Г.А.Куманёв - Советско-финская «Зимняя война» (30.11.1939 г. — 13.03.1940 г.)

КУМАНЁВ ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, академик РАН.

В истории войн всегда вызывает интерес (а нередко — и большие споры) вопрос о том, как возникла та или иная война, каковы были её движущие силы, непосредственный повод и более глубокие причины.

В преддверии Великой Отечественной войны в районах приграничных рубежей СССР имели место несколько вооружённых конфликтов и противоборств, преимущественно локального характера. Хотя они не вылились тогда в большие войны, их положительный и негативный опыт по использованию различных видов войск и вооружения весьма пригодился в 1941—1945 годах. Таковы, например, военные действия у озера Хасан, в районе реки Халхин-Гол, освободительный поход Красной Армии на Западную Украину и в Западную Белоруссию.

К ним относится и советско-финляндская война, или, как её ещё называют, «Зимняя война» (30 ноября 1939 г. — 13 марта 1940 г.).

В советской историографии возникновение и ход «Зимней войны» не получили сколько-нибудь широкого освещения, а в имеющейся небольшой литературе, как правило, обходились «острые углы» и превалировала односторонняя трактовка событий.

Всё это не вызывает удивления, так как конкретное изучение и освещение важнейших аспектов этой войны не поощрялось, а подавляющая часть соответствующих архивных документов находилась в закрытых и недоступных историкам фондах. Официальные «установки» предписывали исследователям при упоминании советско-финляндской войны именовать её не иначе, как «финляндско-советский вооруженный конфликт», дабы… не омрачать дружественные послевоенные отношения. сложившиеся между Советским Союзом и Финляндской республикой. При этом, вынесение на первое место слова «финляндско-» как бы указывало на виновника данного «конфликта».

Для молодого читателя «Зимняя война» до последнего времени была «неизвестной». А в памяти старших поколений, несмотря на усилия последующей полувековой отечественной пропаганды, она почти не сохранила «героический след», оставив смешанное чувство горечи и неудовлетворённости.

По своему характеру и содержанию это была, конечно, настоящая война с участием довольно значительных контингентов войск, с массовым использованием боевой техники. И она принесла обеим сторонам большие жертвы и невосполнимые потери.

За последние годы исследователи получили возможность, опираясь на свежие пласты ранее засекреченных архивных источников, по-иному взглянуть на многие аспекты «Зимней войны».

Но это не означает, что о «Зимней войне» теперь известно всё или почти всё и все сложности освещения событий того времени уже позади.

Остановимся лишь на некоторых проблемах предыстории и истории советско-финляндской войны.

Прежде всего зададимся вопросом: насколько обоснованной была озабоченность Советского правительства за безопасность Ленинграда и своих северо-западных границ в конце 1930-х годов?

Хотя в 1920 году между Финляндской республикой и Советской Россией был заключён мирный договор, а в 1932-м — договор о ненападении, тем не менее в последующие годы во внешней политике Финляндии возобладала антисоветская направленность. Страна эта легко могла стать плацдармом для агрессии против СССР, как это уже имело место в 1918—1920 годах. Следует иметь в виду, что советско-финляндская граница проходила всего лишь в 32 км от Ленинграда, то есть находилась на расстоянии орудийного выстрела крупнокалиберной пушки. Ещё 17 апреля 1919 года английская газета «Тайме» писала: «Если мы посмотрим на карту, то увидим, что Петроград легче всего достичь через прибалтийские государства. Самый удобный и самый короткий путь лежит через Финляндию, границы которой проходят всего лишь в 30 милях от столицы России. Финляндия является ключом к Петрограду, а Петроград — ключом к Москве».

Ощущение опасности нарастало по мере того, как становились известными новые и новые свидетельства сближения Финляндии на антисоветской платформе, с одной стороны, с гитлеровской Германией, а с другой — с Англией, Францией и США. Некоторые финские историки, правда, пытаются утверждать, что Финляндия в предвоенные годы отошла от Германии. Так, в своей статье в советском журнале «Родина» финский профессор М.Якобсон заявил, что «когда над Европой нависла тень экспансионистской политики Гитлера, руководство Финляндии отмежевалось от германского влияния».

Но подобные «открытия», мягко говоря, расходятся с исторической действительностью. Теперь уже широко известно заявление П.Свинхувуда, занимавшего в 1931—1937 годах пост президента страны. «Любой враг России, — говорил он, — должен быть всегда другом Финляндии. Финский народ по существу своему и навсегда является другом Германии».

Основы финско-германского союза были заложены ещё в 1935 году, когда Гитлер получил разрешение на свободный проход немецких войск через финскую территорию. За это он пообещал Финляндии Советскую Карелию. Это соглашение не замедлило принести свои плоды. Германские офицеры регулярно инспектировали крупные манёвры финской армии. С помощью германских специалистов авиаслужба модернизировала 23 крупных аэродрома, способных принять в 10 раз больше самолётов, чем имели тогда ВВС Финляндии. Специалисты из рейха постоянно наблюдали за сооружением линии Маннергейма, в особенности за сооружением тяжёлых артиллерийских фортов. Когда строительство этой линии заканчивалось, в конце июня 1939 года начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ф.Гальдер произвёл последний «инспекционный» осмотр её укреплений. (Кстати, накануне этого визита Хельсинки посетила большая группа руководителей германской разведки во главе с адмиралом В.Канарисом). В речи на приёме в честь Гальдера финский министр иностранных дел Э.Эркко высоко оценил ту «исключительную благосклонность, которую вооружённые силы Германии проявляют к Финляндии». Гальдер в ответ призвал финских руководителей не уклоняться от проводимого ими антисоветского курса.

Осенью 1939 года была достигнута договоренность о предоставлении Германии для подводных лодок ряда островов в районе Хельсинки. В Финляндии было открыто 12 немецких консульств. Как отмечал в своей речи в 1964 году президент Кекконен, «тень Гитлера в конце 30-х годов распространялась над нами, и финское общество в целом не может поклясться, что оно не относилось к ней с определённой симпатией».

В распоряжении историков сегодня есть неопровержимые доказательства того, что Финляндия имела тесные контакты и с другими державами Запада, настроенными недружественно по отношению к Советскому Союзу. Ещё в июне 1935 года, к примеру, британское и финляндское правительства заключили секретное соглашение об использовании английскими самолётами финских аэродромов в войне против СССР. Из общего числа военных поставок в Финляндию на долю Англии в 1936 году приходилось 23%, в 1937-м — 28% и в 1938 году — 43%.

И ещё такой не менее красноречивый факт. 18 июня 1939 года в Хельсинки прибыл главнокомандующий английской армией генерал Кирк. Он совершил инспекционную поездку на Карельский перешеек, а затем состоялись его переговоры с маршалом Маннергеймом, во время которых затрагивался и вопрос о помощи Финляндии в случае войны с СССР. Генерал Кирк одобрительно отнёсся к отказу финского руководства от сотрудничества с СССР в условиях возрастания гитлеровской экспансии.

Всё это нельзя не учитывать при анализе советско-финляндских переговоров, начавшихся по инициативе СССР весной и продолженных осенью 1939 года. Постоянное воздействие осуществлялось на финское руководство как со стороны фашистской Германии, так и со стороны англо-французского альянса.

Это обстоятельство следует особо подчеркнуть, так как в последнее время за рубежом, в том числе и в Финляндии, появились высказывания, что секретный дополнительный протокол к пакту Молотова — Риббентропа от 23 августа 1939 года якобы стал тем рубежом, начиная с которого сталинское руководство взяло курс на решение советско-финляндских проблем только военным путём. Утверждается, что направленное финской стороне 5 октября 1939 года предложение возобновить прерванные переговоры, было лишь своеобразным манёвром и что переговоры, дескать, были заранее обречены на неудачу.

Однако знакомство с документами, относящимися к советско-финляндским переговорам, раскрывает подлинную картину того, как вели себя представители сторон. Нельзя не сказать со всей определённостью, что с конца августа и до начала ноября 1939 года позиция советской стороны оставалась в целом конструктивной, достаточно терпеливой, готовой к различным компромиссам. Этого нельзя сказать о финском правительстве. Его позицию откровенно выразил на заседании комиссии по иностранным делам сейма 10 октября 1939 года министр иностранных дел Э.Эркко. «Мы ни на какие уступки СССР не пойдём, — заявил он, — и будем драться во что бы то ни стало, так как нас обещали поддержать Англия, Америка и Швеция». (Архив Института военной истории МО РФ (далее Архив ИВИ). Ф. 221. Оп. 26. Д. 22. Л. 56).

11 октября для ведения переговоров в Москву прибыла делегация Финляндии во главе с государственным советником, министром и её будущим президентом Ю.Паасикиви. Но характерная деталь: он не получил полномочий для подписания какого-либо соглашения. Более того, Э.Эркко без ведома парламента и правительства дал главе финляндской делегации указание проводить исключительно жёсткую неуступчивую линию.

Несколько позднее к делегации присоединился министр финансов В.Таннер.

На состоявшейся 12 октября первой встрече Председатель СНК СССР и нарком иностранных дел В.М.Молотов выдвинул ряд предложений и среди них: заключить договор о взаимной помощи, подобный тем, что были подписаны с Литвой, Латвией и Эстонией; сдать в аренду СССР сроком на 30 лет полуостров Ханко для создания там военно-морской базы; чтобы обеспечить укрепление безопасности северо-западных районов страны, включая Ленинград и Мурманск, Советское правительство предложило обменять финляндскую часть территории (острова Гогланд, Сейскаари, Лавансаари, Тютерсаари, Бьерке, а также часть Карельского перешейка от села Липпола до южной оконечности города Койвисто, западную часть полуостровов Рыбачий и Средний) общей площадью 2 761 кв. км на вдвое большую часть Советской Карелии (5 529 кв. км).

Финляндская делегация, сославшись на нейтралитет своего государства и на то, что после заключения пактов о взаимопомощи с прибалтийскими странами «значение финляндского материка для обороны СССР уже не имеет прежней важности», отклонила советские предложения. (Архив Министерства иностранных дел Финляндии (далее Архив МИД Финляндии). Ф. 109. Оп. А. Д. 1-6. Папка 1 В; пер. с финск.).

В меморандуме Советского правительства от 14 октября его первоначальные, довольно умеренные предложения были ещё более смягчены. «Меня несколько удивили небольшие требования Сталина осенью 1939 года, — писал позднее Ю.Паасикиви. — Он ожидал от нас компромиссных предложений, но мы таких предложить не смогли, если не считать самых минимальных». (Линия Паасикиви; Статьи и речи Юхо Паасикиви. 1944—1956 гг. — М., 1958. С. 73—74; пер. с фин.).

Во время одной из бесед с советским представителем, состоявшейся 14 октября, военный атташе Финляндии в Москве майор Сомерто заявил, что «финны были чрезвычайно обрадованы и удивлены, что СССР предъявил умеренные требования. Они ожидали гораздо худшего». (Российский государственный военный архив (далее РГВА). Ф. 33 987. Оп. 3. Д. 1 240. Л. 84).

Наконец, об этом свидетельствовал и В.Таннер. Выступив на заседании социал-демократической фракции сейма 26 октября с докладом о поездке в Москву, он заявил, что в Кремле во время переговоров старались создать дружеское настроение. «Сталин говорил очень сердечно и хотел нас убедить, что СССР желает Финляндии только лучшего». (Там же. Л. 90—91). Таннер подчеркнул, что у финской делегации «возникло впечатление, что Сталин искренне хотел соглашения…». (Там же. Л. 77).

Но, к сожалению, никакого компромисса достигнуть не удалось. Делегация Финляндии оставалась на прежних позициях, о чём свидетельствовали меморандумы от 14, 23 и 31 октября, направленные советскому руководству. (См.: Архив МИД Финляндии. Ф. 109. Оп. П. 11. Д. 1—6. Папка 1 В; пер. с фин.).

Безрезультатно закончились переговоры и 3 ноября, когда советская делегация сняла своё предложение относительно предоставления СССР военной базы на полуострове Ханко, но предложила взамен обменять или продать острова Хермансэ, Куэ, Хэстэбусэ, Лонгшер, Фурушер, Экен и ряд других близлежащих островов.

В записке Ю.Паасикиви и В.Таннера, адресованной 9 ноября В.М.Молотову, говорилось, что, по мнению правительства Финляндии, «те же причины, по которым является невозможным предоставление военной базы в Ханко, касаются также и островов, о которых идёт речь». (Там же).

В тот же день раздражённый Молотов, указав в письменном ответе на допущенные искажения в записке Паасикиви и Таннера, возвратил её финской стороне.

9 ноября последовало указание Э.Эркко финляндской делегации — прекратить всякие переговоры, поскольку, по его словам, в Финляндии есть «более важные дела». 13 ноября делегация вернулась в Хельсинки. Такая односторонняя «инициатива» военного кабинета Каяндера исключила возможность мирного урегулирования спорных и острых проблем, связанных с обеспечением безопасности Ленинграда и северо-западных районов СССР. Всё это дало основание президенту Ю.Паасикиви позднее назвать разразившуюся вскоре советско-финляндскую войну «войной Эркко». «Ошибочная и неправильная политика, — подчеркнул он, — вовлекла нас в 1939 году в войну, которая закончилась так, как только и могла закончиться». А главнокомандующий финской армией маршал К.Маннергейм заявил в первый день войны, что «если бы Эркко был мужчиной, то он пошёл бы в лес и застрелился».

Именно после безрезультатно закончившихся переговоров в середине октября, судя по имеющимся документам, Сталин стал склоняться к решению проблемы силовым путём. Подтверждением такого хода событий может служить разработанный Военным советом Ленинградского военного округа по указанию Москвы план операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии. В предыдущих советских военных документах, относящихся к возможному конфликту с Финляндией, речь шла о «контрударе» или об «оборонительном» характере готовящихся мероприятий. В представленном же 29 октября 1939 года наркому обороны СССР К.Е.Ворошилову плане задачи войск принципиально меняются. (См.: Архив ИВИ. Ф. 221. Оп. 6. Д. 22. Л. 84; РГВА. Ф. 25 888. Оп. 14. Д. 2. Л. 1—14). В этом документе, ранее никогда не публиковавшемся в открытой печати, в частности, говорилось, что «…по получении приказа к наступлению наши войска одновременно вторгаются на территорию Финляндии на всех направлениях с целью растащить группировку сил противника и во взаимодействии с авиацией нанести решительное поражение финской армии.

…Указанные мероприятия обеспечивают проведение операции на Виддицком направлении — в течение 15 дней, на Карельском перешейке — 8—10 дней при среднем продвижении войск 10—12 км в сутки». (Архив ИВИ. Ф. 221. Оп. 6. Д. 22. Л. 135; РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 1—4).

Нельзя не заметить, что в плане, подписанном командующим ЛВО командармом 2 ранга Мерецковым, членом Военного совета корпусным комиссаром Мельниковым и начальником штаба ЛВО комбригом Чибисовым, давалась объективная оценка складывавшейся ситуации.

С середины ноября, после разрыва финской делегацией мирных переговоров в Москве, военные приготовления с обеих сторон начали резко возрастать. Мнение Сталина о необходимости в создавшейся обстановке использовать силовой метод становится определяющим. Именно в эти дни на заседании Главного Военного Совета он с сожалением заявил, что «нам придётся воевать с Финляндией».

В быстром сокрушении дерзкого и строптивого соседа Сталин не сомневался. Такая же уверенность была и в высших советских военных кругах.

Позднее маршал К.Е.Ворошилов сделает такое признание: «…Ни я, нарком обороны, ни Генштаб, ни командование Ленинградского военного округа совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной». 15 ноября с пометкой «немедленно» он отдаёт приказ Военному совету Ленинградского военного округа о передислокации и дополнительной переброске войск в районы советско-финляндской границы. На Карельский перешеек перебрасывалось управление 7-й армии.

А 17 ноября Ворошилов подписал оперативную директиву Военному совету того же округа о форсировании подготовки к наступлению против Финляндии. Этот документ, ранее также не публиковавшийся, представляет интерес. Процитируем его основные положения:

«Военному совету Ленинградского военного округа. Приказываю:

1. К исходу «х» дня 1939 г. закончить сосредоточение войск округа согласно ранее данным указаниям и быть готовым во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским и Северным флотами к решительному наступлению с целью в кратчайший срок разгромить противостоящие сухопутные войска и военно-морской флот противника.

2. С рассветом «х» дня 1939 г. одновременно войсками сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил перейти в решительное наступление…

…9. Получение настоящей директивы подтвердить и план действий представить нарочным к 20 ноября 1939 г.». (Там же. Л. 136).

Одновременно началось формирование из лиц карело-финской национальности 106-й стрелковой дивизии со сроком готовности к 24 ноября 1939 года. (См.: там же. Л. 212). Командиром дивизии был назначен комбриг А.М.Антила (финн по национальности), а военным комиссаром — бригадный комиссар Егоров. Эта дивизия, развернутая впоследствии в финский корпус, по мысли её создателей, должна была вскоре стать ядром так называемой «Финляндской Народной армии Финляндской Демократической Республики», а сам А.М.Антила — министром обороны «нового» финского правительства во главе с О.В.Куусиненом.

Таким образом, во второй половине ноября подготовка к военным действиям как с советской, так и с финской стороны развернулась полным ходом и обстановка на советско-финляндской границе накалилась до предела. Достаточно было небольшой искры, чтобы вспыхнула война.

Непосредственным поводом явился инцидент в районе советского пограничного селения Майнила. Весьма скупая документация «майнильской истории», сохранившаяся у советской стороны, оставляет много неясностей. Основной документ — донесение в Москву от 26 ноября 1939 года командующего ЛВО Мерецкова и члена Военного совета округа Мельникова. В нём говорилось:

«Тт. Сталину, Молотову, Ворошилову: 26 ноября в 15 час. 45 мин. наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнела (так в документе. — Г.К.), были неожиданно обстреляны с финской территории артогнём. Всего финнами произведено семь орудийных выстрелов. Убиты три красноармейца и один младший командир, ранено семь красноармейцев, один младший командир и один младший лейтенант. Для расследования на месте выслан начальник первого отделения Штаба округа полковник Тихомиров. Провокация вызвала огромное возмущение в частях, расположенных в районе артналёта финнов. К.Мерецков, Мельников». (Внешняя политика СССР. Сб. документов. — М., 1946. Т. IV. С. 464).

В этом донесении немало странностей. Во-первых, в деле хранится не оригинал, а копия. На ней стоит виза Б.М.Шапошникова, начальника Генерального штаба Красной Армии, с той же датой — 26 ноября. Во-вторых, нет времени поступления донесения в Москву. Наконец, в тексте правка: последняя ранее содержавшаяся в документе фраза «Прошу указаний» — вычеркнута. Но как можно было и с какой целью править копию?

Содержание самого донесения тоже не совсем ясно. О результатах расследования инцидента полковником Тихомировым в делах никаких сведений нет. Не указаны были и фамилии погибших и раненых…

В тот же день В.М.Молотов вручил финляндскому послу ноту протеста, составленную в сильных выражениях и категорически требовавшую отвода финских войск от границы.

Финский ответ был дан 27 ноября. В нём подтверждалось, что и с финской стороны наблюдались между 15 часами 45 минутами и 16 часами 5 минутами семь взрывов на советской территории… Во избежание недоразумений финны предлагали «приступить к переговорам по вопросам об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы» и одновременно поручить пограничным комиссарам обеих сторон на Карельском перешейке «совместно произвести расследование по поводу данного инцидента…». (Архив ИВИ. Ф. 221. Оп. 6. Д. 22. Л. 164, 166).

Эти предложения были отклонены. 28 ноября в ответной ноте Молотов заявил фактически о денонсации пакта о ненападении, заключённого между СССР и Финляндией в 1932 году. А в речи 29 ноября предложение финнов о совместном расследовании того, что случилось у Майнилы, он назвал «нахальным отрицанием фактов, издевательским отношением к понесённым нами жертвам». В этот же день из Хельсинки были отозваны политические и хозяйственные представители СССР, а в 8 часов утра 30 ноября 1939 года советские войска открыли боевые действия против финской армии.

Разумеется, расследование инцидента в районе Майнилы стало тогда уже ненужным.

Так началась продолжавшаяся 105 дней советско-финляндская война.

На второй день после начала войны в советской печати и по радио было объявлено, что «путём радиоперехвата стало известно» о формировании 1 декабря «левыми силами» в только что занятом советскими войсками городе Терийоки (ныне Зеленогорск) Народного правительства Финляндской Демократической Республики во главе с видным деятелем Коминтерна и рабочего движения в Финляндии О.Куусиненом. Вслед за этим тоже «путём радиоперехвата» советское руководство «узнало» об обращении ЦК Компартии Финляндии к финскому трудовому народу с призывом свергнуть власть «поджигателей войны», не следовать за «предательскими вождями финской социал-демократии».

В первый же день создания терийокского правительства его признал Президиум Верховного Совета СССР. С ним были установлены дипломатические отношения, а 2 декабря в Москве подписан договор о взаимопомощи и дружбе сроком на 25 лет.

Казалось бы, появление такого правительства должно было привести к немедленному прекращению военных действий и готовности сесть за стол мирных переговоров. Однако советское руководство в течение почти двух первых месяцев «Зимней войны» упорно отклоняло всякие предложения о прекращении огня. Оно утверждало, что «Советский Союз не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает войной финскому народу» и что «Советский Союз находится в дружественных отношениях с Демократической Финляндской Республикой, с правительством которой 2 декабря с. г. заключили договор о взаимопомощи и дружбе. Этим договором урегулированы все вопросы…».

Что касается каких-то боевых действий на территории Финляндии, то, как заявлялось в официальных документах, подписанных Молотовым, СССР по просьбе Народного правительства Финляндской Демократической Республики оказывает ей «содействие своими военными силами для того, чтобы совместными усилиями ликвидировать опасный очаг войны, созданный в Финляндии её прежними правителями».

Вопрос о том, кому в действительности принадлежит идея создания этого правительства, и сегодня интересует многих как в России, так и в Финляндии. Вплоть до конца 1980-х годов ответственность за появление на политической арене правительства Куусинена брал на себя ЦК Компартии Финляндии. Об этом, например, написал 9 марта 1989 года в газете «Каснан Уутисет» председатель ЦК КПФ Я.Вальстром, хотя давно было ясно, что инициатива финских коммунистов была невозможно без согласия Сталина.

Но, может быть, всё-таки Сталин принимал самое прямое участие в столь быстром появлении терийокского правительства?

Непосредственные архивные материалы по этому вопросу пока не обнаружены, но косвенные всё же имеются. Перед нами два документа, которые довольно убедительно свидетельствуют, откуда последовало указание о создании «Народного правительства Финляндской Демократической Республики».

Первый из них — это специальная директива начальника Политуправления Ленинградского военного округа дивизионного комиссара Горохова от 23 ноября (т. е. за три дня до событий у Майнилы), которая под грифом «Совершенно секретно» была направлена начальникам политуправлений армий, военкомам и начальникам политотделов соединений.

Наряду с оценкой общей обстановки на северо-западных рубежах СССР в ней содержатся и такие слова: «Мы идём не как завоеватели, а как друзья финского народа. Красная Армия поддержит финский народ, который стоит за дружбу и Советским Союзом и хочет иметь своё, финляндское, подлинно народное правительство». (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Л. 75—77).

Вполне очевидно, решиться на включение подобной фразы без прямого указания из Кремля комиссар Горохов, конечно, не мог.

Второй документ — запись беседы Молотова с германским послом в Москве фон Шуленбургом, которая состоялась в первый день войны (30 ноября) и за день до того, как был сделан «радиоперехват», поведавший о появлении нового правительства в г. Терийоки.

Во время этой беседы Молотов «удивительно точно» предсказал рождение правительства Куусинена и конкретно изложил все важнейшие пункты его внешней и внутренней программы.

«Это правительство, — говорил Молотов, — будет не советским, а типа демократической республики. Советы там никто не будет создавать, но мы надеемся, что это будет правительство, с которым мы сможем договориться и обеспечить безопасность Ленинграда». (Архив ИВИ. Ф. 221. Оп. 26. Д. 22. Л. 234).

Терийокское правительство находилось в «тени» и вскоре после подписания Московского мирного договора объявило о своём самороспуске.

Война с Финляндией планировалась советским военным руководством в качестве одной наступательной операции, которая должна была победоносно завершиться в течение не более двух недель. Ведь превосходство в силах было целиком на советской стороне. Части Красной Армии, сосредоточенные для участия в боевых действиях, превосходили группировку финских войск: по живой силе — в 2 раза, по артиллерии — в 5 раз, танкам — в 7,5 раза, боевым самолётам — в 10 раз. Однако действительность опрокинула эти расчёты.

И хотя 1 декабря Л.П.Берия сообщал К.Е.Ворошилову, что «задачи, поставленные перед частями пограничных войск на 30 ноября, — выполнены» (там же. Л. 395—396), общее наступление Красной Армии уже в первый день боевых действий стало давать сбои.

В последующие дни декабря, несмотря на высокую степень моторизации частей Красной Армии, мужество и героизм её бойцов и командиров, какого-либо кардинального улучшения с продвижением советских войск на территории Финляндии не произошло. В условиях необычайно суровой зимы они оказались слабо подготовленными к боевым действиям в лесистой местности. Танки и тяжёлая техника увязали в глубоком снегу. Плохо работала связь, не было чёткого взаимодействия танков и артиллерии с пехотой, недостаточно эффективно действовала авиация. Участились перебои с доставкой вооружения, боеприпасов, продовольствия, горючего и фуража. Сравнительно легко экипированные части Красной Армии, натолкнувшись на отчаянное сопротивление финских войск, действовавших зачастую небольшими мобильными отрядами, стали попадать в окружение и нести всё более чувствительные потери убитыми, ранеными, больными и обмороженными.

Как вспоминал тогдашний командующий войсками ЛВО, а затем 7-й армией командарм 2 ранга К.А.Мерецков: «Сталин сердился: почему не продвигаемся? Неэффективные военные действия, подчёркивал он, могут сказаться на нашей политике. На нас смотрит весь мир. Авторитет Красной Армии — это гарантия безопасности СССР. Если застрянем надолго перед таким слабым противником, то тем самым стимулируем антисоветские усилия империалистических кругов».

Одна из наиболее серьёзных причин всех этих неудач Красной Армии была связана с нечётким управлением войсками командным составом, не отличавшимся богатым боевым опытом.

И в этой войне был использован уже испытанный метод — многих командиров обвинили в трусости и измене.

Такая позиция руководства страны вполне устраивала наркома обороны и главкома Ворошилова, готового снять с себя большую долю вины за военные неудачи и общее состояние боеготовности войск. «Считаю необходимым, — писал он в конце декабря 1939 года Сталину и Молотову, — провести радикальную чистку корпусов, дивизий и полков. Выдвинуть вместо трусов и бездельников (сволочи тоже есть) честных и расторопных людей. Для проведения этой работы нужно послать Кулика или Щаденко». (Там же. Оп. 263. Д. 21. Л. 35). Однако Сталин посчитал, что с таким поручением лучше всех справится начальник Политуправления РККА Л.З.Мехлис вместе с группой высоких чинов НКВД и военных юристов.

Положение на фронте стало меняться в лучшую сторону только после дополнительной концентрации войск для созданного 7 января 1940 года Северо-Западного фронта. Его командующим был назначен командарм 1 ранга С.К.Тимошенко.

Командование Северо-Западного фронта активно приступило к разработке плана наступательной операции. 11 февраля после месячной подготовки войска фронта перешли в наступление и спустя семь дней главная полоса финской обороны — так называемая «линия Маннергейма» — была прорвана.

Теперь действия Красной Армии оценивались уже иначе. «Русские на этот раз научились организовывать взаимодействие войск, — писал главнокомандующий финскими войсками маршал К.Маннергейм. — …Артиллерийский огонь прокладывал путь пехоте. С большой точностью им управляли с аэростатов и боевых машин».

Падение «линии Маннергейма» поставило Финляндию перед угрозой быстрого и полного поражения. Со всей очевидностью встал вопрос о заключении мира.

Ещё в январе 1940 года с советской стороны поступила информация о том, что СССР оставляет двери открытыми для мирных переговоров с Финляндией. Большую активность в этом деле проявила известная финская писательница Х.Вуолийоки. которая с согласия правительства Р.Рюти 10 января выехала в Стокгольм, где имела встречу с советским послом А.М.Коллонтай. В состоявшейся беседе выяснилось, что советская сторона стремится к миру.

Но финская сторона не спешила сесть за стол переговоров, надеясь на получение эффективной помощи со стороны западных держав, что позволило бы в корне изменить военно-политическую ситуацию. Правящие круги Финляндии, по оценке германского посольства в Хельсинки, полагали «продержаться, по крайней мере, до весны в надежде, что за это время в мире произойдут решающие события».

Но в конце концов более трезвый анализ сложившейся обстановки заставил финляндское правительство согласиться на обсуждение советских предложений о прекращении войны. 29 февраля оно сообщило, что готово принять за основу для начала переговоров о мире полученные от Советского правительства условия. С этой целью 7 марта в Москву прибыла финская правительственная делегация во главе с премьер-министром Р.Рюти. Переговоры, которые проходили с 8 по 12 марта, завершились подписанием мирного договора.

Многие, очевидно, полагают, что в период переговоров напряжение в боевых действиях резко спало, а 12 марта, наконец, смолкли и последние залпы этой «незнаменитой войны».

На самом деле было далеко не так. И вообще финал «Зимней войны» оказался очень кровавым.

С одной стороны, финские войска, которые обороняли позиции на Карельском перешейке, помнили об обещании Маннергейма, что новая граница будет установлена по линии боёв на день наступления мира. Поэтому они не только упорно защищались, но на отдельных участках фронта переходили в контрнаступление. Так, с утра 13 марта финские войска оказали сильное давление на попавшие в окружение части так называемой нашей Ребольской группы 9-й армии, пытаясь прорваться на командный пункт. Обе стороны понесли большие потери. Общие потери финских войск только за тринадцать дней марта составили 28 925 человек, что превысило их потери в январе и феврале, вместе взятые. (См.: Архив ИВИ. Ф. 221. Оп. 263. Д. 21. Л. 207).

С другой стороны, в последние дни сражения Сталин дал указание руководству Северо-Западного фронта и командующим армиями значительно усилить наступательный натиск, считая, что это в итоге принесёт большие выгоды. При этом не случайно бойцы и командиры действующей армии не были проинформированы о том, что в Москве уже идут мирные переговоры. О цели распоряжения Сталина красноречиво говорит следующий архивный документ:

«Немедленно.

Шифром.

Через Начштаба.

Командующему 8 армией.

В результате нашего большого успешного наступления на Карельском перешейке финны, понесшие большие потери, запросили мира. Мы стоим всегда за мирную политику и, возможно, согласимся на ведение там мирных переговоров, при этом понятно, что чем больше захватим в ближайшие дни территории противника, тем больше требований можем предъявить противнику, ввиду чего необходимо как можно больше захватить территории противника в самые ближайшие дни.

Армия достаточно сильна, чтобы отхватить у противника побольше территорий. Либо армия теперь же в ближайшие четыре-пять дней добьётся успеха, либо, если она опоздает, как до сих пор опаздывала, то Ваши операции могут оказаться излишними и никому не нужными…

Ставка Главвоенсовета.

11 марта 1940 г. 1 ч. 40 м.». (АВП РФ. Ф. 96. Оп. 2. Д. 315. Л. 22—25).

Во время одного из заседаний 11 марта финская делегация предложила прекратить военные действия. В ответ она получила разъяснение, что огонь будет прекращён «только одновременно с подписанием мирного договора». (Архив ИВИ. Ф. 207. Оп. 249. Л 6. Л. 27). Однако этого не произошло. Даже утром 13 марта продолжалась наступательная операция на Питкяранском направлении по захвату островов. (См.: Материалы Военного архива Финляндии. Отделение военной истории. Отчёт о деятельности тыловых частей во время «Зимней войны». Военнопленные. 1939—1940 гг; пер. с фин.; За рубежом. 1989. № 48).

Более того, именно после заключения договора о мире, пользуясь тем, что он вступал в силу в 12 часов (по ленинградскому времени) 13 марта Ставка Главвоенсовета отдала приказ о штурме Выборга, который начался в 8 часов утра. Эта последняя крупная военная акция в рамках «Зимней войны» сегодня выглядит бессмысленной. Ведь, согласно Московскому договору, Выборг вместе с прилегающим к нему районам отходил к СССР и мог быть передан без единого выстрела.

В «Зимней войне» обе стороны понесли большие потери. Но советская пропаганда тех лет стремилась всячески преуменьшить наши потери и преувеличить финские. Даже в очерке «Советско-финляндская война 1939—40 гг.», изданном для закрытого пользования, утверждалось. что «потери финнов больше чем в 1,5 раза превышают потери Красной Армии».

И сейчас существуют расхождения между исследователями, российскими и финскими источниками при оценке цифровых итогов вооружённого противоборства.

Однако факт остается фактом, наши потери были гораздо больше.

В материалах Административно-мобилизационного управления Генерального штаба РККА, хранящихся в Российском государственном военном архиве (РГВА) и выявленных его бывшим сотрудником П.А.Аптекарем, имеются такие сведения о потерях Красной Армии: 72 408 убитых, 17 520 пропавших без вести, 186 129 раненых, 13 213 обмороженных, 4 240 контуженных. Подготовленные в мае 1940 года эти цифровые итоги являются также неполными и не совсем точными. Обращение к первичным отчетным документам показывает, что в них, например, существенно (до 30%) занижены сведения о потерях 15-й и 9-й армий, ничего не говорится о потерях Военно-Морского Флота, войск НКВД и о попавших в плен.

Согласно данным картотеки Бюро потерь РГВА, содержащей поименный перечень потерь, Красная Армия во время «Зимней войны» потеряла 131 476 человек убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран, а также около 6 000 пленными. По тем же данным, число раненых и обмороженных бойцов и командиров колеблется от 325 тыс. до 330 тыс.

Что касается потерь противника, то, по финским источникам, они составили: 48 243 человека убитыми, 43 000 ранеными, 4 101 пропавшими без вести (по другим опубликованным финским данным — 3 273) и 825 — попавшими в плен. О количестве обмороженных и контуженных в официальных финских документах и изданиях не говорится.

Поистине трагической была судьба советских военнопленных. Финский плен был очень суровым и тяжким. В то время за малейшую провинность узник из России мог быть подвергнут жестокому наказанию, вплоть до расстрела. Всего, по данным, обнаруженным нами в фондах Военного архива Министерства иностранных дел Финляндии, было взято в плен около 5 000 советских военнослужащих, из них только за период с 22 декабря 1939-го по 5 мая 1940 года в лагерях и тюрьмах погибло 112 человек. По тем же источникам, в результате состоявшегося обмена пленными советской стороне с 17 по 28 апреля 1940 года было передано 5 277 человек, а финской — 775. Кроме того, временно оставались в финском плену из-за тяжёлых ранений и болезней 169 бойцов и командиров Красной Армии, а на территории СССР по тем же причинам — 58 финских военнослужащих. (См.: Архив МИД Финляндии. Ф. 109. Оп. Е.Д.7. Папка 43; пер. с фин.).

После освобождения часть бывших советских военнопленных вместе с другими воинами Красной Армии под музыку духовых оркестров промаршировали по улицам Ленинграда, осыпаемые цветами. Затем их отделили от «воинов-победителей», погрузили в отдельный спецэшелон и в соответствии с решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 19 апреля 1940 года направили в Южский лагерь НКВД. К 28 июня 1940 года здесь содержалось 5 175 красноармейцев и 293 командира, переданных финской стороной при обмене военнопленными, всего — 5468 человек. Из этого количества, как докладывал Берия в тот день Сталину, было выявлено 414 человек, изобличённых в активной предательской работе в плену, и приговорено к расстрелу 232 человека.

Только 450 бойцов и командиров, попавших в плен ранеными, больными или обмороженными, подлежали освобождению из указанного лагеря и передаче «в распоряжение Наркомата обороны».

Советско-финляндская война в целом вскрыла крупные недостатки в подготовке и боеспособности Красной Армии. Её итоги в марте 1940 года обсуждались на внеочередном Пленуме ЦК ВКП(б), а затем в апреле того же года — на расширенном заседании Главного Военного совета с участием руководящего командного состава действующей армии. 7 мая 1940 года наркомом обороны СССР вместо К.Е.Ворошилова был назначен С.К.Тимошенко.

Разработанные на основе опыта «Зимней войны» мероприятия были положены в основу работы по повышению боеспособности Красной Армии. К сожалению, не все уроки из этих драматических событий были учтены в полной мере.

С другой стороны, ход советско-финляндской войны укрепил убеждённость Гитлера в слабости Красной Армии, в быстрой и лёгкой победе в предстоящей агрессии против Советского Союза.

Такого же мнения придерживались и в правящих кругах Великобритании, США, Франции и других западных стран.

Словом, эта война имела далеко идущие последствия. 

Версия для печати