Киров С.М. Многомиллионные народы России, первыми вставшие на путь великой борьбы, первыми придут в царство социализма. Доклад на Учредительном съезде Советов Горской ССР 18 апреля 1921 года

Товарищи! Для того чтобы подойти к осуществлению той задачи, которая стоит перед вами, — к созданию новой формы управления, для того чтобы дать основные директивы, основные указания той новой власти, которую вам предстоит избрать на этом съезде, для этого необходимо прежде всего дать себе более или менее точный и ясный отчет во всем том, что происходит сейчас по всей Российской республике. Тут нужно подходить к делу без всякого лишнего теоретизирования, а просто, прямо, непосредственно.

Всякий участвующий в создании новой республики дол­жен знать, насколько прочно, насколько обеспеченно чувству­ет себя общероссийская рабоче-крестьянская власть. Только при этом условии можно будет смело, без оглядки подходить к разрешению тех миллионов практических вопросов, кото­рые встанут перед вами с завтрашнего дня.

РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ ВЛАСТЬ УСТАНОВЛЕНА ТВЕРДО

Скрывать не буду: всякий приехавший сюда из своей станицы, аула знает, что среди населения много идет разговоров на тему о том, что Советская власть — такая власть, которая за собой особой прочности не чувствует, что очень легко мо­жет случиться так, что Советская власть будет сброшена, — в этом направлении ведется агитация среди чеченцев, путают казаков, работают злые языки среди всех народностей Гор­ской республики. Вокруг всякого вопроса, который имеет то или иное политическое значение, создаются сплетни на тему о прочности Советской власти.

Я не буду говорить о том, что происходит в вопросе о так называемом «переселении казаков». Присутствующие здесь казаки об этом знают. Казакам говорят, что центральная Советская власть не только приостанавливает дальнейшее выселение, но будто бы намерена обратно вселить казаков, которые выселены из Сунженской линии. С другой сторо­ны, говорят чеченцам, что всякий из вас, который рискнет переселиться в станицу, который по своей воле это сделает, — этот человек рискует своей головой, что не сегодня-завтра власть перевернется и придется жестоко поплатиться за са­мовольный захват казачьей земли. Об этом говориться будет специально. Я сейчас напомнил об этом, чтобы лишний раз показать, какая масса разных слухов распространяется в це­лях подрыва Советской власти.

Здесь, на этом ответственном Учредительном съезде, надо поставить вопрос прямо. Если действительно с проч­ностью Советской власти дело обстоит не совсем благо­получно, нужно призвать все честное, всех, кто идет не за страх, а за совесть за Советскую Россию, чтобы организован­но, единодушно выступить на укрепление и защиту рабоче-крестьянского государства. А если дело этого не требует, то можно сказать, что мы можем спокойно приступить к нашей созидательной работе.

Естественно, что, живя в аулах, в далеких ущельях, куда не заглядывает никто из центра, куда не попадают газеты, — а если попадают, то часто некому их прочитать, — население питается россказнями шептунов, которым нет другого дела, которые тем только и занимаются, что распространяют вся­кий вздор.

Для всяких слухов почва у нас в горах чрезвычайно богатая, и мы знаем, что в сравнительно недавнем прошлом приходилось сталкиваться с такими последствиями нашептыва­ний и слухов, из-за которых лилась человеческая кровь, так как люди были одурачены всяким вздором.

Сейчас мы переживаем такой момент, когда можно говорить о совершающемся в стране совершенно открыто, не надо быть особо сдержанным, как это было года полтора тому на­зад, когда приходилось не всегда все говорить, чтобы населе­ние не особенно пугать, чтобы оно не теряло веры в правоту и надежды на успех нашего дела. Теперь ничего этого нет.

Вы знаете, что несколько месяцев тому назад мы закон­чили последний этап гражданской войны, борьбы с внутрен­ней и внешней контрреволюцией. Побили Врангеля и всех тех, которые претендовали на власть в России, далеко вы­бросили их за пределы государства. И сейчас у нас, если не счатать мелких, едва заметных на территории громаднейшего государства вспышек, можно сказать, что у нас руки совершенно, в полном смысле слова, развязаны. Мы чувствуем себя как власть особенно прочно, настолько прочно, что мо­жем совершенно спокойно кому угодно рассказать, вывер­нуть на какую хотите изнанку все, что имеем сейчас, и все то, что делается сейчас в рабоче-крестьянском государстве. Мы знаем, что население настолько сроднилось с Советской вла­стью, а мы настолько научились управлять государством, что полная откровенность для нас решительно нестрашна. Мы теперь и на местах и в центре всему населению, в том числе и вам, определенно заявляем, что рабоче-крестьянская власть в России — это не случайность, она не явилась в результате случайно выигранной войны или в результате неоконченной борьбы, которая еще может завтра повернуться иначе. Нет, это настоящая твердо установившаяся государственная власть.

Если мы полтора-два года тому назад взывали к нашим окраинам, к тем или иным областям, объясняя, что мы-де в таком-то тяжелом положении, звали на помощь и так далее, то теперь мы этот язык оставили и со всеми этими угово­рами покончили; теперь мы определенно и твердо говорим, что власть рабочих и крестьян в России это есть подлинная государственная власть, поддерживаемая миллионами насе­ления, это власть, которая имеет в своем распоряжении до­статочно многочисленную и хорошо организованную Крас­ную армию.

И со всяким, который независимо от племени, национальности, языка и состояния и всего что угодно встанет хотя бы в малейшее противоречие с интересами рабочих и крестьян России, государственная власть поступит с ним как с врагом рабочих и крестьян.

И разговариваем мы таким тоном и языком не только потому, что мы чувствуем себя прочно, а главным образом потому, что у нас слишком много государственных задач и вопросов, которые стоят перед нами. Если бы у нас было время и была возможность до некоторой степени торговать­ся с теми или другими группами, тогда иное дело. Но сейчас, в силу наших общегосударственных интересов, всякий день и каждая минута нам дороже, чем все то золото, которым располагает наша Республика, нам торговаться, выражаясь грубо, церемониться не приходится. Мы слишком бедны и слишком заняты; поэтому там, где рабоче-крестьянская власть встречает какое-нибудь сопротивление, там мы дей­ствуем решительным ударом и всякое сопротивление, кото­рое мы встречаем в своей работе, устраняем и будем устра­нять точно такими же приемами, ибо для других приемов у нас нет ни времени, ни возможности.

Как бы ни считали вас отсталыми, вы должны знать и понимать, в каком положении может оказаться государство, которое ведет в течение почти семи-восьми лет войну.

ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНЫ ПРИВЕЛИ К ХОЗЯЙСТВЕННОЙ НЕУРЯДИЦЕ И ТЯЖЕЛОЙ НУЖДЕ

Вы знаете и помните, что международная война мно­го миллионов людей поставила под ружье, собрала все, что было в государстве, все живое и мертвое — все было двину­то на фронт. И в конечном итоге все, что было создано труда­ми поколений, было погублено самым безжалостным обра­зом. Миллионы человеческих жизней загублены, загублено несметное количество всяких материальных богатств.

Это было в стране, которая и до того времени далеко не отличалась особым избытком продуктов промышлен­ности, сельского хозяйства и прочего.

Дальше наша страна вступает в период революцион­ной борьбы, снова начинается уничтожение.

Каждый из вас видел, в какие формы выливается гражданская война в смысле уничтожения всяких благ и средств.

Вы знаете, сколько аулов сравнены с землей. Вы знае­те, Какое количество станиц приведено в расшатанное со­стояние. Вы знаете, что на железных дорогах нет ни одного нетрону-того места, все уничтожалось. Каждый понимает, что в период гражданской войны всякий хозяин не следит уже, чтобы все в хозяйстве было в порядке, чтобы не расхи­щалось его добро а умножалось, об этом не думали, а всякий думал о том как бы сохранить свою голову и как бы поудачнее бить своего противника. Вот какой философией руководство­вался каждый гражданин в период гражданской войны.

Естественно, когда ставится вопрос о жизни или смер­ти, — человек не щадит ничего, он жертвует всем, вплоть до своей жизни, чтобы выйти из борьбы победителем.

И вот три с лишним года мы вели такую борьбу. Естественно, наше государство за это время понесло очень тяжелые потери.

Не нужно скрывать, — нужно сказать прямо, что мы сейчас находимся в состоянии ужаснейшего обнищания, ужаснейшей нужды во всех отношениях. У нас нет самого необходимого, самого насущного, что в мирной обстановке может понадобиться на каждом шагу. Сейчас вы необходимо­го не найдете не только в селах, аулах, но даже и в городах. Голод, нужда дошли до крайних пределов. Не могу не вспом­нить здесь той картины, которую мы видели в глухом Даге­стане или здесь, на Тереке: когда женщине нужно было вый­ти за водой, то объявлялось, чтобы мужчины сидели дома, не выходили на улицу, ибо женщины выходили за водой в чем мать родила, — им нечем было прикрыть свою наготу.

Вот до каких пределов дошла наша рабоче-крестьянская Россия в смысле отсутствия самого необходимого и насущного.

Это положение сейчас, по окончании гражданской вой­ны, раскрылось перед нами во всей своей наготе.

Таким образом выходит, что внешне в смысле борьбы мы чувствуем себя совершенно обеспеченными людьми. Нас теперь никто не беспокоит, и будем надеяться, что никто и не осмелится беспокоить.

Но выявляется другой фронт — фронт экономической неурядицы и хозяйственной нужды.

Если дагестанская женщина должна искать случая для того, чтобы, пойдя за водой, не быть под угрозой пытливого и не совсем целомудренного взгляда какого-нибудь молодца, то наши рабочие в России чувствуют себя плохо в другом от­ношении: временами бывает решительно нечего есть.

Здесь помимо общих причин, последствий жестокой войны, сказывается и то, что население огромной Рос­сии, миллионы людей далеко еще не целиком втянуты в интересы рабоче-крестьянского государства. Некоторые смотрят еще так: лишь бы у меня в Ардоне было хорошо, а что будет в Иваново-Вознесенске, то это меня не каса­ется. Бывает также вот что: когда нам нужно что-нибудь просить у государства, то оказывается нас полмиллиона, а когда заходит речь о том, чтобы помочь государству спа­сти от голодной смерти московских рабочих, оказывается у нас населения не полмиллиона, а только двести тысяч. Это говорится не в виде упрека. Нужду государства надо почувствовать. И если посмотреть ту Красную Армию, ко­торая вчера проходила перед вами такими стройными ря­дами, когда вы вскроете душу этой армии, то увидите, чем болеет рабоче-крестьянская армия. И если посмотрите в сердце красноармейца, вы в нем прочтете, что вместе с мужественной стойкостью, которая поражает каждого из людей, это сердце наполнено огромнейшими страдания­ми. Подчас буквально сгибаются колени под тяжестью ноши, которую они несут на своих плечах. Наша эмбле­ма — красное знамя, которое видим всюду, — не только красного цвета — это знамя буквально насыщено кровью, и нужно быть слепым, чтобы не видеть, как с него широ­кими ручьями льется настоящая человеческая кровь.

Вот каково положение. Мы хотели бы, чтобы были обеспечены интересы не только угнетенных горских рабо­чих и крестьян; задача, которая стоит перед нами, это за­дача освобождения трудящихся всего мира. Об этом нуж­но говорить совершенно прямо, откровенным языком.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НА ПУТЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ПОБЕДИТ РАЗРУХУ

Нужно сделать так, чтобы все наши съезды представ­ляли собою коллективную, общую работу и чтобы они приняли несколько иной характер и давали другие резуль­таты, чем те, которые были до сих пор. Мало того, чтобы собраться, принять резолюции и разойтись. Нужно почув­ствовать себя хозяином всей нашей государственной се­мьи, нужно, чтобы все, что будет сделано и записано на этом съезде, действительно являлось обязательным, как коран для правоверного магометанина. И нужно с оружи­ем в руках карать как врага Советской власти человека, не желающего выполнять те обязанности, которые написаны на знамени нашей революции. Мы теперь всегда и всюду ста­раемся дать населению совершенно неприкрашенную, яркую характеристику всего того, что про. исходит в нашей Респу­блике. Мы говорим, что власть нужна такая, которая спра­вится с самым опасным фронтом в Республике — фронтом нужды: нам нужна власть рабочих и крестьян. Несмотря на всю нашу отсталость, некультурность, неумение работать, слабую практику в области государственного управления, не­смотря на это, мы, несомненно, если захотим, сумеем расше­велить многомиллионные массы рабочих и крестьян, сумеем заинтересовать каждого в судьбе своего государства. И мы, несомненно, выйдем из этого трудного положения.

Всякий из вас на примере своего хозяйства знает, что тут не хватает этого, там недочет в том, кто-то собирал, кто-то ремонтировал, но каждый чувствует, что всему этому скоро будет конец, что нужны новые источники, нужны новые ресурсы, которые бы дали широкий государственный размах работе, чтобы все машины завертелись, чтобы все то, что сейчас мертво, заснуло — фабрики и заводы, — чтобы они зашевелились. И чтобы этого достигнуть, центральная Со­ветская власть в данный переходный момент, когда от войны мы переходим к другой работе, к осуществлению других за­дач, вовсе не желает изображать из себя сатрапа, который сидит наверху и ничего знать не хочет; она, наоборот, протя­гивает руки к населению и старается вызвать в нем желание работать и инициативу. Мы, учтя момент и взвесив прошлое, решили установить отныне такие приемы управления, чтобы дать возможность более широким пластам народа подняться к участию в государственной работе. И здесь, когда вам будут докладывать о нашей продовольственной работе и земельном вопросе, вам скажут, что разверстка, замененная налогом, означает не только новую форму продовольственной полити­ки, но открывает совершенно новую хозяйственную полосу вообще.

Мы хотим сделать так, чтобы население, сознающее нужду государства, понимающее задачи государства, имело развязанные руки и получило возможность вкладывать в свое хозяйство все то, чем оно располагает.

Мы все, конечно, за Советскую власть и уважаем коммунистическую партию и во всех наших резолюциях все клятвенно заверяем в своей готовности содействовать проведе­нию тех огромных задач, которые стоят перед нами; но когда тот или иной гражданин приходит домой, для него его хо­зяйство становится выше всяких хозяйственных интересов Республики. Так будет еще до тех пор, пока мы не научимся жить по-коммунистически.

Государственная Советская власть понимает, что тут насилием взять нельзя, что нужно действовать так, чтобы найти другой выход, найти точки соприкосновения между интересами рабочих и крестьян.

С этой стороны и нужно рассматривать новую продовольственную политику. И мы полагаем, — по крайней мере в России мы уже это чувствуем, — результат этой политики будет хороший. Крестьянские массы это учли, и их не осо­бенно доброжелательные отношения теперь резко измени­лись, они снова идут плотными, твердыми рядами с рабоче-крестьянским правительством.

Мы полагаем, что на окраинах эта политика также даст свои благоприятные результаты.

Во всяком случае то, что намечается в этой области, и то, что отчасти уже сообщалось, это должно быть принято отнюдь не как какая-нибудь уступка или как результат неуве-ренности Советской власти в том, что она прочна; это отнюдь не означает, что мы — новые соглашатели и соблазняем кого-то своими уступками, чтобы добиться большей устойчивости. Это вздор. Новая экономическая политика диктуется вовсе не этим, а тем, чтобы создать больший интерес у большего количества населения к государственной работе, к укреплению нашей страны, к умножению материальных, экономических богатств рабоче-крестьянского государства.

Так обстоит дело у нас внутри страны. И мы думаем, что эта новая политика даст много новых возможностей дальнейшего укрепления рабоче-крестьянского государства.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ СУМЕЕТ СУРОВО РАСПРАВИТЬСЯ С ТЕМИ, КТО ПОПЫТАЕТСЯ ПОЙТИ ПРОТИВ НЕЕ

Все то, что здесь рассказывают о кронштадтских собы­тиях, о широких волнениях, которые происходят в России, — это вздор.

Мы знаем, как во многих аулах изображались Крон­штадтские события: будто бы дело доходило до того, что пора складывать рабочим и крестьянским представителям свои пожитки и бежать в дикие ущелья. Нет. То, что было, то ушло безвозвратно. То, что произошло в Кронштадте, было действительно самым настоящим, вооруженным бунтом: Кронштадтское «правительство» возглавлялось бывшими царскими генералами, руководилось нашими политическими противниками — меньшевиками и эсерами, все это было, и была самая настоящая драка, отчасти происшедшая потому, о чем я говорил, — слишком тяжело и голодно в центре. Люди под влиянием ежедневной нужды очень легко поддаются на всякие авантюры.

Но кончилась эта авантюра печально не для нас, а для тех, кто хотел пошатнуть рабоче-крестьянское государство.

И если Советская власть очень часто прибегает к ши­роким уступкам трудовым слоям населения, то она в то же время жестоко наказывает за измену, где бы она ни проис­ходила, хотя бы и в Кронштадте. Горцы должны почувство­вать и понять, что всякие новые попытки в этом направлении будут оканчиваться тем же, чем окончилось в Кронштадте. Горский народ был отрезан от нас еще совсем недавно огром­ным фронтом, на котором стояли враги, вооруженные с ног до головы и снабженные лучшей современной военной тех­никой, всеми теми чудовищами, вроде танков, которые вам вчера показывали. Это ведь их техника! Если и в то время горцы смотрели с огромной надеждой на ту власть, которая сидела чуть ли не в одной Московской губернии, то теперь не имеется основания сомневаться, что мы можем хотя бы на одну йоту почувствовать себя непрочно. Всякий, кто встретит в ауле у себя какого-нибудь агента, шептуна, вроде Ахмета Цаликова [1], который попробует нарисовать ему картину воз­можного возврата к прошлому, пусть плюнет этому человеку в глаза и предложит оставить все несбыточные надежды.

Прошлое ушло в историческую вечность. И каждый, к какой бы партии и группировке он ни принадлежал, дол­жен твердо и определенно сказать себе: Советская власть есть и будет, в этом нечего сомневаться.

Нет такой силы и возможности внутри рабоче-крестьянской России, которая могла бы не только сбросить, а хотя бы только поколебать власть в этом огромном госу­дарстве. Поэтому все те, у кого есть истинное и искреннее желание укреплять рабоче-крестьянскую власть, те должны на это отдать все свои силы, а тот, кому эта власть наступает на мозоль, — должен смириться. Если же она кого-нибудь задевает слишком, тот должен как-нибудь сжаться. Другого выхода нет. Если барашек нужен Советской власти, то, как ни перекрашивайте его в черный цвет, она его возьмет, если только барашек не пойдет сам и на своем бараньем языке не заявит, что принадлежит Советской власти.

Наша задача и задача населения всех республик, входящих в огромную Советскую федерацию, сводится именно к тому, чтобы везде и всюду, приехав в аулы, собравши стариков и молодых, прямо сказать: «Хорошо ли, плохо ли, полагается по шариату или не полагается, — Советская власть никуда не уйдет. Единственный способ избавиться от Советской власти — это последовать примеру Чермоева, Джабагиева, Цаликова: забрать все, что есть, и направиться в отдел пропусков и взять пропуск на проезд, сначала поехать в Грузию, потом дальше куда-нибудь, за пределы нашей огромной РСФСР. Если душа не терпит, то надо постараться переломить себя, — будет легче, так как рано или поздно мы приведем все в советский порядок».

Теперь, по окончании гражданской войны, мы чувствуем себя твердым государством, которое может и имеет право разговаривать с каждым, как с сыном одной огромной семьи, где никаких раздоров и междоусобиц поднимать нельзя. И что это действительно так, об этом свидетельствует не только то, что мы вам заявляем здесь и имели честь докладывать, — об этом так же думают и наши противники, наши враги.

НАШЕ ВНЕШНЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ УПРОЧИЛОСЬ

Прочность всякого государства зависит не только от того, как внутри дело обстоит, но зависит и от того, как смотрят на него соседи.

Вы хорошо знаете, что было время, когда у нас здесь было несколько государств, от Базоркино нельзя было прое­хать в Ольгинское [2], потому что там уже было другое государ­ство. Так было недавно.

То же самое представляла и наша Республика. Она была окружена со всех сторон бандитами, которые имели огромное желание каждый день и каждую минуту наброситься на рабочих и крестьян России. Если это перевести на время, то выйдет, что полгода мы воевали с отечественными врагами и три года воевали с иностранной контрреволюцией, ибо белогвардейцы все для войны получали от Антанты. Оттуда все шло.

Теперь мы посмотрим, как сейчас о нас думают в Западной Европе. Вы знаете, Европа нас за государство не считала и делала все, чтобы завоевать Советскую Россию, бросала на это большие деньги и т. д. А теперь, когда пришлось барону Врангелю, не как библейскому, а как новоявленному маленькому Ною, сесть в ковчег и выехать за наши пределы, наше положение стало настолько приличным, так что мы ходим сейчас по Европе, как и всякий там живущий.

Раньше мы, чтобы провезти туда хотя бы одного чело­вечка посмотреть, как живут в буржуазном мире, брали массу пропусков и документов, и нельзя было все-таки проехать, чтобы не быть где-нибудь арестованным.

Сейчас ничего подобного нет. Сейчас представители рабоче-крестьянского государства в Европе во многих местах если не первые люди, то приняты в «самом хорошем обще­стве». Если вчера они считались «бандитами» и опасными, ко­торых нельзя допускать в буржуазные страны, то теперь ничего подобного нет. Сейчас с ними разговаривают таким языком, на котором принято говорить с представителями организованных твердых государств. И там, где нам не открывали двери вчера, сегодня — «почет и уважение», не боятся, что ты коммунист, что ты большевик, который устроил беспорядок в России. С нами разговаривают как с представителями огромной организованной страны. Даже когда мы делаем какую-нибудь неосторожность и даем повод вмешаться в наши дела, этого вме­шательства не происходит. Антантовские пароходики, скользя мимо Черноморского побережья во время недавних событий в Грузии, только для приличия дали несколько залпов по желез­ной дороге, проложенной по берегу, — и дело ограничилось. А раньше, если грузинское правительство сказало бы: «Пойдемте бить большевиков», если бы меньшевики закричали о помощи, то вся Европа стала бы им помогать, очередь устроила бы, что­бы помогать бить русскую большевистскую Красную Армию. Теперь эта мода прошла. Теперь Европа все чаще и чаще по­сылает таких людей, которые разговаривают не винтовками, а дипломатически ведут переговоры во фраке и белых перчатках, как полагается в буржуазных государствах.

НЕТ СЕЙЧАС ТАКОГО БУРЖУАЗНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА, КОТОРОЕ МОГЛО БЫ ХОДИТЬ СПОКОЙНО, ПО БЕЗОПАСНОЙ ДОРОЖКЕ

Это происходит вовсе не потому, что мы выцвели, побледнели, легче стали брать на поворотах, чтобы не свалить­ся под откос автомобилю, на котором едет русский пролета­риат. Нет, мы какими были, такими и остались. Так же будем заниматься тем делом, которым занимались, вести борьбу за интересы трудящихся и будем помогать освобождению всех угнетенных и обиженных на всем свете. Изменились не мы, изменилось положение нашего противника, самой Антанты. Если вчера Антанта представляла из себя нечто могущественное и грозное на земном шаре, то теперь от такой Антанты не осталось и следа. И теперь об этом антантовские бабушки рассказывают как о прошлом.

Прежде по малейшему мановению английского адмиралтейства английский флот запирал все выходы и вхо­ды великой Советской страны. Теперь ничего не выходит. Всякий приказ наталкивается на то, во что сейчас уперлись главные бандиты на международном поприще — руководи­тели буржуазной Англии. Эта страна исстари славилась тем, что прекрасно била всех на морях и называлась «владычицей морей». Последняя война показала, что она не менее могуще­ственна и на суше. Теперь эта могущественная страна, которая дирижировала всем миром и задавала тон, от которого до сих пор очень солоно, — она сейчас стоит перед вопросом своего собственного существования. Миллионы английских рабочих забастовали самым настоящим, самым безжалостным в отно­шении буржуазии образом, — эта штука может легко приве­сти к тому, что в Англии произойдет революция. И скрывать не станем: несмотря на то, что мы как бы узаконили главу ан­глийского правительства — Ллойд-Джорджа (он для нас в вы­сокой степени заманчивая персона), недавно заключили с ним договор, — но все-таки «торговать» с рабочими нам приятнее, чем якшаться с антантовской буржуазией. Пророчествовать не стану, но возможность такого поворота не исключена. Об этом говорит и знает само английское правительство, которое и день и ночь занято тем, чтобы собрать надежные воинские части английской армии, поставить их во все уголки государства, чтобы в каждую минуту быть готовым верным ударом расправиться с бастующими рабочими. Удастся это или нет — я не знаю. Но, во всяком случае, государство, которому приходится ставить одну часть населения против другой, это государство переживает очень невеселое время.

У нас таких вещей не бывает. А там, где рабочие напира­ют на буржуазию, мы там приложим свои руки самым настоя­щим образом. (Аплодисменты.) Мы бастующим английским рабочим скажем: поможем всем, чем можем. Люди мы небо­гатые. Все, что от нас зависит, сделаем, но главное — посове­туем вам: поставьте дело так, чтобы ваша коммунистическая партия, которая у вас есть, повела бы вас вперед, ибо только она может вывести вас из тяжелого положения. Если, бросив работу на заводах и фабриках, станете ходить заложив руки в английские штаны и ждать, то так у вас ничего не выйдет. Дождетесь того, что было с ленскими рабочими в 1912 году, о чем мы вспоминали вчера. Это дело не подходит. Если оста­новите английские фабрики и заводы и шахты будут заливаться водой, конечно, буржуазия не будет на вас смотреть и, конечно, будет бить. Чтобы не дождаться этого момента, есть один исход: как в Октябрьскую революцию, взять инициативу в свои руки, подойти, развернуться и хлопнуть самому, дей­ствовать так, как это у нас было в Октябрьскую революцию. Приехали в Петроград — такой-то полк — за нас, такой-то — против. Мы видим, что с той стороны, у Керенского, не твердо. Одни говорят: «соглашательством действуйте», дру­гие — «уступками». Нет, таким моментом надо пользовать­ся. И мы начали наступать. Из Питера тогда вся буржуазия стала катиться на юг и на север. Такое положение сейчас по всей Европе. Нет такого правительства, которое могло бы хо­дить совершенно спокойно, по безопасной дорожке. Всякое правительство в Европе сейчас ходит по канату, балансируя, как бы не сломать себе голову. Это не слова, а действитель­ность. Об этом свидетельствует то, что происходит в Англии, что наблюдается в Германии. То, что было у нас во време­на керенщины,— примерно то же сейчас в Германии. Если слышим: «могущественная культура, огромное государство», — это вздор. Теперь этого нет. Это было в старой Германии, а сейчас в Германии что ни область, то и свое особое положе­ние, все держится на вооруженной белогвардейской солдат­чине и больше ни на чем. Даже и в Англии все старые пружи­ны теперь лопаются и трещат. Таким образом, то изменение отношений к нам, которое произошло в Европе, совсем не объясняется тем, что мы стали более причесанными и выцве­ли за эту гражданскую войну. Если понадобится, покраснеем еще больше, но не побледнеем ни на йоту. Это мы заявляли всегда. (Аплодисменты.)

С Англией плохо. Дома у английской буржуазии неблагополучно. Пока они занимались Российской республикой и смотрели за рабоче-крестьянской Россией, вместо того чтобы посмотреть у себя дома, они свои дела просмотрели, так как дом-то оказался разоренным. И теперь, что ни день, все начинает разваливаться по всем швам. От прежнего авторитета не остается и следа. Дело дошло до того, что на предложение персидского правительства вывести войска Англия отвечает: «С полным нашим удовольствием». (Аплодисменты.)

Если недавно те же английские генералы успешно заправляли войной против Мустафы Кемаля на турецком фронте, то теперь настолько изменилось положение, что турецкая делегация принята в Лондоне и начинаются деликатные переговоры. Дело дошло до того, что кемалисты бьют по носу Антанту, а несчастным грекам настолько плохо, что они растрепаны совершенно. (Аплодисменты.)

При таких условиях ничего другого не остается, как стать на путь переговоров, которые уже начались с турецким правительством. Политика хождения по канату сейчас заставляет Антанту искать дружественных отношений и устанавливать торговую связь с теми, с кем они вчера воевали, кого хотели уничтожить. Хорошо, отвечаем мы, если придет к нам паро­воз из буржуазной Америки, мы купим и скажем: «С полным удовольствием». (Аплодисменты.) Наши советские рельсы его выдержат. Подписывая с нами договоры, страны Антанты знают, что одновременно мы устанавливаем дружественные отношения с врагами Антанты — с правительством Анго­ры, которое, конечно, ближе нашему советскому сердцу, ибо борется с нашими врагами за свое освобождение. (Аплодисменты.) И Антанте приходится мириться с этим, так как выхода у нее нет. Это лишь доказательство того, до какого состояния европейские государства доведены: им приходит­ся молиться и корану, и евангелию, и чему угодно. Главная наша задача была в том, чтобы с мертвой точки сдвинуть европейский порядок, и мы его нарушили несомненно. Весь европейский лоск покрыли самым настоящим нашим «азиат­ским» налетом, и не сегодня-завтра трещины, которые про­должают углубляться нашими договорами и нашими брат­скими отношениями с западноевропейскими коммунистами, еще больше увеличатся. Таким образом все приводит к тому, что Антанта разваливается. Нет уже больше былой стройно­сти, нет того величия. Напрасно страны Антанты поклялись защищать друг друга до последней капли крови. Клятву при­шлось нарушить. Каждый сам себя защищай. Поучителен пример маленькой Грузии, которая попала в самое трудное положение, и Антанта должна была бы встать по всем прави­лам на защиту ее от грузинских рабочих и крестьян, так как Грузия является членом Лиги наций. Если теперь английским рабочим придется взять за торло Ллойд-Джорджа, Париж не отзовется, а скажет: «Как-нибудь сами справьтесь, так как у нас здесь тоже плохой ветер дует и с каждым днем и часом у нас, в нашей мировой столице, все более популярным ста­новится коммунист». Вот какое положение сейчас в Европе. Таким образом, если мы говорим, что внутри у нас вопию­щая нужда в самом необходимом и жизненном, то в смысле политическом рабоче-крестьянское государство прочнее, чем любое государство Европы, и можно сказать, что мы живем в самом счастливом, обеспеченном государстве.

Кто-то из буржуазных представителей Европы сказал, что в Советской России можно наблюдать смену одного нар­кома другим и третьим и все-таки в России проводится одна политическая линия. Ничего подобного нет ни в одном евро­пейском государстве. Там идет правительственная чехарда, вызываемая обостряющейся борьбой между капиталом и тру­дом. Эта борьба принимает такой характер, что хотя нет от­крытых вооруженных столкновений, но те, которые находятся во главе государств, сидят не крепко. Со времени, когда стал признанным факт существования рабоче-крестьянской стра­ны, ломаются все министерские кресла Западной Европы.

НЕ УПУСКАЯ НИ ОДНОЙ МИНУТЫ, ЗАБОТИТЬСЯ ОБ УКРЕПЛЕНИИ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОГО ГОСУДАРСТВА

Сейчас наша задача внутри страны — добиться того, что­бы всякий честный и порядочный человек, который понимает хотя немного больше того, что есть у него под носом, созна­тельно относился к строительству рабоче-крестьянской власти. Все должны понять, что сейчас нужно не упускать ни одной минуты, возможно дружнее и храбрее подойти к нашему фрон­ту нужды, потому что от этого будет зависеть не только удо­влетворение собственных экономических интересов каждого трудящегося, но это и перед лицом европейских государств по­может нашим интересам. А мы знаем, что существование Со­ветской власти в одном оазисе — России — полностью и окон­чательно обеспечено не будет, а в то же время каждый лишний день нашего прочного существования расшатывает Европу.

Советская Россия самым фактом существования ведет агитацию среди всех народов, и всякий, кто в Европе упо­мянет о нас, о том, что Россия первая подняла знамя мировой революции, тем самым покоряет сердца рабочих и, несмотря на старания бандитов в Кронштадте, агитирует за нас, указы­вая, что все же в Кремле сидит Совнарком.

Народ в Европе видит и знает, что рабочие и крестьяне России крепко держат власть в своих руках. Это в России, са­мой некультурной стране, рабочие и крестьяне не только взя­ли власть, но и правят государством свыше трех лет. Враги говорили, что правят какими-то особыми приемами: грабят, режут, насилуют, глотают живых кроликов и умирают голодными. Но оказывается, что и в нужде и в радости поют «Ин­тернационал» и верят в правоту своего дела. Очевидно, на русских рабочих клевещут, так как они вовсе не звери. Этого достаточно, чтобы Европа революционизировалась.

Теперь нам нужно не только подписывать торговые договоры, но и делать все, чтобы содействовать укреплению рабоче-крестьянской власти, и, как прежде мы все несли на фронт вой­ны, теперь нужно нести на фронт хозяйственной нужды.

По мере того как мы будем побеждать на этом последнем фронте, перед нами все шире и шире будут открываться двери к нашей конечной цели. Для всемерного содействия борьбе на фронте хозяйственной нужды мы решили использовать все возможности не только внутри нашей страны, но и вне ее.

Мы не задумаемся заняться торговлей, «спекуляцией» в международном масштабе. Мы посылаем для этой цели всю­ду нашу советскую агентуру. Мы объявили свободными для входа иностранных торговых судов все наши советские пор­ты, куда могут иноземные торговцы привозить любые това­ры, за которые мы будем платить золотом, сырьем, которым располагаем в изрядных размерах.

Идем мы и дальше: можем дать под разработку иностранным капиталистам огромные нетронутые лесные простран­ства, залежи угля и прочее.

Для нас все равно, куда они будут отправлять это сы­рье. Куда угодно, в любую страну! Только бы не попасть нам в новое рабство, только бы скорее видеть и там, в Европе, красное знамя, раздвинуть фронт борьбы, которая закончится победой труда над капиталом.

Капитал Европы, конечно, против нас, но тем не менее и капиталистам не так весело, как это принято думать: им также приходится изощряться, искать выхода, — сказывают­ся последствия продолжительной войны и хозяйственное ис­тощение в результате ее.

Мы сейчас находимся в такой стадии существования, когда вскрываем все возможности к укреплению рабоче-крестьянского Советского государства: мы заключаем торговые соглашения с капиталистическими странами, мы даем возмож­ность проявить инициативу всей огромной массе крестьянства, которая еще не может воспринять коммунистические идеалы, которая укрепляет свое собственническое мелкобуржуазное хозяйство. Как бы ни был ответственен и труден тот момент, который переживает Советское государство, мы все же имеем и много возможностей для того, чтобы начать со всех сторон обо­гащать и укреплять Советскую Россию. Возможность развер­нуть настоящие широкие творческие силы рабочих и крестьян нашей страны мы имеем полную. (Аплодисменты.)

Каждый наш успех будет немедленно отзываться в Евро­пе и на Востоке. На нас смотрели с полной безнадежностью и думали, что как только в России окончится гражданская во­йна и рабочие и крестьяне примутся за восстановление раз­рушенной промышленности и сельского хозяйства, тогда мир будто бы увидит, какие большевики безнадежные хозяева.

Нам нужно сейчас как можно скорее показать, что мы способны не только разрушать, но умеем и созидать, а это явится огромным плюсом в деле освобождения трудящихся. (Аплодисменты.)

НА ПУТИ В ЦАРСТВО СОЦИАЛИЗМА

Задача наша поставлена. Наш последний партийный съезд совершенно откровенно вскрыл и перетряхнул весь хлам. Оказалось, что мы приехали к мирной гавани очень усталыми. Но мы установили, что в огромной, многомилли­онной России, для того чтобы осуществлять те священные заповеди, которые имеются на всех языках, и идеалы лучших умов человечества и подлинных защитников угнетенных, — для этого в России еще найдутся силы.

Наступает новая эра, когда царство небесное строится здесь, на земле, созидается братская жизнь. Мы поставили Рос­сию на верный и надежный путь, и, идя по нему, мы скоро по­лучим подкрепление с разных сторон и, несомненно, победим.

Многомиллионный трудящийся народ, вышедший на свободную социалистическую дорогу, не может, если бы даже и захотел, повернуть назад и надеть цепи рабства, которые с таким трудом разбил.

Многомиллионный народ, открывший новые горизонты, как бы он ни устал, он хочет жить и радоваться, он идет к счастью, и ничто не ввергнет его в анархию.

Этот народ первым вышел на путь великой борьбы и первым придет в царство социализма.

(Продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.)

Примечания.

[1] Цаликов А. Т. (Ахмет) — помощник присяжного поверенного, осетинский меньшевик, буржуазный националист. В 1921 г. — член контрреволюционного Азербайджано-Северокавказского комитета, образовавше­гося в Тбилиси, ставившего своей целью борьбу против большевиков на Кавказе. После советизации Грузии эмигрировал за границу.

[2] Базоркино — ингушское, Ольгинское — осетинское селения, располо­женные в километре друг от друга. Здесь были наиболее ожесточенные столкновения между ингушами и осетинами в 1918 году.

Версия для печати