Не будем отчаиваться, а будем помнить.
Павел Лыткин
Фото: 1993.sovnarkom.ru
«Жизнь не может остановиться, она не может иссякнуть,
она должна просочиться сквозь честные сердца».
Николай Губенко. «Арена жизни».
Трагическим событиям осени 1993 года исполняется 19 лет. О тех днях будут говорить ещё долго. К сожалению, октябрь 1993-го обрастает мифами, фантастическими версиями и "героями", которых или не было или они были на самом деле антигероями. Так происходит со всеми важными событиями в истории. Реальные дела и истинные герои часто уже не видны под мифологическими нагромождениями. Однако они заслуживают того, чтобы рассказать о них без ретуши. Мне пришлось пройти через те события и есть что рассказать.
Начать нужно с ответа на вопрос, что это было. Октябрь 93-го часто называют народным восстанием против ельцинского режима. Но это не было восстанием против действовавших тогда законов. Наоборот, это была попытка народных масс сорвать антиконституционный путч, предпринятый Ельциным. Не было боёв в центре Москвы, потому что бой предполагает, что обе стороны, в нём участвующие, вооружены. Избиения на улицах Москвы, бойня в Останкино и расстрел Дома Советов были расправой банд наёмников над безоружным народом. Стоявшие на баррикадах отряды ополченцев были безоружны. Вожди Верховного Совета не предполагали использовать их иначе, как для акций гражданского неповиновения. Ни среди руководства, ни среди рядовых защитников Верховного Совета никто не хотел крови. У всех на памяти был август 1991-го, когда армия и милиция не собирались стрелять в народ. Не стали этого делать и гекачеписты. Но в сентябре – октябре 1993-го Ельцин и его клика пошли на кровопролитие осознано. Массовая гибель людей планировалась ими заранее. Мы же надеялись, что противостояние не перерастёт в кровопролитие. Мы были наивны в этом заблуждении. Не зря Ленин говорил: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она может защищаться».
У меня есть своя версия тех событий. Я был на баррикадах Дома Советов, участвовал в столкновениях вне кольца окружения в сентябре, был на Смоленке 2 октября. Я участвовал в том легендарном прорыве на Крымском мосту 3 октября, был на Смоленской площади в момент второго прорыва и продирался через колючку к своему батальону на Горбатом мосту. Я ушёл с баррикад буквально за несколько минут, до того, как кольцо окружения сомкнулось вокруг Дома Советов. Многое видел своими глазами. Одни из моих товарищей прошли весь ад расстрела и последующей расправы в соседних дворах. Кому-то пришлось посидеть в "Матросской тишине", а кому-то повисеть распятым на шведской стенке на Малой спортивной арене Лужников. Был у меня и разговор с одним из тех, кто оказался по другую сторону баррикад. Очень познавательный и очень оптимистический получился разговор. Но обо всём по порядку.
На Горбатый мост я прибежал вечером 21 сентября. Увидел сюжет "600 секунд" и сказал себе: "Я только посмотрю, как их повяжут – и сразу домой...» Врал… На самом деле никуда я оттуда уходить не собирался, хотя трясся от страха, как осиновый лист. Но пошёл. Что-то туда меня вело. И не меня одного. К десяти вечера Дом Советов был окружён десятками тысяч людей и вокруг него росли баррикады. В первую ночь ельциноидов не было видно. К утру у нас сложилась уверенность, что победа придёт вот-вот…
Отпросился утром у командира отряда на работу. К вечеру на подходах к Дому Советов уже было полно милиции и ещё не пойми кого. Люди в шлемах и бронежилетах с дубинками, но... в штатском! Пока они только мешали пройти, но не останавливали. Чувствовалось, что вождюки с той стороны подрастерялись. Они не ожидали, что многие тысячи людей готовы им противостоять.
Но уже на следующий день всё изменилось. Начались столкновения. Вернее сказать, людей начали бить. К высотке возле "Баррикадной" подтянули батальон солдат ОМСДОНа. Здесь произошло то, что надо было делать и дальше, организованно и целенаправленно. Колонну машин с солдатами неожиданно окружила толпа женщин. Они шли на баррикады, увидели, как путчисты стягивают силы для расправы над народом, и кинулись к машинам с отчаянным криком и слезами:
- Мальчики! Что же это! Не убивайте их! Не надо, сыночки!
А вокруг машин носились насмерть перепуганные офицеры и кричали:
– Сидеть в машинах! Всё! Мы уезжаем! Уже уезжаем!
Было видно, что солдаты-срочники "потекли". Власть сочилась у их командиров меж пальцев. В ту ночь они отступили. Но их хозяева захваченную власть из своих рук отпускать не собирались. Они нашли тех, кто был готов сначала бить, а потом и стрелять. Оказалось, что совсем не обязательно, чтобы это были сотрудники МВД. Вместо них в ход пошли уголовники. Мне самому прошлось услышать разговор двух немолодых женщин. Одна рассказывала другой, что её племянник совершил убийство, сел несколько лет назад, а вот теперь объявился в Москве. Да не где-нибудь, а в ОМОНе, теперь вот, "буновщиков" бьёт.
На четвёртую ночь противостояние перешло Рубикон. Шутки кончились. Тех, кто стоял на баррикадах, взяли в кольцо. За его пределами били всякого, кто пытался протестовать против Ельцина или просто попадал под горячую руку. На баррикадах сменилось начальство. Те, кто "командовал" первые трое суток, отошли в сторону. Они оставались с нами, но быть командиром ополченцев стало смертельно опасно. И тогда нас возглавил Александр Александрович Проказов. Сан Саныч был из уральских казаков, и всех своих подчинённых, не тратя времени на лишние формальности, объявил казаками. Сформировался отдельный мотострелковый полк охраны Верховного Совета. Тех, кто держал Горбатый мост, свели во 2-й батальон. Сан Саныч объявил его казачьим, а соседи назвали нас "батальон Серёжа". Уж очень много оказалось среди нас Сергеев…
А кольцо блокады тем временем сжималось. Не все могли бросить работу. Ночь многие проводили на баррикадах, днём работали, вечером шли к Дому Советов. Прорываться через блокаду становилось всё трудней. Людей вокруг Дома Советов били всё жёстче. На шестую ночь кольцо блокады сомкнулась окончательно. Мне прорваться не удалось. Прошли самые ловкие и сильные. Мой товарищ Сергей Золоторьян сначала перелез через кирпичный забор стадиона, а потом ещё и сетчатое заграждение на его противоположной стороне высотой метров семь и так попал на баррикаду. Те, кто оказались в ту ночь на баррикадах, домой не вернулись. Кто пришёл домой 4-го октября, кто 5-го, кто совсем не пришёл…
Тем, кто не пробился через блокаду, тоже пришлось несладко. Ельцинские наёмники беспощадно избивали, калечили. Демонстрантов загоняли в станции метро. Это происходило не только на "Баррикадной", "Краснопресненской" и "Улице 1905 года", но и на "Пушкинской". Под беспощадный обмолот вчерашних уголовников попадали не только "бунтовщики", но и случайные обыватели. Не один-два — сотни были зверски избиты. Убитые появились ещё задолго до 3-4 октября.
Надежды и иллюзии первых дней сменились унынием, но протесты в Москве не прекращались. Настроение людей напоминало маятник. Низшей точки он достиг к 1 октября. Но на следующее утро, 2 октября, сторонники Советской Власти пришли на Смоленскую площадь. Тысячи человек. На площади оказался Виктор Алкнис. Его заметили по пробитой и перевязанной голове. Поначалу "всё шло по плану". Народ начали бить и "вытеснять". Сначала из сквера, потом с площади, но тут нашла коса на камень. Маятник пошёл в другую сторону.
Они выбили из нас дурь "про русских людей, которые народ бить не будут". На выходе со Старого Арбата московские власти воздвигли сборную мега-трибуну. Праздник какой-то проводили. Вурдалаки погнали людей с площади на Старый Арбат. Здесь на газоне забили они насмерть одноного мужичка-инвалида. Прилюдно, никого уже не стесняясь. Бандиты – что от них ещё ждать.
И вот тут народ прорвало: начали драться всерьёз. Злую шутку с ельцинистами сыграла трибуна. Против резиновых дубинок в ход пошли разборные трубчатые конструкции и ломы. И "защитнички демократии" поувяли. Достали пистолеты и начали стрелять, смертельно ранив ещё одного человека. Однако вместо страха и паники получили в ответ ярость. Один из мужиков пошёл на них, вооружённых, с ломом в свою последнюю атаку. Теперь уже они побежали. А вслед им сыпались стальные трубы с трибуны, камни и куски асфальта. А Садовое кольцо стремительно перекрывала баррикада, на которую пошли гофрированный забор и строительный мусор с соседней стройки.
Вурдалаки перегруппировались и пошли в атаку, но отступили под градом камней. На баррикаду пустили водомёт. Но баррикада не давала машине разогнаться, а град камней загнал ствольщика в кабину. Водомёт уполз на площадь, а за первой баррикадой стремительно росли другие. Загорелись десятки костров. В хмурое небо поднимался дым. Свободная зона протянулась на километр – почти до Калининского проспекта. К полуночи Илья Константинов, один из депутатов Верховного Совета, увёл людей с Садового Кольца и сказал 3 октября собираться к двум часам на Октябрьской площади.
Утром 3 октября мы были уверены, что сможем что-то сделать. Но того, что случилось дальше, не ожидал никто. И противная сторона тоже. С утра попытки протестующих собраться мгновенно пресекались. Октябрьская площадь была запружена ими — обычно говорят войсками, но как назвать каких-то типов в спецсредствах, напяленных на гражданскую одежду?! Это уже были не "войска" и даже не "отряды", а какие-то шайки. Из-за щитов злобные хари вопрошали: «Какого чёрта вы сюда припёрлись? Ну подожните…» Люди жались по подворотням.
Попытка анпиловцев собраться у памятника в час дня была жестоко подавлена. Людей зверски избили и загнали во двор центральной детской библиотеки. Одного старика убили. Его труп долго лежал на носилках "скорой". Мы ходили, втянувши головы в плечи. Но появились Константинов и Уражцев с мегафоном и повели людей за собой по Ленинскому Проспекту. За ними сразу начала расти немаленькая колонна.
Сейчас чаще всего твердят, что сторонникам Верховного Совета открыли ловушку. Я во всём этом участвовал должен сказать, что всё это чепуха. Никто никому ничего не открывал. Командовавшие подавлением акции увидели, что Уражцев и Константинов ведут по Ленинскому 5 тысяч человек – больше в одном месте в те дни собиралось редко, ведь били нещадно — и решили что нужно отсечь митингующих от площади. Горловину Ленинского перекрыла шеренга вурдалаков. Всё было в движении. Шеренга прошла метров пятьдесят и оторвалась от остальных сил, намертво перекрывавших Октябрьскую. А в образовавшийся разрыв рекой потекли демонстранты. Минуту назад никого не было, а тут тысячи людей! Октябрьская стремительно заполнялась народом. В результате все шеренги оказались окружены митингующими со всех сторон. На побелевших от страха вурдалаков демонстранты теперь напирали и с тротуаров у метро, и с проезжей части. И людей с каждой секундой становилось всё больше! Теперь уже у господ с щитами и дубинками спрашивали: «А вы какого здесь делаете?!» А они потели и бегали глазами.
А народ всё прибывал. Октябрьскую площадь затопили и начали вытягиваться к Крымскому мосту. Наши противники ничего подобного не ожидали. На глазах они строились на мосту, а машин, чтобы перекрыть мост, как это делалось всегда, не оказалось под рукой. Перед нами оказалась «черепаха» в несколько шеренг. Вперемешку с солдатами внутренних войск стояли животастые милиционеры и кто-то в штатском, но в бронежилетах, шлемах, со щитами и дубинками.
Ещё одна благоглупость и ложь: войска расступились и пропустили митингующих в ловушку. Не пропустили эти деятели никого. Во-первых, черепаха не могла никого пропустить, потому что её фланги упирались в перила моста. Во-вторых, они испугались, и когда начался прорыв, ожесточённо сопротивлялись. Хватило их ненадолго, но свои "тридцать миллионов оккупационных марок" они отработали честно. Кое-кто из этих господ за свой "подвиг" поплатился — побили их крепко.
Один из тех "в касках и щитах" в 1996 году мне рассказал: "Мы вообще-то в армии не служили. Работали в охранной фирме "Герат", бомжей, пьянчужек били. А тут нашим начальникам позвонили из МВД и потребовали отправить на Крымский мост отряд из ветеранов Афгана. Отряд, понятно, отправили, только ветеран там был лишь один. Командовал нами. Увидел, как на Октябрьской народ бурлит — побледнел, сказал: «Мне надо пппозвонить». И исчез первым. А мы одни остались. Что делать – не знаем, с моста уходить некуда. Когда народ ломанулся, сначала мы дрались, пока могли. А потом побежали, да так, что на всём скаку из броников выпрыгивали". Такое, вот "войско"… В те дни ни армии, ни милиции у Ельцина не было. Была только наёмная сволочь.
Когда начался прорыв, что-то перемкнуло у людей. Страх исчез. Нет, мы не были бессмысленной толпой, ничего не соображавшей. Никогда, ни до, ни после 3 октября 1993 года, я не видел, чтобы такое количество людей действовало так слаженно и осмысленно. Не зря нас двенадцать дней били.
На середине моста я вскочил на высокий бордюр и оглянулся назад. Октябрьская как вулкан извергала десятки тысяч людей. А голова колонны добежала до метро "Парк Культуры".
Происходящее ни в какие планы Ельцина и его банды не входило. Потом мы узнали, что в тот момент по телевидению и радио объявили, что "через оцепление к Белому дому прорвалось три тысячи боевиков", но пропускать-то никого не собирались. Рассчитывали, что три-четыре тысячи митингующих загонят в ЦПКиО. Там их ждали отряды вурдалаков. Там всех планировали уничтожить. Уже подогнали баржи – трупы возить. Но это всё по плану. А вот нас с этим планом ознакомить не удосужились.
На деле всё пошло на по-другому. Вместо 3-4 тысяч по Садовому кольцу рвались не меньше 120 тысяч, да не старики, а главным образом мужики 25-45 лет. У ельциноидов началась паника. К району прорыва пытались экстренно подбрасывать подкрепления. Один взвод нарвался на нас у Зубовского бульвара. Они сначала попытались построиться, но их закидали камнями, охватили с флангов и "воинство" побежало. Происходящее напоминало бегство псов-рыцарей по Чудскому озеру. По Садовому кольцу стояла строительная техника. Что-то ремонтировали. Никаких ключей в замках зажигания – среди нас было много водителей. Они сами могли завести без ключа всё что угодно. Двое из них подбежали к "Камазу"-кунгу. Я хотел разбить стекло в машине, но один из мужиков сказали: «Не надо, он — водитель». И показал на второго, усача лет 35-ти. Я побежал дальше.
На Смоленской площади нас уже ждали. «Черепаха» уже построилась. Стояли две машины-водомёта, но баррикады из грузовиков не было. Её опять не успели поставить. В «черепахе» часть офицеров была с помповыми ружьями и с автоматами, но их было немного.
По нам пустили "черёмуху". Стали стрелять резиновыми пулями. Из-за «черепахи» выползли водомёты. А народ отхлынул с центра площади. На неё вышел тот самый "Камаз", за рулём которого сидел тот усатый мужик. Водомёт пустил струю, но "Камаз" развернулся и начал сдавать на водомёт задом. Достать водителя было уже нельзя. "Камаз" дважды ударил водомёт. Машина заглохла людей в ней как следует ударило и "Камаз" начал толкать заглохшую машину на второй водомёт. На подножки водомётов вскочили полтора десятка мужиков и начали бить по стёклам прутками через защитную сетку. А "Камаз" толкал заглохшие водомёты на «черепаху». Строй на её левом фланге рассыпался. Народ взревел "Ура!"и ринулся в атаку на левый фланг черепахи. Там тоже никто никуда добровольно, или тем паче по команде, не отступал. Вурдалаки рубились, как татары на Куликовом поле, но неволя пуще охоты. «Черепаху» прорвали, она рассыпалась и побежала.
А навстречу выходили машины с подкреплениями — их сняли в панике с кольца у Дома Советов. Они опять опоздали. Машины забрасывали камнями, солдат и милиционеров блокировали в кузовах и салонах. Водителей вышвыривали из кабин. Нам никто не оставлял машин с ключами. Мы их сами захватили. И, на бегу хватая щиты, шлемы, дубинки и обрезки арматуры, неслись к Дому Советов снимать блокаду.
Там, у башни СЭВа, по нам уже стреляли боевыми, но всё рухнуло. Первым, как положено, сбежало командование МВД, руководившее операцией, а за ним подало остальные. Не было никаких команд, никакого организованного отхода. Была паника. Где-то по людям ещё стреляли и убивали, а в здании СЭВа безоружные ополченцы брали в кабинетах вооружённых блокированных милиционеров и ещё каких-то непонятных людей.
Я перебрался через баррикаду из ЗИЛов-«поливалок» и колючку в числе первых нескольких десятков прорывавшихся. На моих глазах тяжело ранили мужчину лет 55-ти, когда в последний раз пошла обливная стрельба из автоматов. Стреляли из здания СЭВа. Потом «поливалки» завели и растащили ими колючую проволоку. Народ хлынул потоком. Я прибежал на Горбатый мост в батальон и больше от туда не уходил до следующего утра.
А у Дома Советов шёл праздник. Мы посчитали, что это уже победа. Слишком рано. На стихийно начавшемся митинге Илья Константинов призвал "снять народ с иглы и захватить Останкино". Тут же начали формировать колонну из трофейных машин, которая направилась в Останкино через час с небольшим. Но первые люди поехали в Останкино много раньше призыва Константинова. Хвост гигантской колонны сам двинулся к Останкино. Потом…
Потом в Останкино началось побоище. Туда Руцкой отправил группу вооружённых ополченцев из 18 человек во главе с Макашовым. Выжившие говорили мне, что Макашов возражал, говорил, что так действовать нельзя. Но Руцкой напомнил ему, кто начальник, и Макашов поехал. Действовал он там вполне разумно, но был ещё безбашенный псих Анпилов. А самое главное спецназ "Витязь", засевший в телецентре, имел приказ убивать. Была бойня. Всю ночь "скорые" развозили раненых.
Оказавшиеся во главе народного протеста люди показали свою полную никчёмность. К 23-00 3 октября какие-либо приказы даже от штаба полка прекратились. Мы пытались что-то делать, но горе-командиры чесали репу, морщили лбы и гундосили что-то совершенно бредовое:
- А ты останови машины, беги ко мне, доложи, и я буду думать, что с ними делать.
Утром началась расправа уже над нами. После того, как первая группа наёмников прорвалась к Дому Советов, я последний раз попытался узнать, будут ли нам выдавать оружие, про которое ходило столько слухов. Сан Саныч понял, что это конец и пошёл на Горбатый мост. Он потом говорил, как надеялся, что его убьют первым, и тогда мы сможем разбегаться и спасать себя. Его действительно расстреляли первым, и люди начали спасаться. но сначала наши ополченцы вытащили своего командира с моста. Одни вытаскивали с моста, другие передавали его через баррикаду, третьи несли его на щите. Потом ещё один из нас доставил его в Склиф и сдал врачам. Но это уже другая история.
А тогда каждый получил своё. Кому-то повезло. Я и Сергей Горбачёв успели уйти из котла за несколько минут, до того как кольцо оцепления захлопнулось. Сергей Золоторьян и другие попали в Дом. Оттуда кто-то проследовал в "Матросскую Тишину", кто-то провёл страшную ночь с 4 го на 5-е октября в лифтовой камере на чердаке соседнего дома и слушал, как убивали во дворе и подъездах людей. Кого-то взяли в Останкино, а оттуда он попал на шведскую стенку. Пытали, распяв за руку, двенадцать часов. Несколько человек погибли. Нескольких ранили. Каждому пришлось несладко.
Много чего можно сказать важного об октябрьских событиях. Много можно сделать полезных выводов. Но для меня главное то, что с первого до последнего дня событий ничего не было предопределено. Народ мог тогда победить. Не получилось. Но ничего не закончилось. Не будем отчаиваться, а будем помнить. И верить.
Версия для печати
