Александр Иванович Герцен (1812—1870)

Александр Иванович Герцен (1812—1870)

Русский утопический социализм

Герцен первый поднял великое знамя
борьбы путём обращения к массам
с вольным русским словом.
В.И.Ленин. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 262.

Исполнилось 200 лет со дня рождения А.И.Герцена — великого русского мыслителя, писателя и революционера. Герцен родился 25 марта (6 апреля) 1812 года в Москве. Был сыном И.А.Яковлева, принадлежавшего к знатному дворянскому роду, и Г.-Л.Гааг, дочери мелкого чиновника из Штутгарта. Брак родителей не был оформлен, поэтому ребёнок получил вымышленную фамилию (от немецкого слова Herz — сердце). В 14 лет Герцен даёт клятву отомстить за казнённых декабристов. Через год клятву он повторяет на Воробьёвых горах со своим другом Н.П.Огарёвым. Эта клятва определила их дальнейший жизненный путь.

В 1829 году Герцен поступил в Московский университет на физико-математическое отделение, где преподавались естественные науки. Вокруг Герцена и Огарёва складывается кружок с ярко выраженной политической направленностью. В июне 1833 года Герцен заканчивает университет с серебряной медалью.

Уже в первый послеуниверситетский год Герцен и Огарёв привлекли внимание властей — молодые люди читали и обсуждали сочинения западно-европейских социалистов-утопистов Сен-Симона, Фурье и других прогрессивных писателей Запада. Летом 1934 года Герцен, Огарёв и другие члены кружка были арестованы. После 9 месяцев следствия и тюремного заключения Герцен был сослан в Пермь, вскоре место ссылки заменили на Вятку. В конце 1837 года его переводят во Владимир. Из ссылки Герцен вернулся весной 1840 года. В годы ссылки продолжается процесс формирования идейных и политических воззрений Герцена. Он углублённо изучает историю, философию, читает Гегеля и Фейербаха.

В 1842—1847 годы достигает расцвета философская и литературная деятельность Герцена. Выходят его произведения — «Письма об изучении природы», «Дилетантизм в науке», «Кто виноват?», «Сорока-воровка», «Доктор Крупов», которые вызывают большой интерес в кругах демократической интеллигенции постановкой острых общественных вопросов. В.Г.Белинский писал Герцену: «Я… окончательно убедился, что ты большой человек в нашей литературе…» (цит. по: Летопись жизни и творчества А.И.Герцена. — М., 1974. Т. I. С. 358).

В статье «Памяти Герцена», написанной В.И.Лениным в 1912 году в связи со 100-летием со дня рождения писателя-революционера, говорится: «В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что онапредставляет из себя «алгебру революции». Он пошёл дальше Гегеля, к материализму... Герцен вплотную подошёл к диалектическому материализму и остановился — перед историческим материализмом» (Полн. собр. соч. Т. 21. С. 256).

В январе 1847 года Герцен уезжает за границу. Он полон веры в будущее и надеется, что приближающиеся революционные события в Европе принесут социальное освобождение не только европейским народам, но и свободу его родине. Осенью 1847 года в Риме Герцен участвует в народных шествиях и манифестациях, присутствует на митингах, посещает революционные клубы. Он знакомится с виднейшими деятелями итальянского национально-освободительного движения: Маццини, Гарибальди, Спини, Саффи. В мае 1848 года Герцен возвращается в революционный Париж. С воодушевлением он пишет о революции во Франции, о парижских повстанцах, о баррикадах на улицах Парижа. А затем — кровавая расправа буржуазии с рабочими и тяжёлое разочарование Герцена в революционных возможностях Запада. Духовный кризис Герцена В.И.Ленин назвал «крахом буржуазных иллюзий в социализме» (там же).

Переживаемая Герценом духовная драма запечатлена в его книге «С того берега» (впервые опубликована в 1850 г. в немецком переводе), которую Герцен считал лучшим произведением из всего им написанного. Укрепляются социалистические взгляды Герцена, но теперь они обращены к России. «Вера в Россию — спасла меня на краю нравственной гибели… За эту веру в неё, за это исцеление ею — благодарю я мою родину» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1955. Т. V. С. 10).

Решение об эмиграции Герцен принимает в 1850 году — в России его ждала расправа царского правительства. Приговор Петербургского надворного уголовного суда от 18 декабря 1850 года гласил: лишить Герцена «всех прав состояния», признать его «за вечного изгнанника из пределов Российского государства».

В августе 1852 года Герцен переезжает в Англию. Начинается лондонский период (1852—1865 гг.), самый плодотворный в деятельности Герцена. Оставаясь в эмиграции, он считал себя ответственным за будущее России. Через свои сочинения Герцен знакомит Европу с Россией. Пишет о русском народе и его борьбе против рабства, о передовой российской общественной мысли, о русской литературе. Он начинает работать над одним из главных своих произведений, книгой-исповедью, книгой воспоминаний «Былое и думы» (1852—1868 гг.).

Одновременно Герцен разрабатывает теорию «русского социализма», которая станет идеологической основой народничества 60—70-х годов XIX века. В крестьянской общине с её общинной собственностью на землю Герцен видел «зародыш социализма». Об этом он писал в своих работах после поражения европейской революции 1848 года — «России» (1849 г.), «Письмо русского к Маццини» (1850 г.), «Русский народ и социализм» (1851 г.) и др. Сам Герцен так объяснял свою теорию «русского социализма»: «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идёт от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владенья и общинного управления, — и идёт вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1966. Т. XIX. С. 193).

Герцен придавал очень большое значение пропаганде теории общинного социализма в России. «Огромный успех социальных учений, — писал он в 1866 году, — между молодым поколением, школа, вызванная ими, нашедшая себе не только литературные отголоски и органы, но начала практического приложения и исполнения, имеют историческое значение. Освобождение крестьян с сохранением общины и обращение к социализму молодых и деятельных умов,.. служили неопровержимым доказательством в пользу нашей всегдашней веры в характер русского развития» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1966. Т. XIX. С. 194).

В работе «Памяти Герцена» В.И.Ленин дал глубокий анализ герценовской теории «русского социализма». «Герцен — основоположник «русского» социализма, «народничества», — писал В.И.Ленин. — Герцен видел «социализм» в освобождении крестьян с землёй, в общинном землевладении и в крестьянской идее «права на землю»… На деле в этом учении Герцена, как и во всём русском народничестве… нет ни грана социализма… Чем больше земли получили бы крестьяне в 1861 году и чем дешевле бы они её получили, тем сильнее была бы подорвана власть крепостников-помещиков, тем быстрее, свободнее и шире шло бы развитие капитализма в России» (Полн. собр. соч. Т. 21. С. 257—258).

В 1853 году Герцен основал в Лондоне Вольную русскую типографию. «Герцен создал вольную русскую прессу за границей, — писал В.И.Ленин, — в этом его великая заслуга» (там же. С. 258). Герцен считал, что «основание русской типографии в Лондоне является делом наиболее практически революционным, какое русский может сегодня предпринять в ожидании исполнения иных, лучших дел» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1957. Т. XII. С. 79).

Герценовская пропаганда стремилась поднять на борьбу всех недовольных царизмом и крепостным правом в России. Многочисленные статьи, обращения, прокламации Герцена были обращены к передовым людям России, призывали к свержению самодержавия, к борьбе за землю и волю для крестьян (воззвание «Юрьев день! Юрьев день!», «Крещёная собственность», «Поляки прощают нас» и др.). 20 мая 1953 года в статье «В редакцию «Польского демократа» Герцен писал: «Современная революционная мысль — это социализм. Без социализма нет революции. Без него есть только реакция — монархическая ли, демагогическая, консервативная, католическая или республиканская» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1957. Т. XII. С. 73).

В 1855 году в условиях нараставшего общественного подъёма и роста крестьянского движения в России в связи с поражением царизма в Крымской войне Герцен начинает издавать альманах «Полярная звезда», который он охарактеризует как «русское периодическое издание, выходящее без цензуры, исключительно посвящённое вопросу русского освобождения и распространения в России свободного образа мысли» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1957. Т. XII. С. 265). Здесь были опубликованы: «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н.Радищева, запрещённые стихи А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, А.И.Полежаева, знаменитое письмо В.Г.Белинского к Н.В.Гоголю, записки декабристов и др. Герцен приступает ещё к одному новому изданию. Это — сборники «Голоса из России». В них входят присланные из России рукописи, которые там не могли быть напечатаны.

Конец 50-х — начало 60-х годов XIX века — один из важных периодов русской истории. Это были годы революционной ситуации 1859—1861 годов, роста выступлений крестьян, падения крепостного права, возникновения и деятельности революционных организаций, в том числе первой «Земли и воли», подготовки польского восстания 1863 года. Смерть Николая I, окончание Крымской войны (1856 г.) открыли новый этап в пропаганде Вольной русской типографии.

1 июля 1857 года (вскоре после приезда в Лондон из России друга и соратника Герцена Н.П.Огарёва) вышел первый лист газеты «Колокол». В нём выдвигалась программа-минимум: «Освобождение слова от цензуры! Освобождение крестьян от помещиков! Освобождение податного сословия от побоев!» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. М., 1958. Т. XIII. С. 8).

С первых же номеров «Колокол» открыто и резко заговорил о том, что в крепостной России нельзя было сказать вслух. Девиз газеты «Vivos voco!» («Зову живых!») призывал всех живущих в России не только служить «Колоколу», но и звонить в него. Все стороны российской действительности находили отражение в газете. Она издавалась на тонкой бумаге, была небольшого формата, что обеспечивало её конспиративное хранение и распространение. Газета тайно перевозилась в Россию. Влияние «Колокола» было огромным. Его передавали из рук в руки, литографировали. Основной сферой влияния «Колокола» была демократическая интеллигенция, в идейном сплочении которой журнал сыграл огромную роль. Но и в высших кругах читали «Колокол» и прислушивались к его голосу. Газета выходила 10 лет — 1857—1867 годы. Её тираж доходил до 2 500—3 000 экземпляров.

«Колокол» развернул широкую агитацию против крепостного права и феодально-крепостнической системы. По словам В.И.Ленина, «Колокол» «встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено» (Полн. собр. соч. Т. 21. С. 259). Однако до реформы 1861 года у Герцена сохранялась ещё надежда на освобождение крестьян «сверху», то есть царём Александром II. Либеральные колебания Герцена вызвали критику со стороны деятелей революционно-демократического движения в России.

Мощный подъём крестьянских выступлений в ответ на грабительскую реформу рассеял последние колебания Герцена. В «Колоколе» мощно звучали голоса Герцена и Огарёва. Они раскрывали глаза современникам на подлинную сущность реформы, подвергали её уничтожающей критике. Герцен с горечью писал: «О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской… Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подъячего, боишься их — и совершенно прав, но веришь ещё в царя и в архиерея.., не верь им. Царь с ними, и они его» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1958. Т. XV. С. 135). А в статье «Исполин просыпается» Герцен прямо обращался к народу: «Доброго утра тебе — пора, пора! Богатырский был твой сон — ну и проснись богатырём! Потянись во всю длину молодецкую, вздохни светлым утренним воздухом, да и чихни — чтоб спугнуть всю эту стаю сов, ворон, вампиров…» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1958. Т. XV. С. 173).

Огромное значение для передовой общественной мысли и освободительного движения в России имела поддержка «Колоколом» польского восстания 1863—1864 годов. Ярко обличительные статьи Герцена в «Колоколе» («Плач», «Протест», «1863», «Братская просьба к русским воинам» и др.) отражали настроения в передовых демократических кругах России, защищали польскую демократию от нападок и клеветы официальной России, от шовинистического угара, охватившего значительную часть русского общества. «Когда вся орава русских либералов, — писал В.И.Ленин, — отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда всё «образованное общество» отвернулось от «Колокола», Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии» (Полн. собр. соч. Т. 21. С. 260).

В 1864 году Герцен переезжает из Англии в Женеву. Не прекращается его интенсивная публицистическая деятельность в «Колоколе». Однако трудности в получении материалов из России в связи со спадом общественного подъёма и торжеством реакции привели Герцена к решению о временной приостановке издания «Колокола» (май 1867 г.). Своей главной задачей теперь он считает разработку теории. Новый этап теоретической мысли Герцена находит отражение в цикле статей «К старому товарищу». В «международных работничьих съездах» (конгрессы I Интернационала) Герцен усматривает «первую сеть и первый всход будущего экономического устройства» (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1960. Т. XX, кн. II. С. 581—582).

Начинается новый этап в жизни выдающегося мыслителя и революционного демократа. Весной 1869 года Герцен окончательно переезжает в Париж, предчувствуя надвигающиеся революционные события. Но 9(21) января 1870 года смерть обрывает его жизнь. Герцен был похоронен на кладбище Пер Лашез, позже его прах был перезён в Ниццу.

И.Н.Ковалёва,
кандидат исторических наук,
доцент.

А.И.Герцен. Из статьи «С того берега» // Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1955. Т. 6. С. 55—57, 137.

...Сила социальных идей велика, особенно с тех пор, как их начал понимать истинный враг, враг по праву существующего гражданского порядка — пролетарий, работник, которому досталась вся горечь этой формы жизни и которого миновали все её плоды. Нам ещё жаль старый порядок вещей, кому же и пожалеть его, как не нам? Он только для нас и был хорош, мы воспитаны им, мы его любимые дети, мы сознаёмся, что ему надобно умереть, но не можем ему отказать в слезе. Ну, а массы, задавленные работой, изнурённые голодом, притуплённые невежеством, они о чём будут плакать на его похоронах?..

Наша цивилизация — цивилизация меньшинства, она только возможна при большинстве чернорабочих. Я не моралист и не сентиментальный человек; мне кажется, если меньшинству было действительно хорошо и привольно, если большинство молчало, то эта форма жизни в прошедшем оправдана. Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтоб сделать возможным Гёте, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина. Природа безжалостна; точно как известное дерево, она мать и мачеха вместе; она ничего не имеет против того, что две трети её произведений идут на питание одной трети, лишь бы они развивались. Когда не могут все хорошо жить, пусть живут несколько, пусть живёт один — на счёт других, лишь бы кому-нибудь было хорошо и широко. Только с этой точки зрения и можно понять аристократию. Аристократия — вообще более или менее образованная антропофагия; каннибал, который ест своего невольника, помещик, который берёт страшный процент с земли, фабрикант, который богатеет на счёт своего работника, составляют только видоизменения одного и того же людоедства…

Пока развитое меньшинство, поглощая жизнь поколений, едва догадывалось, отчего ему так ловко жить; пока большинство, работая день и ночь, не совсем догадывалось, что вся выгода работы — для других, и те и другие считали это естественным порядком, мир антропофагии мог держаться. Люди часто принимают предрассудок, привычку за истину, — и тогда она их не теснит; но когда они однажды поняли, что их истина — вздор, дело кончено, тогда только силою можно заставить делать то, что человек считает нелепым. Учредите постные дни без веры? Ни под каким видом; человеку сделается так же невыносимо есть постное, как верующему есть скоромное.

Работник не хочет больше работать для другого — вот вам и конец антропофагии, вот предел аристократии. Всё дело остановилось теперь за тем, что работники не сосчитали своих сил, что крестьяне отстали в образовании; когда они протянут друг другу руку, — тогда вы распроститесь с вашим досугом, с вашей роскошью, с вашей цивилизацией, тогда окончится поглощение большинства на вырабатывание светлой и роскошной жизни меньшинству. В идее теперь уже кончена эксплуатация человека человеком. Кончена потому, что никто не считает это отношение справедливым!

...Социализм отрицает полнейшим образом весь старый порядок вещей с его правом и представительством, с его церковью и судом, с его гражданским и уголовным кодексом, — вполне отрицает так, как христиане первых веков отрицали мир римский.

А.И.Герцен. Из статьи «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси» // Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1957. Т. 12. С. 62—64.

Отчего мы молчим?

Неужели нам нечего сказать?

Или неужели мы молчим оттого, что мы не смеем говорить?

Дома нет места свободной русской речи, она может раздаваться инде, если только её время пришло.

Я знаю, как вам тягостно молчать, чего вам стоит скрывать всякое чувство, всякую мысль, всякий порыв.

Открытая, вольная речь — великое дело; без вольной речи — нет вольного человека. Недаром за неё люди дают жизнь, оставляют отечество, бросают достояние. Скрывается только слабое, боящееся, незрелое. «Молчание — знак согласия», — оно явно выражает отречение, безнадёжность, склонение головы, сознанную безвыходность.

Открытое слово — торжественное признание, переход в действие.

Время печатать по-русски вне России, кажется нам, пришло. Ошибаемся мы или нет — это покажете вы.

Я первый снимаю с себя вериги чужого языка и снова принимаюсь за родную речь.

Охота говорить с чужими проходит. Мы им рассказали как могли о Руси и мире славянском; что можно было сделать — сделано.

Но для кого печатать по-русски за границею, как могут расходиться в России запрещённые книги?

Если мы все будем сидеть сложа руки и довольствоваться бесплодным ропотом и благородным негодованием, если мы будем благоразумно отступать от всякой опасности и, встретив препятствие, останавливаться, не делая опыта ни перешагнуть, ни обойти, тогда долго не придут ещё для России светлые дни.

Ничего не делается само собою, без усилий и воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твёрдого человека — страшно велика...

Ваше дело найти и вступить в сношение.

Присылайте что хотите, всё писанное в духе свободы будет напечатано, от научных и фактических статей по части статистики и истории до романов, повестей и стихотворений.

Мы готовы даже печатать безденежно.

Если у вас нет ничего готового, своего, пришлите ходящие по рукам запрещённые стихотворения Пушкина, Рылеева, Лермонтова, Полежаева, Печерина и др. ...

Если мы не получим ничего из России — это будет не наша вина. Если вам покой дороже свободной речи — молчите...

Быть вашим органом, вашей свободной, бесцензурной речью — вся моя цель.

Не столько нового, своего хочу я вам рассказывать, сколько воспользоваться моим положением для того, чтоб вашим невысказанным мыслям, вашим затаённым стремлениям дать гласность, передать их братьям и друзьям, потерянным в немой дали русского царства.

А.И.Герцен. Из статьи «Старый мир и Россия» // Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1957. Т. 12. С. 189—190, 195.

Сохранить общину и освободить личность, распространить сельское и волостное self-government на города, на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развить частные права и сохранить неделимость земли — вот основной вопрос русской революции — тот самый, что и вопрос о великом социальном освобождении, несовершенные решения которого так волнуют западные умы.

Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле слова) — вот геркулесовы столбы великой борьбы, великой революционной эпопеи.

Европа предлагает решение ущербное и отвлечённое. Россия — другое решение, ущербное и дикое.

Революция даст синтез этих решений. Социальные формулы остаются смутными, покуда жизнь их не осуществит.

Англосаксонские народы освободили личность, отрицая общественное начало, обособляя человека. Русский народ сохранил общинное устройство, отрицая личность, поглощая человека.

Закваска, которая должна была привести в движение силы, дремлющие в бездействии общинно-патриархальной жизни, — это принцип индивидуализма, личной воли…

Без страха и сожалений мы дошли в политике до социализма, в философии — до реализма и отрицания всякой религии.

Социализм объединяет европейских революционеров с революционерами славянскими.

Социализм снова привёл революционную партию к народу. Это знаменательно. Если в Европе социализм воспринимается как знамя раздора, как угроза, — перед нами социализм предстаёт как радуга революций, надежда на будущее.

А.И.Герцен. Из статьи «Концы и начала» // Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1959. Т. 16. С. 137—138.

Мещанство — идеал, к которому стремится, подымается Европа со всех точек дна. Это та «курица во щах», о которой мечтал Генрих IV. Маленький дом с небольшими окнами на улицу, школа для сына, платье для дочери, работник для тяжёлой работы, да это в самом деле гавань спасения — havre de grace!

Прогнанный с земли, которую обрабатывал века для барина, потомок разбитого в бою селянина, осуждённый на вечную каторгу, голод, бездомный подёнщик, батрак, родящийся нищим и нищим умирающий, только делаясь собственником, хозяином, буржуа, отирает пот и без ужаса смотрит на детей; его сын не будет отдан в пожизненную кабалу из-за хлеба, его дочь не обречена ни фабрике, ни публичному дому, Как же ему не рваться в мещане? Идеал хозяина-лавочника — этих рыцарей, этих попов среднего сословия — носится светлым образом перед глазами подёнщика до тех пор, пока его заскорузлые и усталые руки не опустятся на надломленную грудь и он не взглянет на жизнь с тем ирландским покоем отчаяния, которое исключает всякую мечту, всякое ожидание, кроме мечты о целом полуштофе виски в следующее воскресенье.

Мещанство, последнее слово цивилизации, основанной на безусловном самодержавии собственности, демократизация аристократии, аристократизация демократии; в этой среде Альмавива равен Фигаро: снизу всё тянется в мещанство, сверху всё само падает в него по невозможности удержаться. Американские Штаты представляют одно среднее сословие, у которого нет ничего внизу и нет ничего вверху, а мещанские нравы остались. Немецкий крестьянин — мещанин хлебопашества, работник всех стран — будущий мещанин. Италия, самая поэтическая страна в Европе, не могла удержаться и тотчас покинула своего фанатического любовника Маццини, изменила своему мужу-геркулесу — Гарибальди, лишь только гениальный мещанин Кавур, толстенький, в очках, предложил ей взять её на содержание.

С мещанством стираются личности, но стёртые люди сытее; платья дюжинные, незаказные, не по талии, но число носящих их больше. С мещанством стирается красота природы, но растёт её благосостояние.

А.И.Герцен. Из статьи «Письма к путешественнику» //  Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1959. Т. 18. С. 359, 362—363.

В гонении на социализм, поднятом у нас в подражание Западу, есть что-то неимоверно бессмысленное и тупоумное, трусливое и невежественное. Европа боялась социального переворота потому, что он был страшен для неё; встретив суровый отпор, он шёл путём отчаяния и насилия на разрушение узкого, но веками слеплённого и привычного государственного устройства... У нас этот быт непривычен, у нас он чужой; где же, в чём вред, причинённый России социализмом, или чем может он повредить ей? Разве освобождение крестьян с землёю — не социальный переворот? Разве общинное владение и право на землю — не социализм (как там себе ни голоси наши славянофильские кликуши)? Ненависть к социализму крепостника, оплакивающего землю свою и барщину свою, понятна, так, как понятен был страх откупщика, боявшегося отмены откупа; но наших теоретических, литературных врагов социализма нельзя понять...

В самой Европе преследование социализма безумно. Как будто какое-нибудь развитие на череду, какое-нибудь логическое последствие ряда осуществившихся посылок можно остановить кулаком и бранью, не убивая организма или не делая из него урода. Нашли ли главные социальные вопросы решения или нет — всё равно, ошибочны ли эти решения или односторонни — всё равно, они не менее живы и не менее стучатся во все двери и бьются во все стороны, ломая и подмывая стены и заборы, мешающие им...

Восставая против социализма под тем предлогом, что он хочет зря ломать и насильственно строить, люди со всеми своими прогрессивными стремлениями становятся на сторону закоснелого консерватизма и защищают падающие институты, составляющие главное препятствие развитию. Разве не на наших глазах в 1848 г. республиканцы сделались гонителями и дали тот впрок пошедший урок, который научил всех царей и все власти, как надобно подавлять противников.

Противников они подавили и с тем вместе их односторонность — идеи остались, вопросы остались. Выброшенные полицией за дверь, они за нею притаились и постоянно готовы взойти во всякую щель....

Лихорадочный, острый период нарождения для социализма прошёл.

Страстная, вдохновенная форма, в которой является новое учение, глубоко захватывающее жизнь от очага до площади, его церковные ризы, его фантазия, не знающая пределов, его фанатизм, не знающий сомнений, его юная нетерпимость, его ревность прозелитизма — всё это на месте вначале. Без идеалов, без поэзии люди не оставляют одр свой, чтоб идти за учителем; но за яркими цветами зари настаёт дневная работа, с помехами и ошибками, с дождём и вёдрами, с каменистой почвой и болотами, с отклонениями и уступками, с компромиссами и диагоналями.

А.И.Герцен. Из статьи «Порядок торжествует» // Собр. соч. в 30-ти тт. — М., 1960. Т. 19. С. 186, 193.

О земле не поминала ни одна революция, домогавшаяся воли, по крайней мере после крестьянских войн. Ни с горных высот Конвента, ни с высот июньских баррикад мы не слышали слова земля. Понятие земляного участка так чуждо европейскому пониманью, что Лассаль старался вытолкнуть землю из-под ног работника, как гирю, мешающую его свободной личности.

У нас право на землю — не утопия, а реальность, бытовой факт, существующий в своей естественной непосредственности и который следует возвести в факт вполне сознательный. Всё сельское население принимало спокон века это естественное право своё, не рассуждая о нём. Его только не знали в высших слоях, образованных на западный лад.

Сельская община при тех обстоятельствах, при которых она развивалась, ценой воли продала землю общиннику. Личность, имеющая право на землю, сама становилась крепка земле, крепка общине. Вся задача наша теперь состоит в том, чтоб развить полную свободу лица, не утрачивая общинного владения и самой общины.

Возможно ли это? В этом, в свою очередь, наш вопрос будущего...

Мы предвидим улыбку многих при слове русский социализм. Чему люди не смеялись прежде пониманья? Это одна из принадлежностей той миродержавной силы, которая нами не была принята в расчёт.

Мы русским социализмом называем тот социализм, который идёт от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владенья и общинного управления, — и идёт вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука.


Версия для печати
Назад к оглавлению