Там стан Станислава

Источник: газета "Правда"

Среди множества славянских имён, названных поэтом Юрием Кузнецовым — соратником и другом нашего юбиляра — в замечательном стихотворении «Вечерняя песня славянина», только для имени Станислав досталось многозначное родственное слово «стан»: «Там свет Святослава... Там мир Мирослава... Там боль Болеслава... Там стан Станислава».

Те, кто хорошо знаком с живым великорусским языком, знают, что стан — не только стать и телосложение, но и место, где стали дорожные путники. Это и военный, ратный стан, бивак и лагерь. Стан — это место, которое выбирали мужики, выезжая пахать. Стан, наконец, — это еще и станок — ткацкий и скоропечатный, как говорит Владимир Даль.

Сегодня, погружаясь во множество значений, связанных с именем выдающегося русского советского поэта, критика, публициста и издателя Станислава Куняева, мы понимаем, что это всё не случайно. Это всё о нём: и стать, и ратный стан, и место вечной нашей русской пахоты.

Предваряя одну из многочисленных поэтических книг Ст. Куняева, Вадим Кожинов указал на главное условие, при котором только и может состояться поэт: «Понятие пути, — говорит он, — одно из важнейших при характеристике творчества поэта».

За долгие годы жизни и творчества Куняев не только не сбился с пути — он ещё и ставил на нём свои станы, лагеря и биваки.

Яркому эстрадному успеху он предпочёл трудные дороги Родины — большой, которую он исходил, объездил, проплыл по её рекам, озёрам и морям. И малой — Калуги, — которую любил и любит самозабвенно и по-детски ревниво.

Тот, кто будет знакомиться с творчеством Ст. Куняева, с огромной пользой для себя убедится, как хорошо он знает Россию. Как чувствует её и как понимает. Как, заглядывая в прошлое, провидит будущее.

Неизгладимое впечатление произвела на меня уже много лет назад статья Куняева «Русская и мировая...», посвящённая Александру Блоку. Вернувшись сейчас к ней в связи с юбилеем Станислава Юрьевича, я поразился тому, как помолодела тема этой статьи, как злободневны выводы автора в анализе не только творчества Блока, но и важнейших событий далёкой русской истории. Не могу удержаться от возможности процитировать её главные выводы, потому что считаю, что мысли выдающегося русского писателя будут полезнее нашим читателям, чем любые здравицы и славословия в его адрес.

Размышляя о Куликовской битве в контексте блоковского цикла «На поле Куликовом», Куняев приходит к важнейшим выводам не только о национальном смысле битвы. Он утверждает, что Куликовская битва «готовила целую эпоху. Чтобы решиться на неё, надо было вырвать из сердца привычку к повиновению и рабскому покою... Куликовская битва была не просто битвой с иноземцами. Она... была ещё актом внутреннего самосознания, внутренней воли, внутреннего освобождения... Недаром трагические колебания самых проницательных умов того времени предшествовали окончательному решению — бросить вызов Татарскому игу. Сергий Радонежский, как говорят летописи, не сразу дал Дмитрию благословение на бой. Он якобы сказал: «Но прежде пойди к татарам с правдой и покорностью...» Дмитрий отвечал, что он попробовал эти средства, но ничего не добился... Тогда Сергий благословил его.

Куликовская битва, продолжает Куняев, была замешена не только на национальном освобождении, но и на национально-духовном преобразовании... Душа нашла в себе волю для презрения, вырастающего от поколения к поколению... Недаром в статье Блока «Народ и интеллигенция» Куликовская битва получила такое истолкование: «Русский стан Донского — это «полуторастамиллионный народ», начинающий волноваться, а «за рекой поганая Орда» — это несколько сот тысяч «интеллигентов», не умеющих найти путь к душе народа».

Какая блистательная проекция в XXI век и его русскую тему! Какое умение смотреть вперёд! Очень хотелось бы, чтобы современники и потомки усвоили урок той талантливой плеяды наших писателей, которая мужественно формировала сознание нескольких поколений советских людей именно на основе русской идеи справедливости, органично вписывая её в полотно советского патриотизма.

Ближайшие соратники Куняева — Вадим Кожинов и Анатолий Передреев, Николай Рубцов и Юрий Кузнецов, Пётр Палиевский и Василий Белов, Валентин Распутин и Виктор Лихоносов — никогда не называли себя назойливо безответственным словом «элита», но всегда ответственно ощущали себя народной интеллигенцией, выросшей и сформировавшейся в атмосфере русской классики.

Именно с этих позиций в конце 70-х годов прошлого века многие из них вышли с поднятым забралом на дискуссию «Классика и мы» — широко известную в своё время в узких кругах, — где с позиций советского патриотизма и преданности ценностям русской классики прозвучали их воинственные, приобретающие со временем всё бо́льшее значение речи. Это было первое серьёзное сражение с либерализмом. Это была их Куликовская битва. Не случайно и Станислав Куняев, и Вадим Кожинов с таким пристальным вниманием обращались к этому историческому событию.

Именно с этих позиций было написано молодым Станиславом Куняевым тревожное письмо в ЦК КПСС по русскому вопросу.

Именно буквально ощущая себя «певцом во стане русских воинов», защищал он в 1990-е годы Союз писателей России.

И именно поэтому решился возглавить журнал «Наш современник», который и станет тем самым станом Станислава — его ратным станом, его русским полем и пашней, его скоропечатным станком.

У нашего юбиляра много наград — среди них и литературные, и государственные, начиная с Государственной премии РСФСР, которой, как мне кажется, он гордится более всего. Его мощные публицистические книги «Поэзия. Судьба. Россия», «Шляхта и мы», «Умом Россию не понять» и многие-многие другие получили признание современной читающей России. Но мне кажется — я уверен, — что впереди их ждут ещё бо́льшее народное признание и благодарность. Их ждёт слава!

Многая-многая лета Вам и Вашим книгам, дорогой Станислав Юрьевич!
Версия для печати