая осуждённых военных преступников. На роль врага в стране избраны Китай, а также Россия, территориальные претензии к которой являются излюбленной темой правых кругов.

В Саудовской Аравии идеологическим базисом служит «чистый ислам» (ваххабизм), а противники лепятся из шиитов (Иран, йеменское движение хуситов и т. д.). В Бразилии при правом режиме Жаира Болсонару также стала формироваться почва для идей о национальной исключительности. Её стержнем стал евангелизм — ответвление протестантизма, число приверженцев которого выросло с 15 до 30% населения страны всего за два последних десятилетия.

В России задачи правящего класса сложнее. Учитывая популярность среди населения идей социализма и ностальгию по советскому прошлому, он вынужден спекулировать на них, в то же время пытаясь всячески отделить форму (тоска по сильному государству и порядку, внешние атрибуты и символы былой эпохи) от содержания (социальная справедливость, равенство). Параллельно усиливаются попытки связать современную Россию с дореволюционной, что проявляется в идейной реабилитации царизма и «белого дела».

Общей чертой для всех этих идеологических надстроек является ярый антикоммунизм. В левых идеях национальная буржуазия видит своего врага — причём врага настоящего, в отличие от пропагандистских симулякров.

Коммунисты всех стран должны доказать, что они творцы нового более прогрессивного мироустройства. Ведь изменить судьбу человечества к лучшему способны не смена «актёров» в буржуазном «спектакле», а свержение господства капитала.

 

 

Версия для печати